Отправные пункты | Глава 19. Поворот в советско-американских отношениях. Начало ядерного разоружения | Глава 20. Европа: поиск новых подходов | Глава 21. К новому миропорядку | Глава 22. Объединение Германии | Глава 23. От взаимопонимания к партнерству | Глава 24. Преодоление раскола Европы | Глава 25. Ближневосточный конфликт | Глава 26. Япония. Официальный визит президента СССР | Глава 27. Еще несколько портретов | Глава 28. Встреча "семерки" в Лондоне. Экономическое признание перестройки | Глава 29. Джордж Буш в Москве: за три недели до путча | Глава 30. Начало поворота | Глава 31. Янош Кадар. Судьбы венгерских реформ | Глава 32. Войцех Ярузельский - союзник и единомышленник | Глава 33. Чехословакия: синдром-68 | Глава 34. Тодор Живков и другие: кризис доверия в социалистическом содружестве | Глава 35. Югославия: расплата за задержку реформ? | Глава 36. Николае Чаушеску: падение самодержца | Глава 37. Хонеккер: отказ от перестройки | Глава 38. Диалоги с Фиделем Кастро | Глава 39. Москва и Пекин «закрывают прошлое, открывают будущее» | Глава 40. Вьетнам уходит с тропы войны. Лаос и Кампучия. Наш друг Монголия. КНДР | Глава 41. Еще раз «переменить всю точку зрения нашу на социализм» | Глава 42. Январь-июль. Угрозы и надежды | Глава 43. Август. Путч | Глава 44. Сентябрь-декабрь. Последние усилия и беловежский сговор | Глава 45. Мы и внешний мир после путча | Заключение | Делийская Декларация о принципах свободного от ядерного оружия и ненасильственного мира | Проект. Договор о Союзе Суверенных Государств | Обращение Президента СССР М.С.Горбачева к парламентариям страны | Обращение Президента СССР М.С.Горбачева к участникам встречи в Алма-Ате по созданию Содружества Независимых Государств
 

Книга 1 

Глава 26. Япония. Официальный визит президента СССР

Первые контакты 
Продвигая процесс взаимопонимания
На «подступах» к визиту
Переговоры с премьер- министром Т.Кайфу
«Лед тронулся»

     Приглашение посетить Японию было одним из первых, которое я получил, став Генеральным секретарем ЦК КПСС. Это сделал премьер-министр Накасонэ, побывав в Москве. Но затем пошло «длительное вживание в тему», которая оказалась очень трудной. Нормализация и улучшение отношений с этой великой соседней страной было моим понятным желанием, о чем я заявил во Владивостоке летом 1986 года. Но я недооценил препятствий на пути к этому. Кстати, из крупных стран Азии наиболее прохладная, даже неприязненная реакция на владивостокскую речь последовала именно из Японии.
     Однако все по порядку.

Первые контакты 

     Делегации из Японии различного уровня и с разными целями наведывались к нам довольно часто. Редкая из них не просилась на встречу со мной. Со многими я встречался.
     Первыми из тех, которые отложились в памяти, были беседы с одним из руководителей Японской компартии Фувой. Отношения с КПЯ у КПСС на протяжении десятилетий были плохими. С Фувой мы обсуждали главным образом межпартийные проблемы. Особенно настойчиво японский гость убеждал меня, даже требовал (впрочем, абсолютно безуспешно!), чтобы мы порвали раз и навсегда свои контакты с Социалистической партией Японии, которая, по его словам, «служит только империализму США и своей буржуазии».
     В ответ на соответствующий вопрос Фувы я определенно сказал: «Мы готовы к развитию отношений с Японией. Если она не будет предъявлять нам ультиматумов, то для этого имеется большой потенциал. А почему, собственно, Япония предъявляет ультиматум Советскому Союзу, ведь мы ей войны не проигрывали?»
     Должен сказать, что продуманной политики в контексте «нового мышления» на японском направлении у нас тогда не было. Было желание подвести черту под прошлым и «начать все по новой». Эти слова я повторял на первых порах всем своим японским собеседникам, не чувствуя еще значимости — государственной, политической, эмоциональной, традиционной, психологической, всякой, — какую придают в Японии проблеме южнокурильских островов. В первых беседах даже обсуждать этого вопроса не хотел, считая послевоенное территориальное деление всюду и везде окончательным и бесповоротным. Не признавал наличия самой проблемы. Она, по громыкинской формуле, была решена «в результате войны», и потому четыре острова по праву принадлежат Советскому Союзу, у которого, мол, хоть он и большой, «лишних земель нет». Однако по мере формирования политики нового мышления, более близкого знакомства с сутью дела, под влиянием аргументов японских политических деятелей, с которыми все чаще встречался, в дискуссию «по территориальному вопросу» пришлось все-таки вступить.
     Первая такая дискуссия произошла — с большим опозданием от отпущенного мне времени — с председателем ЦИК Социалистической партии Японии Т.Дои 6 мая 1988 года. Мы основательно прошлись по ситуации в мире и, конечно, то и дело касались советско-японских отношений. В конце концов она вывела эту тему на мой визит.
     — Когда же Генеральный секретарь Горбачев приедет в Японию?
     — Когда время наступит. Я готов. А Япония готова? — ответил я вопросом на вопрос. Посмеялись.
     — Да, готова, — уверенно заявила Дои.
     — Вряд ли, — усомнился я.
     — Нет, она готова, — настаивала моя собеседница. — Вы намекаете, что, если с японской стороны четко скажут, что хотят вашего визита, вы поедете?
     — Если в результате визита мы сможем выйти на что-либо конкретное.
     — У вас есть какие-то конкретные условия?
     — Нужен визит, который реально продвинул бы наши отношения вперед. Так просто путешествовать времени нет.
     Дои деликатно, но все же не удержалась, чтобы не поднять тему «нерешенных проблем» и Декларации 1956 года, которая восстанавливала дипломатические отношения между СССР и Японией и содержала пункт о двух южнокурильских островах.
     В том же году я вторично встретился с Я.Накасонэ, который к тому времени уже не был премьер-министром. Разговор наш с ним сразу перешел на тему советско-японских отношений. Собеседник согласился с моей оценкой их состояния, с тем, что они сильно отстают от процессов, происходящих в мире. При этом сказал, что сам он преисполнен намерений содействовать выходу из такого состояния.
     Меня заинтересовали его размышления по проблемам Тихоокеанского региона, особенно оценка моей речи во Владивостоке. По Накасонэ, получилось, что у Советского Союза на Дальнем Востоке еще слабые позиции. Там нет ни одного города, который можно было бы назвать культурным и экономическим центром. Ни одного города с населением больше 500 тысяч человек. Находка, Владивосток — города, которые воспринимаются как военные базы. Кроме того, много нерешенных проблем. Иными словами, до форума типа Хельсинки далеко. Ваша страна еще не созрела для участия в общем клубе стран АТР — так, собственно, прямолинейно оценил ситуацию мой собеседник.
     Я возразил Накасонэ. Во владивостокской речи мы не предлагаем завтра же принять декларацию типа хельсинкской. АТР — огромный и очень сложный регион. В нем живут сотни народов с непростой историей отношений и множеством современных проблем. Здесь сконцентрировалась огромная военная мощь, накопилась масса взрывного материала, и в то же время нет системы, которая гармонизировала бы интересы стран, снимала опасности и противоречия. Может быть, кто-то такую ситуацию считает очень выгодной, но это заблуждение. Пришло время по-новому взглянуть на АТР.
     Владивосток — это приглашение начать движение через динамизацию двусторонних отношений, политический диалог, отдельные шаги по созданию зон доверия. Надо начать движение. Никто не говорит: давайте завтра Хельсинки! Вы правы, что рано говорить о Хельсинки, но если ничего не предпринимать, то проблемы так и останутся.
     Накасонэ гнул свою линию — СССР надо интенсивнее активизировать связи районов Приморья со странами Японского моря. Тогда в регионе действительно будут развиваться дружеские отношения. Вот из Японии каждый год выезжает до 6 миллионов человек в зарубежные страны. А в восточные районы СССР практически никто не едет. Здесь надо строить гостиницы, подумать об организации лыжных центров и т.д. — ведь масса интересных мест. Это будет лучше и гораздо дешевле, чем ездить в Канаду, что очень популярно в Японии. Японцы до сих пор воспринимают Владивосток как какую-то опасную военную базу, а надо, чтобы о нем думали как об экономическом, культурном центре, центре туризма. Тогда резко переменится и представление о регионе в целом, возникнут совместные предприятия. Надо, чтобы во Владивостоке выступали известные коллективы, такие, как оркестр Ленинградской филармонии, Большой театр. Тогда и японцы сюда поедут.
     Реагируя на мой анализ процессов в СССР, Накасонэ продемонстрировал довольно хорошее знание нашей ситуации. А в конце концов вежливо подошел к болезненной теме — к «препятствиям в советско-японских отношениях».
     Хочу воспроизвести эту часть нашей беседы текстуально.
     «НАКАСОНЭ. Я очень хочу добиться улучшения японо-советских отношений. За этим и приехал в Москву. Во-первых, существует территориальная проблема. Когда в переговорах она возникает, советская сторона сразу гневается и не хочет ее обсуждать. Я думаю, что после 1956 года, когда были восстановлены дипломатические отношения, было сделано с обеих сторон слишком много заявлений, являющихся политическим блефом. Вы, господин Горбачев, юрист, заканчивали Московский университет. Я тоже юрист, заканчивал Токийский университет. Давайте поговорим об этих проблемах хладнокровие, как юристы. Еще раз обдумаем, каким образом были восстановлены дипломатические отношения, какие вопросы существуют и как их решить. Надо вернуться к исходному пункту положения, зафиксированного после Второй мировой войны.
     В то время нашим главным желанием было восстановить дипломатические отношения и начать движение в сторону дружеских отношений. Декларация была принята 19 октября 1956 года, ее подписали Хатояма и Булганин. А 29 сентября был проведен обмен письмами между Мацумото и Громыко. В этих письмах обе стороны согласились после восстановления нормальных дипломатических отношений продолжить переговоры о мирном договоре, включая территориальный вопрос.
     В 1960 году в новой форме был подписан японо-американский договор безопасности. Советский Союз направил меморандум, смысл которого, как нам кажется, состоит в отрицании договоренности, зафиксированной в письмах Мацумото—Громыко. Но договор безопасности 1960 года имеет ряд положительных моментов, поскольку он фактически восстановил полную независимость Японии. Во-первых, Япония получила юрисдикцию над американскими войсками на ее территории. Во-вторых, исключается возможность участия американских войск в подавлении внутренних беспорядков в Японии. В-третьих, в отличие от предыдущего бессрочного договора нынешний необходимо продлевать каждые 10 лет. В нем предусмотрена процедура аннулирования.
Важным этапом были переговоры Танака—Брежнев. Они ознаменовали попытку вернуться к исходной точке. Но тогда во время переговоров было слишком много политических эмоций.
     Мы не думаем, что наши северные территории сразу будут возвращены. Но очень важно опираться на исходные договоренности, которые зафиксированы в международных соглашениях между нашими двумя странами. Это внесет большой вклад в развитие отношений между нами. Я прошу вас серьезно отнестись к этому и изучить этот вопрос. Надо, чтобы настроения наших двух народов в этом вопросе были освобождены от эмоций и проблемы решались спокойно.
     ГОРБАЧЕВ. Могу повторить наш принципиальный подход. Мы заинтересованы в добрых отношениях с Японией. Они должны охватывать политический диалог, экономическое, научно-техническое, культурное сотрудничество, обмен людьми. Мы за самые широкие связи. В 1985 году, когда мы с вами встречались впервые, я тоже говорил об этом. Что произошло за три года'? Со многими странами наши отношения расширились, стали продуктивными. А с Японией не только не продвинулись, застыли, кое в чем откатились. Мы об этом сожалеем. Нам кажется, что в Японии сложилось мнение, будто Советский Союз больше, чем Япония, заинтересован в улучшении отношений. До меня доходят сведения, что японцы делают вывод: Советский Союз нуждается в новой технологии и поэтому он обязательно придет на поклон к Японии. Это большое заблуждение. Если такой подход лежит в основе японской политики, ничего у нас не получится. В наших отношениях образовался какой-то пат.
     Японские представители, говоря о советско-японских отношениях, начинают отсчет с 1956 года. А их надо начинать с послевоенной ситуации. Тогда и 1956 год выглядит иначе. В контексте того периода для восстановления отношений с Японией, их нормализации Советский Союз решил пойти на благородный шаг — отдать два острова. Это была добрая воля Советского Союза. А со стороны Японии сразу было выдвинуто требование четырех островов. И все завершилось ничем. Но потом последовал 1960 год. Япония пошла на сближение с США. Присутствие США в этом регионе возросло и приняло нынешние размеры. Это потребовало от Советского Союза ответных шагов».
     ...В общем, полезная и содержательная наша дискуссия с Накасонэ в тот раз практически тоже ни к чему не привела: оба исходили из зафиксированных позиций, каждый считал себя правым.
     Накасонэ подтвердил свое прежнее, сделанное в бытность премьер-министром приглашение «от имени всей Японии» — посетить его страну.

Продвигая процесс взаимопонимания

     5 мая 1989 года я принимал министра иностранных дел Японии Уно. К этому времени у меня был уже опыт общения, по крайней мере, с десятком японских официальных лиц. Но заметного продвижения в отношениях не было, о чем я и сказал министру. Однако мы уже могли оценить тот факт, что с декабря 1988 года начался диалог между нашими правительствами на уровне министров иностранных дел. Уно передал мне и Шеварднадзе «пять пунктов», по которым японская сторона предлагала вести этот диалог: продолжить работу по заключению мирного договора; укреплять доверие в отношениях; продвигать торгово-экономические связи; содействовать расширению контактов между людьми; обеспечить визит в Японию Горбачева.
     При этом, однако, Уно официально подтвердил неизменность позиции своего правительства по островам: Япония не может признать соображения советской стороны, согласно которым с юридической и с исторической точки зрения четыре острова принадлежат Советскому Союзу.
     Я со своей стороны не счел возможным реагировать прямолинейно, фиксируя неизменность нашей позиции. Сказал, что есть в начавшемся диалоге и какое-то продвижение. Появились рабочие группы по заключению мирного договора, они начали собираться, это укрепляет ростки доверия. Я за то, чтобы продвигать процесс взаимопонимания, не оставляя в стороне никаких вопросов.
     В дальнейшей эволюции японо-советских связей большую роль сыграл посол Эдамура. Это умный, образованный дипломат высокого класса, с сильным характером. Очень определенный в суждениях и по-японски настойчивый в достижении целей, которые ставило перед ним токийское начальство. Но он вносил в эту свою служебную деятельность сильный элемент человеческого обаяния. У нас с ним сложились откровенные и доброжелательные отношения с оттенком доброго юмора.
     Немалое значение имели мои контакты с японцами по общественной и культурной линии. Помню встречу с господином Икэдой летом 1990 года. Икэда — выдающийся мыслитель-гуманист, возглавляющий много лет религиозно-просветительскую организацию «Сокко-Гаккай», которая через свои культурные, учебные, университетские центры стремится служить делу духовного обновления и нравственного самоутверждения людей.
Встреча происходила в Кремле. Икэда привел своих соратников, человек двенадцать. Мы заочно немало уже знали друг о друге; когда здоровались, почувствовали, что предстоит откровенная, интересная беседа.
     В ней присутствовала, конечно, и тема советско-японских отношений. Я обосновывал свою позицию — быстрее, решительнее улучшать атмосферу отношений между нашими странами, включать как можно больше людей с обеих сторон в живые контакты, тогда легче будет решать все проблемы. Икэда отнесся к этому с пониманием, но подчеркивал, что «движение вперед» и на этом направлении больше зависит от перемен в советском обществе.
     В критические дни кризиса в Персидском заливе в январе 1991 года, поддерживая постоянный контакт со многими руководителями государств, я считал для себя обязательным обменяться мнениями и с Т.Кайфу, премьер-министром Японии. Разговор по телефону был весьма содержательным. С обеих сторон было понимание главного — с кризисом надо покончить по возможности так, чтобы не было слишком серьезного ущерба делу улучшения международных отношений в целом.
     Этот первый заочный контакт с японским премьером занял свое место в психологической подготовке к нашей встрече в Токио.

На «подступах» к визиту

     В рамках непосредственной подготовки к нему не могу не отметить приезд в конце марта 1991 года в Москву генерального секретаря Либерально-демократической партии Японии Итиро Одзавы. Конечно, я знал о роли этой партии в государственной жизни Японии. Временами она правила в Японии не менее императивно, чем КПСС в Советском Союзе.
     Встреча в Кремле проходила как встреча «руководителей правящих партий». И на этот раз разговор начался с констатации того, что советско-японские отношения отстают от отношений СССР со многими другими странами. Ненормальность такого положения очевидна. Ведь речь идет о двух соседних государствах, двух великих народах.
Было ясно, что появление Одзавы в Москве не было лишь его личной инициативой: руководство ЛДП хотело заранее узнать, с каким багажом я собираюсь в Японию. У Одзавы были и свои амбиции — узнать об этом первым.
В разговоре я вновь апеллировал к нашему опыту с Германией — идти через наращивание сотрудничества, изменение общественной атмосферы в восприятии народами друг друга, через изменение региональной и международной обстановки, искать оптимальный подход к решению проблем. Иначе говоря, признавая наличие проблем и необходимость их решения, я предлагал делать это в рамках постепенного и всестороннего улучшения отношений.
     Моя обновленная позиция, говорил я Одзаве, состоит в следующем: давайте сотрудничать, искать пути развития наших отношений, обсуждать все вопросы. Будем продолжать работу над мирным договором, во всяком случае, у нас к этому есть добрая воля. Мы хотим, но никак не можем двинуться навстречу друг другу, а надо двигаться, выходить на новый уровень сотрудничества — тогда возникнет и новая ситуация.
     Одзава не был оригинален, он повторял то, что я неоднократно слышал уже от японских деятелей: существует коренная разница между японо-советскими и советско-германскими отношениями. Япония во время Второй мировой войны не нападала на Советский Союз, не наносила ему вреда. Все в Японии надеются, что Горбачев смелыми политическими решениями сможет устранить препятствия, мешающие развитию наших отношений.
Аргументация и с моей стороны пошла по кругу. Я счел необходимым вновь разъяснить свою концепцию: проблема родилась в историческом процессе, история так или иначе ее решит. Давайте уйдем от старой позиции, двинемся друг другу навстречу. Иного пути не вижу. Я не формулирую нашу позицию в завершенном виде, лишь посвящаю вас в свои раздумья. Надо идти на сотрудничество и одновременно вести переговоры о мирном договоре. Оба процесса будут оплодотворять друг друга, приносить позитивный результат. Тут должно распорядиться время, может быть, совсем близкое, а может быть, и отдаленное.
     Мне казалось, Одзава понял, что большего я не могу сказать и не скажу. Но вечером мне доложили, что он настаивает на еще одной встрече. Меня это удивило и не понравилось — случай, действительно, выпадал из всяких правил. Однако я решил «не обижать» этого деятеля, опять же ради того, чтобы исключить недоразумения в процессе, как мне казалось, начавшегося улучшения советско-японских отношений.
     Одзава долго извинялся, объяснял, что не успел изложить всего, что привез из Японии, не сумел прояснить свою позицию до конца. Но мне-то было ясно: из Токио требовали большей определенности. С этим был связан и престиж Одзавы в расстановке партийно-политических сил в Японии.
     Собеседник начал с «концепции визита Горбачева», которую он-де не успел изложить на первой беседе. Японское руководство исходит из того, что президент рассмотрит со своими собеседниками в Токио три момента, касающиеся «северных территорий»:
— Признать действенность совместной Декларации 1956 года и взять ее за основу для начала новых переговоров о мирном договоре.
— Подтвердить, что в дальнейшем под территориальным вопросом между СССР и Японией подразумевается решение судьбы двух других островов — Кунашир и Итуруп.
— Переговоры после визита должны определить статус Кунашира и Итурупа примерно осенью текущего года.
И в качестве «стимула» ко всему этому Одзава намекнул, что в этом случае японские фирмы готовы оказать СССР существенную экономическую помощь.
     Я начал с последнего, сказав, что решительно отвергаю всякий торг как способ ведения дел. Это совершенно неприемлемо не только в диалоге между Японией и Советским Союзом, но и в принципе. Еще раз сказал собеседнику:
     — Главной задачей моего визита в Японию является подготовка условий для вывода отношений на новый уровень. На этой основе мы сможем начать обсуждение всего комплекса вопросов, включая мирный договор и в его контексте — о прохождении границы. Хорошо понимаю настроения общественности Японии и зависимость от них позиций Одзавы. Но и власти в Советском Союзе должны учитывать общественное мнение.
     Одзава не был доволен, продолжал настаивать, чтобы я сказал ему о предложениях, с которыми поеду в Токио.
— Сюрпризов не будет. Будут какие-то отработанные формулировки. Возможны нюансы, — таким был мой ответ.
     Из второй беседы я понял, что японцы будут оказывать сильное давление на меня в ходе визита.

Переговоры с премьер- министром Т.Кайфу

     Визит начался 16 апреля 1991 года. По дороге я на два дня остановился в Хабаровске. Было что обсудить с местными властями по внутренним делам. Заодно я хотел прояснить настроения наших людей, живущих поблизости от «спорных территорий». В столичных средствах массовой информации позиции разделились довольно четко: одни — за то, чтобы отдать острова и не тянуть с этим. Другие — не отдавать ни в коем случае. И у тех и у других были свои весомые аргументы. Концепция визита была обговорена с членами советского руководства: вести переговоры, нацеленные на коренное улучшение отношений с Японией, и пусть история рассудит, как быть с островами. Дальневосточники в своем большинстве были против всяких уступок в территориальном вопросе, но линию руководства на расширение связей с соседней Японией однозначно поддерживали.
     В Хабаровске я возложил венок на кладбище японских военнопленных — в знак примирения и нашего желания подвести черту под давней враждой.
     16 апреля в 10.30 по местному времени наш самолет приземлился в аэропорту Ханэда. Прозвучал 21 залп артиллерийского салюта. Официальная церемония с участием императора и императрицы состоялась на территории отведенной нам резиденции. После церемонии вместе с императором и императрицей мы отправились в императорский дворец, где состоялась примерно часовая беседа.
     Я тоже сделал исторический обзор и воспроизвел все то, что читатель уже знает из моего диалога с представителями Японии. Обобщил сказанное так:
     — Думаю, господин Кайфу, если мы хотим совершить прорыв и если мы реалисты, то надо совместно поднимать отношения на новый уровень. Мы понимаем, что не можем отложить, отбросить «проблему препятствий». Поэтому надо идти на сотрудничество и вести переговоры в другой динамике, в другом темпе. Если нужен более высокий уровень переговоров, давайте задействуем и другие эшелоны. Тогда оба процесса, расширение сотрудничества и работа над договором будут оплодотворять друг друга. Жизнь нас подведет к справедливому решению всех проблем, включая территориальную, которая стоит на пути заключения мирного договора.
     Мы понимаем, что в Японии существует общественное мнение. Свое общественное мнение, однако, существует и у нас, и его мы тоже ни в коей мере не можем игнорировать. Только расширяя сотрудничество, мы можем изменять ситуацию, настроения в обществе, создать новую атмосферу и выйти на баланс интересов. Пусть поработает история, близкая и далекая. Раз речь идет о мирном договоре, мы должны обсудить весь комплекс вопросов и найти их решение, в том числе пограничного вопроса, проблемы территориального размежевания. Думаю, мы найдем ключ к их решению. Надо вместе сделать шаги навстречу друг другу.
Кайфу решил «конкретизировать» переговоры.
     — Мы считаем необходимым подтвердить зафиксированную в Совместной декларации 1956 года договоренность о передаче Японии островов Хабомаи и Шикотан. В переговорах по мирному договору подразумеваем передачу Японии остальных двух островов — Кунашир и Итуруп. Целесообразно определить конкретные сроки завершения этих переговоров.
     Я повторил свою аргументацию. Между прочим, спросил об отношении японского правительства к интересу деловых кругов Японии «работать» в Сибири, на Сахалине и т.д. Кайфу заявил, что к этому «в принципе отношение положительное», но мешает, мол, «главный вопрос».
     На том первый раунд переговоров и кончился.
     На другой день, после очевидной «ночной проработки» итогов первой беседы в японском руководстве, премьер-министр сразу же поднял тему Декларации 1956 года. Она, мол, является основой переговоров и историческим фактом в советско-японских отношениях.
     Цитирую свой ответ: «Вы возвращаете нас к 1956 году. Но тут у нас позиции разные. Мы думаем над тем, как при наличии разных подходов отразить в итоговом документе какой-то позитив. Мы могли бы пойти вам навстречу и сделать в итоговом документе такую компромиссную запись: стороны обсудили территориальные вопросы, вернее, вопросы о территориальном размежевании, учитывая позиции, которые они занимают по вопросу о принадлежности островов Кунашир и Итуруп и малой Курильской гряды (т.е. островов Хабомаи и Шикотан).
И для советской, и для японской общественности было бы видно, что проблема принадлежности островов обсуждалась и будет обсуждаться в ходе подготовки мирного договора. В инициативном порядке, для закрепления этого позитива, мы могли бы предпринять конкретные шаги: рассмотреть вопрос о сокращении, например, в течение трех лет воинского контингента на Южных Курилах, о налаживании совместной хозяйственной деятельности в этом районе, включая морские ресурсы; о безвизовом, упрощенном посещении островов японскими гражданами. Такая политическая формула и сопровождающие ее конкретные предложения показали бы, что мы продвинулись вперед.
     Если вы на это идете, можно записать, что мы продвинулись в подготовке мирного договора и вышли на общее понимание по ряду концептуальных его положений. Это значит, что договор должен будет зафиксировать окончательное послевоенное урегулирование, основанное на балансе интересов по всем направлениям, включая территориальное размежевание.
     Что же касается вашей, господин Кайфу, постановки вопроса, то скажу совершенно искренне: она сейчас нереальна и неприемлема. У меня весь запас аргументов исчерпан, дальше я буду только повторяться».
Кайфу опять начал рассуждать, привлекая все новые данные о переговорах на разных уровнях на протяжении 30 лет после подписания Декларации 1956 года. И, между прочим, обронил фразу: «Вы, господин президент, говорили, что шанс тогда ушел...» Я тут же среагировал: «Боюсь, и второй шанс уходит».
     Кайфу понял, что дело может обернуться полным провалом. Повторив ряд уже использованных аргументов, он все-таки продолжал настаивать на том, чтобы советская сторона в итоге переговоров подтвердила верность Советского Союза Декларации 1956 года без всяких оговорок.
     Третий раунд, после обеда, был посвящен международным вопросам. Это был обзор событий и оценка их — в основном с моей стороны. Ничего оригинального из этого обмена не запомнилось. По просьбе Кайфу я охарактеризовал ситуацию в Советском Союзе. Говорили, кстати, и о предстоявшем летом того года в Лондоне заседании «большой семерки». Японский премьер был очень осторожен, сдержан на этот счет.
18-го утром, в следующем раунде, мы вернулись к «ключевому вопросу». На руках у нас уже были проекты, которыми делегации обменялись заранее: в них каждая обобщила сказанное ею ранее и сформулировала свои предложения по пунктам — для итогового коммюнике.
     В наших предложениях мы постарались отразить какое-то «продвижение». Там говорилось об общении населения Хоккайдо и «спорных» островов, об упрощенном, безвизовом режиме, совместной хозяйственной деятельности. Мы предложили также сокращение военного контингента на островах. Такая конкретика как бы давала сигнал, что дебаты относительно мирного договора уже дают какой-то практический результат.
     Японский проект упирал опять же на необходимость подтверждения нами Совместной декларации 1956 года и полностью обходил вопросы экономического сотрудничества. Японцы принимали не все пункты и в нашем проекте. Например, вместо постепенного сокращения войск на островах они предложили убрать их совсем и немедленно.
     Пошел спор по пунктам обоих проектов. Кайфу при этом опять и опять возвращался к Декларации 1956 года. В конце концов я предложил компромиссную формулу: не называя сам документ, сказать, что «начиная с 1956 года было положено начало новому процессу, ознаменованному восстановлением дипломатических отношений и прекращением состояния войны». Мы не могли принять формулу Кайфу, потому что в ней была попытка спустя несколько десятилетий придать Декларации 1956 года роль, какой она не сыграла. Наша же формула отражала всю противоречивость происшедшего, объясняла и то, почему шанс был упущен.
     Кроме того, я дал вполне определенную, отрицательную оценку увязки торгово-экономического и иного сотрудничества с «успехом переговоров по мирному договору». Считал единственно эффективным «обратный» подход, в чем все время пытался убедить собеседников.
     Обмен мнениями приобрел напряженный оттенок также и в связи с нежеланием японцев зафиксировать в итоговом документе «промежуточные меры». Аргументация сводилась к тому, что поскольку они считают острова своими, то не могут допустить, чтобы «на собственной территории Японии вводились какие-то международные правила».
     Возник продолжительный спор и по срокам подготовки мирного договора. Я сказал, что предложение японской стороны отвести на переговоры шесть месяцев — нереально. Кайфу в ответ повторил свои аргументы. Договорились вернуться к вопросу еще раз.
     Вечером 18 апреля состоялся 6-й раунд переговоров. Премьер-министр согласился на мою формулу упоминания 1956 года, оговорив при этом, что делает очень смелый, рискованный для себя шаг: «придется отвечать перед парламентом и перед народом». Но отказался подчеркнуть в Заявлении стремление к масштабному сотрудничеству в экономической и других областях. Может показаться, какое значение имеет одно слово. Но в политике, дипломатии иной раз и оно может сыграть свою роль. Ведь какое-то, и немалое сотрудничество существует, и, раз мы вроде бы собирались обозначить новый этап в процессе сближения, надо было это как-то отразить. Но Кайфу хотел, видимо, сохранить резерв давления на Советский Союз ради «ключевого вопроса». Правда, в последний момент он все-таки пошел на небольшую уступку: вместо слова «масштабное» записали «конструктивное» сотрудничество.
     Подписание политического итогового коммюнике и еще пятнадцати документов по конкретным направлениям было очень торжественным. Как и официальные проводы у моей резиденции. Потом была поездка на скоростном поезде в Киото, где состоялась встреча с деловыми кругами. Времени в нашем распоряжении было мало, и в этот раз удалось увидеть лишь несколько уголков старой столицы. Но тысячи людей, вышедших нас приветствовать, особенно дети, — это взволновало до глубины души.
     Из Киото прибыли в Нагасаки, посещение которого запомнилось как впечатляющая встреча с японским народом. Несколько километров мы ехали по живому коридору, затем шли пешком. Поклонились жертвам ядерной бомбардировки в парке мира.
     Мы ощутили гостеприимство японцев, общаясь с представителями политических, деловых кругов, студенчеством, детьми, спортсменами. Раиса Максимовна побывала в национальном театре Кабуки, на предприятии, выпускающем восточные сладости, знаменитом рыбном рынке Токио, посетила дом японской семьи, школу удивительного искусства аранжировки цветов.
     С нами в Японию ездили известные представители советской культуры и общественные деятели: В.Розов, В.Распутин, Д.Кугультинов, Н.Губенко, А.Вольский, Г.Волчек, В.Мартынов, Н.Данилюк, Г.Боровик, О.Уралов, Г.Зайганов, Ю.Яременко, К.Саркисов... Наверное, всех не упомнил. Они своими контактами с японцами помогли сдвинуть с места поезд советско-японских отношений. Перед отъездом все мы, советские, с участием премьера Кайфу и его супруги посадили липу — дерево жизни, здоровья и дружбы.

«Лед тронулся»

     Что было дальше? Японские делегации продолжали приезжать. Общаясь с ними, я чувствовал, что в результате апрельского визита «лед тронулся» — отношения действительно выходят на иной уровень.
     Это нашло реальное подтверждение и в позиции японского руководства на «семерке» в Лондоне в июле этого же года. Думаю, не будь визита, японская позиция вряд ли бы столь изменилась. И это могло негативно повлиять на позицию ведущих государств Запада по вопросам экономического сотрудничества с Советским Союзом. Теперь же Кайфу присоединился к своим коллегам в «ареопаге мировой экономики», хотя и делал оговорки насчет «особых» проблем у Японии с СССР.
     Я заблаговременно написал ему письмо, как и другим главам «семерки». В ответном послании, которое вручил мне посол Эдамура, говорилось о готовности Японии оказать содействие Советскому Союзу в размерах, которые «выходят за рамки чисто технической помощи».
     Вот выдержки из разговора с Кайфу в Лондоне 12 июля 1991 года:
     «ГОРБАЧЕВ. Хочу сказать вам, господин премьер-министр, что все, о чем мы говорили во время моего визита, легло в основу решения, которое имеет целью реализовать токийские договоренности.
КАЙФУ. Мы, как об этом было сказано в Совместном заявлении, придаем первостепенную важность ускорению работы по завершению подготовки мирного договора, включая разрешение территориальной проблемы. Наряду с Совместным заявлением в Токио было подписано 15 соглашений, касающихся сотрудничества между нашими странами в различных практических областях. Мы в Японии активно занимаемся тем, как нам двигаться по пути реализации этих соглашений. Вчера в Советский Союз выехала делегация японских специалистов, которые займутся изучением возможностей для развертывания сотрудничества в области конверсии советских военных предприятий. Успешно ведутся двусторонние переговоры по безвизовым поездкам японцев на южные Курильские острова.
     ГОРБАЧЕВ. Учитывая итоги визита, теперь надо быстрее идти к новому уровню доверия. Тогда мы сумеем решить любые проблемы, даже те, которые сейчас кажутся неразрешимыми. Сотрудничая с Японией, мы пойдем настолько далеко, насколько далеко захочет ваша страна».
     То, что апрельский визит «начал работать» в русле «меняем атмосферу, среду и тогда все вопросы разрешимы!», нашло подтверждение в контактах с представителями Японии осенью 1991 года, уже после путча. Я имею в виду приезд в Москву министра внешней торговли и промышленности Японии Накао (21 октября 1991 года) и встречу с вице-президентом Федерации экономических организаций Японии Т.Яхиро (27 ноября 1991 года). Обе эти встречи — выразительное свидетельство того, что практичные японцы делали вполне деловые выводы из всего, что произошло после апреля.
     Министр Накао информировал меня:
     — Мы готовы сотрудничать с Советским Союзом, оказывать вашей стране содействие в осуществлении реформ, в том числе и в области экономики, как соседнему дружественному государству. По этой причине, в частности, наше министерство добилось того, чтобы в качестве чрезвычайной меры в рамках предоставляемой Советскому Союзу экономической помощи в размере 2,5 миллиарда долларов 1,8 миллиарда долларов были выделены на страхование торговых операций с вашей страной. Это необходимо, чтобы Советский Союз смог увеличить свои валютные поступления путем реализации проектов разработки нефти и природного газа по линии Российской нефтяной корпорации и Газпрома.
     Сейчас у японского частного сектора проявляется стремление активно участвовать в экономическом сотрудничестве с СССР, внедряться в советскую экономику. Перед нынешним визитом в Москву я встречался с руководителями крупнейших японских компаний. Они благодарили японское правительство за такое решение и просили передать вам наилучшие пожелания. Кроме того, мы решили осуществлять страхование новых инвестиций в экономику вашей страны с тем, чтобы содействовать деятельности японского частного сектора в сфере капиталовложений в СССР. Я с удовлетворением отмечаю, что в этой области сейчас осуществляются около десяти проектов с участием японских частных компаний по обработке и экспорту природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока.
     Что касается технического содействия Советскому Союзу, то помимо сотрудничества в составлении программы экономических реформ мы готовы оказывать содействие в осуществлении конверсии военной промышленности, обеспечении безопасности АЭС, развитии малого и среднего бизнеса.
Накао передал мне справку об уже осуществляемых советско-японских проектах и планах сотрудничества.
     — Мы считаем, — продолжал министр, — что в контексте реализации экономических реформ в СССР важнейшей задачей является эффективное осуществление конверсии. Поэтому призвали сотрудничать в оказании Советскому Союзу содействия в этой сфере США и Великобританию. Японо-американская делегация посетила Пермь и ряд других мест с целью изучения проблем конверсии. Хотел бы передать доклад, подготовленный по итогам поездки данной делегации. Надеюсь, вы примете его во внимание при осуществлении конверсии. Причем я не связываю оказание этой помощи с территориальной проблемой. Рад, что правительство Японии действует теперь именно таким образом.
     Читатель может оценить, что значит, когда такие вещи говорит японский государственный деятель. Это как бы определило суть моего ответа:
     — За последние шесть месяцев мы смогли сделать многое. У меня положительное отношение ко всему, что вы говорили по конкретным экономическим вопросам. Можно сделать вывод, что после апрельского визита у советско-японского сотрудничества другая динамика, другой темп.
Весьма симптоматичной была беседа с Яхиро (27 ноября), возглавлявшим делегацию Информационного агентства Киодо Цусин и фирму политических инноваций Японии. Он — главный советник корпорации Мицуй Буссан, вице-президент экономических федераций Японии, президент ассоциации содействия развитию торговли с СССР и странами Восточной Европы.
     В делегацию входило 40 человек — руководящие деятели крупнейших корпораций Японии в сфере транспорта, энергетики, банковского дела, финансов и торговли. Они приехали, чтобы ознакомиться с конкретными объектами, определить возможности содействия реформам в России, в СССР.
     В беседе речь шла о конкретных вещах — технологии массового жилищного строительства, методах повышения эффективности нефтедобычи и т.п. Яхиро высказал пожелание, чтобы выделенные Японией средства были в первую очередь направлены на повышение эффективности нефтедобычи. Поддержал идею кооперирования в этом проекте с американцами. Встреча состоялась всего за месяц до «роспуска» Советского Союза. Я вовсе не хочу сказать, что все, о чем с таким энтузиазмом говорили мне японские ответственные представители, было бы осуществлено в считанные месяцы — такие вещи у нас не так-то просто делаются. Но тенденция уже выявилась и набирала темп.
     Так получилось, что в Японии я побывал и в 1992 и 1993 годах — в обоих случаях в апреле, в период цветения сакуры. В 1992 году — как президент Фонда Горбачева по приглашению национального комитета Японии, куда вошли видные политические и общественные деятели науки и культуры. Эта поездка превзошла все ожидания. Японцы в Токио, Хиросиме, Осаке, Киото, куда нас привела программа, проявили к нам удивительно теплые чувства, неподдельный интерес к моим выступлениям. Аудитории были переполнены, вопросов задавалось множество. Пресса широко освещала этот беспрецедентный диалог.
     В этой поездке я застал японское общество в поисках ответов на многие вопросы. Часто интересовались, какой мне видится роль Японии в современном мире. Задавали вопрос о роли государства — в Стране восходящего солнца идет полемика между двумя течениями в„ политике и общественной мысли, одно из которых выступает за усиление, как минимум сохранение, централизации, другое — за расширение прав регионов. В провинции Кансай, где сосредоточен мощный индустриально-технический потенциал, были недовольны тем, что центр ограничивает инициативу региона, особенно во внешнеэкономических делах. Впрочем, споры такого рода ведутся повсюду, правильное, рациональное распределение полномочий между центром и местами — это извечная проблема. Кое-где она нашла оптимальное решение, у нас же была и, к сожалению, еще долго останется источником серьезных недоразумений. В Японии эта проблема не так остра, но нам было поучительно услышать доводы, приводимые с обеих сторон, как говорится, век живи — век учись.
     Наши японские собеседники, политики и ученые, поделились своими оценками новых явлений среди молодого поколения, в частности все более распространяющегося недовольства условиями жизни, прежде всего что касается жилья. Это при резко возросшем за десятилетия «японского чуда» жизненном уровне.
Словом, вторая поездка в Японию позволила мне намного лучше узнать страну, понять ее заботы, сблизиться с людьми. Насыщенную, интересную программу удалось осуществить благодаря усилиям газеты «Иомиури», прежде всего ее президента господина Ц.Ватанабэ, главного редактора господина Х.Като, его сотрудников А.Коджима, А.Сайто, К.Хамадзаки. Патронировали эту поездку Я.Накасонэ и Т.Кайфу.
     Я и мои спутники особо оценили сделанное японскими друзьями еще и потому, что Российское посольство не только не проявило никакого к нам внимания, но старалось если не сорвать, так принизить эту поездку. Из Москвы, как нам рассказали, следовали одно за другим требования и советы японцам, кому принимать Горбачева, а кому не стоит. Делались даже попытки помешать встрече с императором. Мы уже потом поняли, почему японская пресса так много писала о том, что беседа в Императорском дворце оказалась вдвое продолжительней, чем намечалась сначала.
     Впрочем, с подобным отношением приходилось сталкиваться и во всех других моих зарубежных поездках после ухода с президентского поста. Послы России получали из МИДа строжайшее указание игнорировать бывшего советского президента. Исполнялось оно настолько скрупулезно, что иной раз полномочный представитель России под надуманным предлогом уклонялся даже от участия в приеме, который давали в мою честь глава государства или правительства страны. Кажется, только в двух случаях российские послы «осмелились» пообщаться со мной.
Пишу об этом с чувством горечи за наше бескультурье, за постыдное российское злопамятство. Конечно, такое отношение никоим образом не могло и не может унизить мое достоинство — не вниманием чиновных персон дипломатического ведомства оно определяется. Но нельзя не пожалеть, что такое поведение наносит ущерб национальному престижу (о нас говорят в таких случаях как о дикарях) да и упускается возможность использовать в интересах России авторитет ее граждан, выезжающих за рубеж.
     В третий раз — в 1993 году — я снова оказался в Японии, в Киото, где состоялось заседание Попечительского совета, учредившего Международный Зеленый Крест. Снова был апрель, и снова цвела сакура. С древних времен отношение японцев к природе породило специфические обычаи любования луной, снегом, деревьями и цветами. Весна в Японии — это великолепие цветущей сакуры, олицетворяющей совершенство и безупречность. Цветение сакуры длится всего несколько дней и потому еще больше ценится. Ее белоснежные и бело-розовые облака плывут по стране с юга на север с конца марта до конца апреля.
     И еще остались в памяти поездки на скоростном «Хикари», когда перед глазами проплывают одна за другой картины Японии: ландшафт, непрерывающаяся цепь городов, поселков, предприятия, поля, теплицы, бесконечное число автомобилей. Над многими домами воздушные разноцветные карпы — это происходит в дни праздника мальчиков. Поезд мчится со скоростью до 270 километров, а над деревнями, поселками, городами парят карпы! Незабываемые картины.
     Самые сильные впечатления остались от встреч со студентами и профессорско-преподавательским составом крупных японских университетов: «Аояма Гакуин» и «Сока» в Токио, индустриально-технологического — в Осаке. Повсюду нас встречали десятки тысяч юношей и девушек, с энтузиазмом молодости выражавших свои симпатии к гостям из России. В огромных аудиториях, где мне пришлось выступать с лекциями, чутко реагировали на каждую фразу, с одобрением встречая и всякую свежую мысль, и удачный ораторский прием. Это, впрочем, не мешало студентам задавать самые острые вопросы. Выступала и встречала теплый прием Раиса Максимовна. Она точно находила, о чем где сказать, — тут играл свою роль опыт преподавательской работы, общения со студентами.
     Ну а темы моих выступлений, определявшиеся с учетом пожеланий наших хозяев, охватывали проблематику нового мышления, глобальных проблем, современного положения в мире и, конечно, ситуации у нас в России, в СНГ, наши отношения с Японией. В обществе «XXI век» предложили мне выступить с лекцией-прогнозом. Я не взял на себя смелость предсказывать, что будет через 20—30 лет, сосредоточился на том, какие альтернативные сценарии будущего могут нас ожидать и что, по моему мнению, следует делать, чтобы обеспечить прорыв к новой цивилизации. 

Отправные пункты | Глава 19. Поворот в советско-американских отношениях. Начало ядерного разоружения | Глава 20. Европа: поиск новых подходов | Глава 21. К новому миропорядку | Глава 22. Объединение Германии | Глава 23. От взаимопонимания к партнерству | Глава 24. Преодоление раскола Европы | Глава 25. Ближневосточный конфликт | Глава 26. Япония. Официальный визит президента СССР | Глава 27. Еще несколько портретов | Глава 28. Встреча "семерки" в Лондоне. Экономическое признание перестройки | Глава 29. Джордж Буш в Москве: за три недели до путча | Глава 30. Начало поворота | Глава 31. Янош Кадар. Судьбы венгерских реформ | Глава 32. Войцех Ярузельский - союзник и единомышленник | Глава 33. Чехословакия: синдром-68 | Глава 34. Тодор Живков и другие: кризис доверия в социалистическом содружестве | Глава 35. Югославия: расплата за задержку реформ? | Глава 36. Николае Чаушеску: падение самодержца | Глава 37. Хонеккер: отказ от перестройки | Глава 38. Диалоги с Фиделем Кастро | Глава 39. Москва и Пекин «закрывают прошлое, открывают будущее» | Глава 40. Вьетнам уходит с тропы войны. Лаос и Кампучия. Наш друг Монголия. КНДР | Глава 41. Еще раз «переменить всю точку зрения нашу на социализм» | Глава 42. Январь-июль. Угрозы и надежды | Глава 43. Август. Путч | Глава 44. Сентябрь-декабрь. Последние усилия и беловежский сговор | Глава 45. Мы и внешний мир после путча | Заключение | Делийская Декларация о принципах свободного от ядерного оружия и ненасильственного мира | Проект. Договор о Союзе Суверенных Государств | Обращение Президента СССР М.С.Горбачева к парламентариям страны | Обращение Президента СССР М.С.Горбачева к участникам встречи в Алма-Ате по созданию Содружества Независимых Государств