людей. Именно в ходе таких встреч, наяву, не из книжек и газет, не в театре и не из фильмов поняла я и многие наши беды, сомнительность многих безоговорочных утверждений и устоявшихся представлений.
Здесь, в сельской глубинке, вновь я восприняла живую боль войны, чья печальная аура все еще окутывала народную жизнь, хотя после войны к тому времени прошло уже двадцать лет.
Проводя комплексное социальное исследование семьи, обнаружила, что каждый четвертый-пятый двор в селах Ставрополья — двор женщины- одиночки. Представляете? Дом обездоленной женской судьбы, разрушенной войной. Я, конечно, и до этого приводила в своих лекциях, статьях подобные фактические данные, но, как бы Вам сказать, не задумывалась над этим так глубоко, что ли. А вернее — не представляла это так наглядно, зримо и больно. А когда опрашивала села и каждый четвертый или пятый дом оказывался домом женщины-одиночки, то теперь уже сама воочию видела и эти дома, и этих женщин. Женщин, не познавших радости любви, счастья материнства. Женщин, одиноко доживающих свой век в старых, разваливающихся, тоже доживающих домах. Вдумайтесь — ведь речь идет о тех, кому природою предназначено давать жизнь и быть ее средоточием. И удивительно, что эти женщины в большинстве своем не озлобились, не возненавидели весь белый свет и не замкнулись в себе — они, сохраняли эту вечно живущую в русской женской душе самоотверженность и сострадание к несчастью и горю другого. Это удивительно!
— А Вы не думаете, что судьба, возможно, Вас и выбрала от лица этих женщин?
— Не знаю, — быстро взглянув на меня, ответила она. И по взгляду, и по ответу я понял: тему эту в разговоре она не поддержит.
Но сейчас, когда сижу один над расшифровкой нашего разговора, вновь и вновь возвращаюсь к своему вопросу. Она говорила о социологии в лицах». И передо мною тоже в очередной раз встает одно конкретное женское лицо. Опять — лицо моей собственной матери. Война ведь и ее
| Первая | 84 | 85 | 86 | 87 | 88 | 89 | 90 | Последняя |