философии, — ив тематике публичных лекций, выступлений нам не удавались. Не удавались в основном из-за нехватки специалистов. Приходилось быть и «жнецом», и «швецом»... Научный работник больших центров, таких, как Москва, Ленинград, обычно читает всего несколько тем — то, чем занимается в своей научной деятельности. А в периферийном вузе к тебе без конца обращаются с просьбами о чтении то одной, то другой лекции самой разной направленности. Особенно к молодым. Тех, кто постарше, на такие дела зачастую уже не поднять. Вот и «выезжают» на молодых. И я была в числе тех, на ком «ездят»: вела, помимо основных своих дисциплин, этику, историю атеизма и религии. Недолго, правда, но вела. Но нет худа без добра. В шестидесятые годы в моей библиотеке, а еще точнее, в моей жизни появились Библия, Евангелие, Коран... Как я их доставала! Какими причудливыми путями! Но они у меня уже тогда были, уже тогда я их читала. И тогда же впервые серьезно задумалась о вере, веротерпимости, о верующих и церкви.

Чрезвычайно важную роль в моей профессиональной судьбе сыграло увлечение социологией. Как наука социология в нашей стране практически перестала существовать где-то в тридцатые годы. Оказалась — я здесь тоже хочу быть точной, ибо это важно — «ненужной», а может быть, даже «опасной» в условиях формирования командно-бюрократической системы. Социология воплощает то, что мы называем «обратной связью», — уже поэтому система команд ей органически чужда. Так же, как и она этой системе.

Возрождение социологии началось в самом конце пятидесятых, а по существу — в начале шестидесятых годов. Началось медленно, трудно, весьма противоречиво. Наука об обществе, различных его социальных структурах, общностях, их взаимодействии, социология столкнулась с трудностями жизненных реалий 60—70-х годов, с догматизмом и начетничеством теоретической общественной мысли. И все же многими, в числе их оказалась и я, была воспринята как совершенно необходимое

80 81 82 83 84 85 86