«свадебное» платье (условно свадебное, возьмем это слово в кавычки: тогда специальные платья не шили. Да и колец обручальных не было. Но платье было новое.) — деньги на все это Михаил Сергеевич заработал сам. Родители, если честно, даже не знали о наших намерениях. Мы поставили их в известность в последний момент. Так молодежь считается с мнением родителей — и тогда, и сейчас Мол, так и так, у нас свадьба, денег не надо, у нас они есть. Вот и все известие. Да и денег-то у наших родителей особо не было. Вообще мы жили с постоянным чувством ответственности перед ними. Я, скажем, всю жизнь старалась не отяготить чем-либо своих мать и отца, не просить лишнее, не брать. Я ведь старшая, а у них было еще двое детей, и жилось нелегко.

Деньги заработал Михаил Сергеевич сам, летом, комбайнером на уборке хлеба. Правда, мне на туфли у нас не хватило. И туфли я одолжила у подруги в группе. Но платье было — это первая наша совместно приобретенная вещь. Платье, сшитое в настоящем московском ателье, я помню хорошо это ателье: около метро «Кировская».

Летом 53-го, перед свадьбой, мы расстались с Михаилом Сергеевичем на три месяца. К каникулам присоединилась его учебная следственно- прокурорская практика. Проходил он ее у себя в Красногвардейском районе. Тогда район назывался Молотовским. Жили мы эти месяцы ожиданием писем друг от друга...

Эти письма у своей собеседницы я заметил давно. Еще как только мы утвердили на столе магнитофон и расположились для разговора — она за столом, а я в кресле напротив. Я уже давно смотрел на эти листки из линованной тетрадки, которую почему-то называют «общей». Давно понял, что это — письма. От писем, на чем бы они ни были написаны, всегда исходит нечто, что сразу позволяет определить: это — письмо. Если все, побывавшее в руках человека, так или иначе несет отпечаток человечности, то письмо человечно вдвойне. Особенно старое. Истончившееся так, что, кажется, сама душа сквозит, проглядывает сквозь написанное, когда

55 56 57 58 59 60 61