кои-то веки вернулась зима, как возвращается нечто древнее, первозданное, но вспугнутое в свое время людскими или природными катаклизмами. Добрый знак — в Москву возвратилась зима. Окрестные леса заточены в ней, как в свечном литье. Даже с обочин Рублевского шоссе, которое москвичи по старой памяти именуют «правительственным», сугробы надвигаются крутыми искрящимися лбами к самым ветровым стеклам автомобиля.

Шоссе довольно ухоженное, регулярно подновляемое, но степень «правителъственности», честно говоря, убывает с каждым годом. Шоссе демократизируется на глазах. Первый раз мне довелось проехать по нему в 1984 году. О, тогда оно еще пребывало в загадочной, аристократической отчужденности от прочих, будничных и разночинных, дорог и тропинок Подмосковья. Въезжавший под сени сосен, почти сомкнувшихся над ним, ощущал горделивый холодок под ложечкой: он ступал на тропу официального успеха.

Помню, как поразили тогда меня, в сущности, случайного здешнего «прохожего», суровость и иерархическая завершенность царивших здесь порядков: нашу !гВолгу» несколько раз заставили не просто посторониться, а прямо-таки сунуться рылом в снег, замереть, как замирают при виде опасности мелкие насекомые, освободить дорогу обгонявшим нас или несшимся нам навстречу угрюмо-непроницаемым «ЗИЛам» — этому земному транспорту советских небожителей. По Рублевскому направлению с бог знает каких еще времен располагались дачи высшей советской элиты. Режим Рублевского шоссе бьи точной метафорой режима тогдашней власти.

Где-то с 1986-го стал ездить по этой дороге более или менее регулярно. Не скажу, что моментально, но очень заметно, наглядно, практически на моих глазах исчезли за это время усиленные посты ГАИ, несколько будок сейчас просто-напросто пустуют, наводя меня на мысль о любопытной демилитаризации, «огражданствлении» самой власти, —

34 35 36 37 38 39 40