держит в своих руках нить любого разговора. Чутко реагирует на ваше удачно найденное слово, нетривиальную мысль, но и на ,^юлоко» реагирует тоже — едва ли не с большей зоркостью. В общем, женщина, чью книжку вы сейчас листаете, не из тех, беседуя с которыми отдыхаешь умом — последний желательно держать в работоспособном состоянии.

Эта женщина и не из тех, кто отводит глаза от правды: не знать, не видеть, не слышать. Не отводит и, в свою очередь, сама предпочитает называть вещи своими именами. Я не знаю, много ли в высшем советском истэблишменте лиц, говорящих Президенту чистую правду — при всем его демократизме. Но что она — одна из них, я в этом убежден, потому что сам это неоднократно сльаиал. Хотя именно ей, наверное, сказать ему эту чистую правду бывает и больнее, и труднее, чем кому-либо.

Есть ложь во спасение. Она же, мне кажется, считает, что спасительной может быть только правда, как бы горька она ни была. Это больше соответствует ее характеру и тому прошлому, что лежит у нее за спиной...

Мои надежды

Эти заключительные строки книги пишу поздно вечером. Только что закончилась главная программа новостей советского телевидения — «Время». Был в ней и сюжет, имеющий прямое отношение к нашей последней встрече с Р.М. Горбачевой. Дело в том, что, показывая мне на кипы приветственных адресов и телеграмм в связи с шестидесятилетием мужа, она сказала в тот день;

— А один человек, пенсионер, пчеловод с Украины, прислал, кажется, тонну меда — в подарок Михаилу Сергеевичу.

Почему «кажется»?

— Да вот уведомление — мол, надо получить тонну меда. А я думаю: ошиблись, наверное. Вместо килограмма написали «тонна».

— Давайте расскажем об этом меде в книжке — интересно.

173 174 175 176 177 178 179
debug: open