В кабинет вбежали Лариса и большая Татьяна. Она вся такая степенная, сильная, спокойная — вдруг бросилась мне на шею и зарыдала. Потом — нервный смех, всякие восклицания, не запоминающиеся реплики... Словом — ощущение: кончилась наша тюрьма. Подонки провалились со своей затеей.
Я оделся и побежал к М.С. Признаться, боялся, что он начнет их принимать... А этого тем более нельзя делать, что по телевидению уже известно было, что летит сюда делегация российского парламента. Горбачев сидел в кабинете и «командовал» по телефону. Оторвался: «Я, говорит, им ультиматум поставил: не включат связь — разговаривать с ними не буду. А теперь и так не буду».
При мне он велел коменданту Кремля взять Кремль полностью под свою охрану и никого из причастных к путчу не пускать ни под каким видом. Велел подозвать к телефону командира кремлевского полка и приказал ему поступить в распоряжение исключительно коменданта Кремля. Вызвал к телефону начальника правительственной связи и министра связи и потребовал от них отключить всю связь у путчистов. Судя по их реакции — на том конце стояли по стойке смирно. Я обратил внимание М.С. на то, что в ЗИЛ'ах, привезших ГКЧП'истов, есть автономная связь... Он вызвал Бориса (одного из личной охраны) и приказал ему «отъединить пассажиров» от машин.
Потом он говорил с Джорджем Бушем. Это был радостный разговор. М.С. благодарил за поддержку, за солидарность. Буш приветствовал его освобождение, возвращение к работе...
Был у М.С. тут же разговор с В.И. Щербаковым (первый зам. премьера) и с кем-то еще... я не понял. Смысл: приеду — разберемся. До того, как я пришел, он говорил с Ельциным, с Назарбаевым, Кравчуком. Сказал мне об этом.
Мои опасения он развеял с ходу: «Ну что ты! Как тебе в голову могло придти. Я и не собираюсь их видеть, разве что поговорю с Лукьяновым и Ивашко».
Борис доложил, что на территории дачи появилась российская делегация.
— Зови, — сказал М.С., — пусть идут в столовую. Через пару минут мы пошли туда. Последовавшая сцена запомнится на всю жизнь. Силаев и Руцкой бросились обнимать Горбачева. Восклицания, какие-то громкие слова. Перебивают друг друга. Тут же Бакатин и Примаков, депутаты. Я гляжу на них. Среди них те, кто и в парламенте, и в печати не раз крыл М.С., спорил, возмущался, протестовал. А теперь несчастье мгновенно высветило, что они нечто единое и именно как таковое необходимо стране. Я даже громко произнес, наблюдая эту всеобщую радость и объятия: «Вот и состоялось соединение Центра и России, без всякого Союзного договора...». [Здесь и ниже я воспроизвожу свои записи в дневнике, сделанные сразу по приезде в Москву].
Сели за стол. Наперебой стали рассказывать — что в Москве и что здесь. Оказалось — меня почему-то это удивило, — что они даже на знают, кто приезжал к Президенту с ультиматумом и что вообще был этот ультиматум.
Силаев и Руцкой против того, чтобы Горбачев принимал Крючкова и К°, которые сидели по существу под охраной в служебном доме под моим кабинетом. Он сказал, что примет, скорее всего, только Лукьянова и Ивашко, которые вроде прилетели отдельно.
Разговор затянулся. Шел уже 10-й час. Вступил в дело Руцкой. Сильный, красивый человек, любо-дорого его наблюдать.

10 11 12 13 14