Спустя некоторое время после того, как Генералов предложил этот «вариант», который срывал все наши планы передать на волю информацию о Горбачеве, ко мне в кабинет явился шофер «Володя». Беру имя в кавычки, потому что, каково оно на самом деле, трудно сказать — он из КГБ. Но это был тот самый парень, который до 18 августа возил нас с Ольгой и Тамарой между «Зарей» и «Южным» по два-три раза в день.
Не поздоровался: «Где тут Ланина? Велено отвезти ее на телефон». Я встал, протянул ему руку... Он помедлил и вяло протянул свою. Я заметил в нем перемену, еще когда он за чемоданом . моим ездил. Для него — я уже преступник, заключенный. Ольга, когда вернулась, вынесла такое же впечатление — говорила: он от меня как от прокаженной отодвигался в машине. Сопровождал ее еще один из ГБ — связист. И сидел против нее, когда ее соединяли с Москвой, чтоб мгновенно отключить, если что-то лишнее начнет говорить. «Я, говорит, разрыдалась. Брат кричит в трубку: что с тобой!, а я в слезах захлебываюсь. В общем — одно расстройство. А вашей жене не разрешили позвонить» (я просил ее об этом).
В общем — дали еще раз понять, кто мы для них такие.
Нелишне при этом заметить. ГКЧПист Лукьянов, выйдя из «Матросской тишины», в одном из своих многочисленных интервью по телевидению заявил: мол, все это горбачевское вранье, будто они там были изолированы и связи у них не было. В двух шагах от кабинета Черняева, в соседней комнате был телефон, по которому он мог звонить, куда хочет. Если это так, зачем же было Ольгу возить за 20 километров под охраной и даже запретить ей сказать два слова моей жене?!
Кстати, о нашей изоляции. Когда Ольга вернулась, спрашиваю у нее, что она видела по дороге. «Шоссе закрыто для движения, ответила она. Никаких машин, кроме военных. На каждом шагу пограничники. И сверху (шоссе метров на 20–25 выше территории «Зари») виднее, что на рейде уже не два фрегата, как было до 18-го числа, а я насчитала штук 16 разных военных кораблей. В дымке плохо различаешь, может, там и больше».
Кончилось наше заключение так.
Около 5 вечера 21-го вбежали ко мне сразу все три женщины: Ольга, Лариса, Татьяна — в страшном возбуждении. «Анатолий Сергеевич, смотрите, смотрите, что происходит!» Выскочили мы на балкон... С пандуса от въезда на территорию дачи шли «ЗИЛ'ы, а навстречу им с «калашниковыми» наперевес двое из охраны. «Стоять! — кричат, машины встали. «Стоять!» — из-за кустов еще ребята. Из передней машины вышел шофер и еще кто-то... Чего-то говорят. Им в ответ: «Стоять!» Один побежал к даче Горбачева. Вскоре вернулся и машины поехали влево за служебный дом, где мой кабинет и проч.
Я вышел из кабинета. Он на втором этаже. Прямо от моей двери лестница к входной двери в дом. Стою в помятой майке, в спортивных штанах, уже ставших портками. Мелькнула мысль — как лагерник!
В дверь внизу тесно друг за дружкой — Лукьянов, Ивашко, Бакланов, Язов, Крючков. Вид побитый. Лица сумрачные. Каждый кланяется мне!! Я все понял — примчались с повинной. Я стоял окаменевший, переполняясь бешенством. Еще до того, как они ушли в комнату налево, развернулся и показал им спину. Ольга стояла рядом, красная, в глазах торжествующие бесенята.
Первая | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |