Горбачев М.С. Счастливых реформаторов не бывает

Установка закладного камня будущей клиники для детей, больных лейкозом, привлекла самое широкое внимание СМИ. Причин тому две: само дело и имя, с которым оно связано, — святое дело спасения детей в клинике, которая будет носить имя Раисы Максимовны Горбачевой.

Многие годы Раиса Максимовна посвятила борьбе с лейкозом у детей, и, хотя сама не убереглась от этого злого рока, она остается ангелом-хранителем тех малышей, которые еще недавно считались безнадежными. «Начинаешь верить в какие-то сверхъестественные силы», — признался журналистам растроганный Михаил Сергеевич, который принял участие в церемонии.
Он рассказал, что Раиса Максимовна начала заниматься этой проблемой задолго до того, как сама заболела. Побывала во 2-й детской республиканской больнице и вернулась домой потрясенная. Молодые матери, теряя детей, на коленях умоляли помочь. А она сама мать, и для нее женщина и ее дети значили очень многое. Кстати, не все тогда ее поняли. В нашей домостроевской стране половина поддерживала ее, а половина проклинала, с горечью напомнил Михаил Сергеевич.
Когда-то он сам по просьбе жены вложил первые средства — значительную часть своей Нобелевской премии — в новую программу помощи детям с онкогематологическими заболеваниями, которые стоят, как выяснилось, на первом месте среди причин смертности у детей. Свой гонорар за книгу передала и Раиса Максимовна. «А когда реально что-то делается, всегда найдутся люди, которые хорошую идею поддержат», — заметил Михаил Сергеевич.
На самом деле, увы, не всегда и далеко не у каждого доброго дела оказываются бескорыстные последователи. В России недаром говорят: сначала человек делает имя, потом имя делает человека. Сегодня Горбачев — это мировой брэнд, можно, грубо говоря, нефть качать и получать весьма ощутимые дивиденды. Но Горбачев исповедует, судя по всему, совсем иную философию использования своего мирового брэнда. Какую же именно? — с этого вопроса началась наша беседа.

— Мое кредо остается неизменным — приверженность свободе, демократии, открытости, гуманизации, как в рамках каждой страны, так и в международных отношениях. Необходимо освободить их от конфронтации, от убийственной конкуренции, которая может камня на камне не оставить от возможного сотрудничества. А в мире еще много возможностей и ресурсов, чтобы развиваться. Вместе с тем развитые страны могут сохранить завоеванные позиции, если будут происходить изменения к лучшему в другом мире — нуждающемся, поскольку сейчас половина населения земного шара выживает, а не живет.
Я в рамках своих возможностей активно участвовал в подготовке встречи на высшем уровне в Йоханнесбурге. Написал письма 150 руководителям государств, и многие их них, включая нашего президента, очень серьезно отреагировали. Это говорит о том, что есть понимание проблемы, и надо политикам плотнее сотрудничать с неправительственными организациями, ибо у них больше возможностей на выражение того истинного беспокойства, которое есть у Мирового сообщества.
Сейчас я занят тем, что примерно 45 выдающихся политиков прошлого и настоящего объединяются, чтобы создать своего рода политический Давос — Форум мировой политики, или Монблан Форум. Мы его учредим в конце или в начале следующего года, чтобы помогать мировой политике преодолевать отставание от тех процессов, которые развернулись в мире. Сегодня политики просто не успевают, плетутся в хвосте, поэтому столько ошибок, конфликтов, непонимания...
Я действую по формуле, которую лучше всех обозначил Папа Римский: «Нам нужен мировой порядок: более стабильный, более справедливый и более гуманный». Отсюда много всякой конкретики. Можно молитвы читать, но пусть этим занимаются другие. Политик не только выдвигает новые идеи, но и выводит их на уровень гражданского общества.

— В свое время вы, выстраивая отношения между властью и обществом, сделали ставку на максимальную открытость и гласность. А сегодня тот диалог, который идет между властью и обществом, вас устраивает, или вы что-то изменили бы, если так, то что именно?
— У меня были большие сомнения насчет нового президента, хотя я его знал как серьезного человека, но у него не было опыта государственной работы на федеральном уровне. И я сомневался, хватит ли его возможностей, чтобы уйти от разрушительной ельцинской эпохи, от того хаоса, к которому она привела.
Я должен самокритично признать, что он сделал больше, чем я ожидал. Потенциал у этого человека есть, и в главном я на его стороне. Хотя он многое не успевает, допускает просчеты, но я не знаю, кто когда успевал, особенно если человек занимается модернизацией, проводит реформы. Я уже говорил и могу повторить: счастливых реформаторов не бывает.
Вспомним Александра I: Сперанским начинает, а заканчивает аракчеевщиной. Вспомним Александра II, который предложил ликвидировать крепостное право, провел судебную, административную реформы и много чего другого, чтобы дать кислород России — и он у нас трагически погибает, его убивают. Началась эпоха Александра III, статуя которого стояла в кабинете Бориса Николаевича. Он молился на Петра I и Александра III, а я, при всей моей любви к Петербургу, не могу сказать, что я должен был бы молиться на них. Один из них был действительно реформатором, хотя действовал дикими варварскими методами, а что касается второго, то он был реакционер, который подавлял вся и всех.
Выступая недавно в Америке, я сказал: вы хотите, чтобы мы были такими, как вы, такая же демократия, как у вас и так далее? Во-первых: мы не будем такими, как вы, так же как вы никогда не будете русскими. У каждого народа своя культура, история, свой менталитет. Вам 200 лет, а нам — 1000. Во-вторых, на то, что вы сегодня создали, — а американский народ много чего создал, — вам потребовалось 200 лет, а вы хотите, чтобы мы за 200 дней сделали. Я считаю, что мы талантливее вас, но не настолько. Даже европейцы, которые все-таки нам ближе, не понимают: у вас то не так, это не этак. А мы жили при свободе? Когда? На смену крепостному праву пришло крепостное коммунистическое право. Я в крестьянской семье жил и знаю: крестьянин паспорта не имел. Чтобы поехать на учебу, надо было разрешение, справку получить. Есть у тебя хозяйство или нет — ты должен сдать 120 кг молока, хоть коровы у тебя нет, дои кого хочешь. И 20 кг мяса. Нет — под суд! Но мы же не только жили в этом, но сохранили себя, накопили колоссальный научный и культурный потенциал. Мы теперь готовы для обновления, но надо идти так, за что я прослыл нерешительным, трусливым и вообще, киселем. Странно, как это генсек-кисель пошел на такие реформы. А он мог бы и сейчас в кресле генсека сидеть. Вот вам и ответ: не только вожди наши такие, мы все такие, и вожди — тоже часть наша. Поэтому будем меняться, осваивать демократию, свободу, будем реформы проводить.

— Вы первым в нашей стране начали заниматься тем, что теперь мы называем "связи с общественностью", когда о пиар еще никто не имел ни малейшего представления. Вы тогда доверились своей интуиции, или у вас были грамотные РR-помощники?
— Я так действовал в своем Ставропольском крае, это в моей природе, моей натуре. Я всегда был связан с деятелями культуры, науки, да вообще с инициативными людьми. Собирал их, советовался, сверял шаги. Так что это возникло давно, это как бы мой стиль.

—А сегодня, в какой степени ваши специалисты по РR участвуют в принятии решений, влияют на выработку информационной стратегии, вы доверяете их рекомендациям?
— Сегодня главное, чтобы грамотные РR-специалисты были не у меня, а у Президента Путина.

Беседу вела Татьяна Чесанова