Павел Палажченко. Несколько слов о женевском саммите и его уроках.

Время движется только в одном направлении, и через тридцать лет после женевской встречи руководителей СССР и США осталось уже не так много людей, которые в той или иной роли принимали в нем участие. Посол Дж. Мэтлок, интервью которого мы публикуем на сайте Горбачев-Фонда, координировал подготовку к саммиту президента США, «настраивал» его на встречу с Горбачевым. Моя роль была гораздо более скромной – я был одним из переводчиков советской делегации. Я хотел бы прокомментировать некоторые моменты интересной беседы посла Мэтлока, поделиться своими воспоминаниями и впечатлениями.

Ситуация в мире и в отношениях двух тогдашних сверхдержав в 1985 году была тревожной. Руководители СССР и США не встречались уже шесть лет. Рональд Рейган не очень дипломатично объяснял это тем, что его потенциальные собеседники «по очереди умирали». Но отношения были практически заморожены и на всех других уровнях. А тем временем гонка вооружений продолжалась и ускорялась, в Европе развертывались новые ракеты, продолжалась конфронтация и в других регионах.

Встречи на высшем уровне требуют тщательной подготовки. Она всерьез началась после встречи Э.А.Шеварднадзе и Дж. Шульца в Хельсинки в июне 1985 года. Министры сопоставили позиции по всей повестке дня, и хотя чего-то особенно нового в этих позициях я тогда не заметил, главное было в другом. В отдельной беседе они договорились сделать все от них зависящее, чтобы вывести отношения из тупика, преодолеть рутину, способствовать созданию благоприятной атмосферы. Надо сказать, что это обещание они выполнили, многое сделав для того, чтобы движение в правильном направлении не было сорвано из-за неизбежных «ухабов» внешне- и внутреннеполитического характера.

Из интервью Дж. Мэтлока ясно, что не всем в администрации США это нравилось. И у нас были как противники конструктивного диалога с США, так и те, кто, понимая его необходимость, считали, что «с этой администрацией ничего не получится». Такая позиция – рецепт инерции и рутины, что очень опасно в любых переговорах и вообще в межгосударственных отношениях. Поэтому так важно было не просто встретиться, но и обозначить новый этап в отношениях. Лучше всего – в политическом документе. И здесь начались трудности.

С обеих сторон были желающие устроить «перетягивание каната» по поводу сроков и места проведения встречи. По-разному понимали стороны и ее возможные результаты. Американцы долго – фактически вплоть до самой встречи – не хотели идти на принятие какого-либо совместного документа, считая работу над ним во многом потерей времени, дескать, главное – встретиться, познакомиться и дать импульс переговорам. Приходилось по ходу подготовки решать и множество организационных и протокольных вопросов, которые иногда приобретали самодовлеющее значение. Во всем виделось соперничество. Дж. Мэтлок вспоминает, как уже во время саммита американская «пиар-команда» позаботилась о том, чтобы Рейган (в холодный и ветреный день) вышел в костюме и без головного убора встречать Горбачева, вышедшего из автомобиля в пальто и шляпе. Пресса писала по этому поводу, что Рейган выглядел динамичнее. И у нас некоторые обратили на это внимание.

Мне кажется, что акцентирование подобных вещей в СМИ и в разговорах «пикейных жилетов» идет от непонимания сути саммитов. Их задача – определить направление «большой политики», а не соревноваться в том, какое впечатление произведет тот или иной руководитель. И надо сказать, что на каждом следующем саммите можно было констатировать, что на первый план все больше выходит содержание, а не форма.

Думаю, в ноябре 1985 года в Женеве произошли две вещи. Во-первых, несмотря на огромные идеологические и политические различия двух стран, да и личностные различия их лидеров, изменилась атмосфера отношений. Немалую роль в этом сыграло неформальное общение Рейгана и Горбачева, в котором участвовали также их супруги. Мне довелось в качестве переводчика участвовать в обеде в советском представительстве при ООН, который состоялся в первый день саммита. Тогда мне показалось, что стороны приятно удивили друг друга – настроение и разговор были дружелюбными и неформальными. И никакие возникшие в последующие годы «шероховатости», о которых любила порассуждать пресса, эту атмосферу не изменили.

И второе: все-таки удалось принять совместное заявление, причем содержательное. Думаю, Дж. Мэтлок совершенно прав, выделяя в нем тезис о том, что «ядерная война никогда не должна быть развязана, в ней не может быть победителя». И далее в заявлении говорилось, что стороны не будут стремиться к достижению военного превосходства друг над другом. Кстати, далеко не все в СССР и США были согласны с этими тезисами. Идеи достижения «решающего военно-технического превосходства над потенциальным противником» витали не только в военных кругах. Но последнее слово всегда остается за политическим руководством.
Тезис о недопустимости ядерной войны стал основой не только для активной работы на переговорах по сокращению ядерных вооружений, но и одной из основ личных отношений Рейгана и Горбачева. Неприятие ядерного оружия сближало их. И если сегодня мы можем говорить о том, что в арсеналах двух держав на порядок меньше ядерных носителей и боезарядов, чем на пике холодной войны, то именно благодаря тому, что произошло тогда в Женеве и через год в Рейкьявике.

Делегации работали над текстом совместного заявления буквально круглосуточно, и в конце концов его удалось согласовать к утру последнего дня встречи. По некоторым вопросам Горбачеву приходилось советоваться с Москвой, что, кстати, происходило и на последующих саммитах, на которых я переводил. Это важно вспомнить потому, что сегодня его обвиняют в принятии «волевых», волюнтаристских решений вопреки мнению других членов руководства. Эти обвинения совершенно голословны, не подкреплены какими-либо документальными доказательствами. Вообще у меня всегда было впечатление, что и Горбачев, и американские президенты полностью осознавали, что они работают в определенных политических рамках и должны взвешивать различные позиции внутри своих стран. Отчасти поэтому полностью реализовать «дух Женевы» в период президентства Рональда Рейгана все-таки не удалось. В частности, договор о 50-процентном сокращении стратегических наступательных вооружений был подписан лишь в 1991 году с Дж. Бушем, хотя основные его параметры были согласованы в октябре 1986 года в Рейкьявике. В своих мемуарах Джордж Шульц возлагает главную ответственность за это на «ястребов» внутри администрации США.

Тем не менее значение Женевы в процессе прекращения холодной войны трудно переоценить. И анализ, объективная оценка, извлечение уроков из произошедшего тогда очень важны сейчас, когда отношения между Россией и США переживают трудные времена. Можно до бесконечности спорить о том¸ кто виноват (или кто больше виноват) в нынешнем обострении напряженности. Но лучше этого не делать. Внимание и усилия надо сосредоточить на диалоге, который в течение почти целого года был по существу заморожен. Нельзя позволять, чтобы конфликты, кризисы, личное недопонимание между лидерами задавали тон в отношениях. Тем более нельзя допускать, чтобы в них доминировала пропаганда. Надо восстанавливать взаимное доверие и уважение, как бы это ни было трудно. Вспоминаю, как много лет спустя после женевского саммита Джордж Шульц сказал мне: «Мы хотели, чтобы, несмотря на все разногласия, вы видели, что мы относимся к вам с уважением». В общем, это получалось. Сейчас, когда главные проблемы глобального мира можно решить только совместными усилиями всех стран, в том числе США и России, уроки тех лет вновь актуальны.