11 марта 2015
Федор Лукьянов. Куда зашел процессТридцать лет назад к власти пришел человек, начавший в СССР перестройку Тридцать лет назад, 11 марта 1985 года, новым Генеральным секретарем ЦК КПСС единодушно, как следовало из официального сообщения об итогах внеочередного пленума, был избран Михаил Горбачев. Никто тогда не мог предположить, сколь радикальные перемены предстояли стране в ближайшем будущем. Но череда государственных похорон начала 1980-х стала мрачной метафорой того, насколько обветшала система советского государственного управления. И появление молодого энергичного руководителя по определению вселяло надежду.
Перестройка и "новое политическое мышление" стали уникальным феноменом. Споры о нем никогда не приведут к окончательному вердикту - что и почему это было. Слишком масштабными и явно непредусмотренными оказались последствия. На волне острого конфликта Москвы и Запада из-за Украины под большим вопросом и основное, как считалось, достижение - прекращение "холодной войны", выход из системной конфронтации. Сейчас кажется, что она не закончилась в конце восьмидесятых, а взяла паузу, чтобы вспыхнуть с новой силой четверть века спустя.
Наследие перестройки - это и эволюция общественного сознания. За тридцать лет оно совершило полный виток, вернувшись не просто к позднесоветской ситуации, а к ее концентрированному, если не сказать утрированному выражению.
"Новое мышление" было настолько идеалистическим, что большинство наблюдателей долго не могли поверить в его серьезность. Можно обсуждать степень профессионализма руководителей, влияние экономического кризиса, стечение обстоятельств и пр., но это не отменяет главного. Кремль действительно верил, что на основе общечеловеческих ценностей и опережающей демонстрации доброй воли можно не только прекратить противостояние и устранить идеологический гнет, но и договориться о строительстве другого мира - равноправного и справедливого.
Политический маятник качается, и чем сильнее он уходит в одну сторону, тем резче обратный ход. Атмосфера сегодняшней России - антипод той, что царила в перестроечном СССР. Вместо идеализма - исключительный реализм, иногда в его предельных проявлениях. Неверие ни в какие инструменты и механизмы, кроме собственной силы. Не просто отсутствие доверия к западным партнерам, но и отказ признать за ними хоть какие-то мотивы действий, кроме враждебных и корыстных. Любые разговоры о ценностях в международных отношениях вызывают (в лучшем случае) горькую усмешку.
Удивляться не приходится. Перестройка закончилась не так, как предполагали ее авторы. А содержанием следующего периода стали в России попытки преодолеть крах одной государственности и построить другую. В выигрыше остались противники Советского Союза. Негодовать по поводу того, что они старались извлечь максимальную выгоду, бессмысленно - кто бы на их месте действовал иначе? Одержи СССР победу в "холодной войне", едва ли он колебался бы, стоит ли принимать в Варшавский договор Нидерланды или Португалию. Но тем более странно было бы ожидать, что после такого опыта российская власть сохранит иллюзии относительно желания сильного по собственной воле себя ограничивать. И будет верить сладким речам о том, что никакой "игры с нулевой суммой" больше не существует. Про уроки "гуманитарных интервенций" я уж не говорю... Плоды всех этих событий - Россия сегодня, пожалуй, настроена к окружающему миру более настороженно, чем Советский Союз до перестройки.
Перестройка закончилась драматически. Она показала, к чему ведет переизбыток идеализма и веры в лучшее.
Откат от идеалистического толкования мира объясним. Тревожит, что "гиперреализм" обманутых надежд порождает схематизацию, крайнее упрощение. Неудовлетворение результатом заставляет национальное сознание видеть в перестройке и ее последствиях не этап развития страны, закономерный и обусловленный логикой предшествующих событий, а некую аберрацию, чуть ли не привнесенную извне. Как будто общественный подъем второй половины восьмидесятых, тяга людей, уставших от застоя, к переменам не были естественной реакцией на очевидный кризис советской модели - не столько даже экономический, сколько идейный и нравственный.
Человеку свойственно идеализировать прошлое, особенно когда не радует настоящее, а будущее покрыто туманом. Российскому обществу не хватает рефлексии, которая не имеет ничего общего ни с утешающей лакировкой пройденного пути, ни с его мазохистским оплевыванием. Поиск на ощупь новой национальной идентичности ведет пока к тому, что историю, особенно недавнюю, пытаются приспособить для нужд "исторического оптимизма", то есть избегать объективного осмысления ее трагических или многомерных, неоднозначных страниц. Поиск виновных не в себе, а вовне притупляет историческую интуицию, создает почву для повторения на следующем этапе прежних заблуждений.
Перестройка закончилась драматически. Но эта драма достойна того, чтобы оценивать ее не только в геополитическом или социально-экономическом ключе, а как очень важный для нашей страны момент человеческого порыва, стремления к обновлению и очищению. Какие бы ошибки ни были допущены, как бы они ни были использованы кем-то в своих интересах, роль подобных эпизодов в истории неоценима. Перестройка показала, к чему ведет переизбыток идеализма и веры в лучшее. Сейчас мы, кажется, близимся к другому осознанию - что на одном прагматизме и недоверии построить что-то устойчивое тоже невозможно.
|
|
XXI век станет либо веком тотального обострения смертоносного кризиса, либо же веком морального очищения и духовного выздоровления человечества. Его всестороннего возрождения. Убежден, все мы – все разумные политические силы, все духовные и идейные течения, все конфессии – призваны содействовать этому переходу, победе человечности и справедливости. Тому, чтобы XXI век стал веком возрождения, веком Человека.
|
English |
