Андрей Рябов. Россия без собственного проекта

События последних месяцев на постсоветском пространстве обозначили новые вызовы для российской политики в этом жизненно важном для нее регионе мира. И эти вызовы не сводятся ни к официальным итогам вильнюсского саммита, как бы ни были они значимы, ни к мощному политическому кризису на Украине, не достигшему еще финальной точки. За бурной текущей политической динамикой просматриваются лишь начинающие набирать силу тенденции, которые в обозримом будущем могут кардинально изменить и контуры постсоветского пространства, и характер внутриполитических процессов в расположенных на нем странах. Эти тенденции и имеет смысл своевременно оценить и понять, чтобы избежать дальнейших ошибок.

Исторический шанс России

После мирового финансово-экономического кризиса 2008 г., когда Евросоюзу и США стало не до новых независимых государств, образовавшихся на развалинах Советского Союза, а Китай еще только приглядывался к этому региону, Россия, казалось, получила уникальный исторический шанс для реализации своих интеграционных проектов в ближнем зарубежье. Серьезного противодействия извне региона ее планам тогда не было. А восстановление (на Украине) и укрепление в других государствах постсоветских политических режимов с их символическим сходством с социалистической эпохой — в противовес более ранним попыткам рыночно-демократического реформаторства — в условиях кризиса позитивно воспринималось значительными слоями населения как некая гарантия, что хуже уже не будет. Считалось также, что глобальные игроки вернутся к активным действиям на постсоветском пространстве не скоро — слишком тяжелым оказался груз проблем, с которыми им пришлось столкнуться.

Прошло всего лишь пять лет, и Россия, несмотря на определенные успехи в реализации своих интеграционных проектов таможенного и евразийского союзов, рискует вскоре оказаться в ситуации, подобной знаменитому нансеновскому кораблю «Фрам», корпус которого был построен так, что сдавливавшие его с разных бортов полярные льды в конечном итоге выжимали судно на поверхность. Но то, что было хорошо для «Фрама» (он таким образом прокладывал себе путь через льды), далеко не очевидно, что будет хорошо и для России.

Модернизационные проекты вокруг

На востоке новым руководством Китая был предложен мегапроект возрождения Великого шелкового пути, который по своей природе означает не что иное, как масштабную программу социально-экономической и технико-технологической модернизации для государств Среднеазиатского региона. В отличие от него продвигаемый Евросоюзом проект «Восточного партнерства» не обещает быстрых экономических улучшений для участвующих в нем стран и по большому счету не содержит в себе стратегии развития. Цели этого проекта для Евросоюза по преимуществу политические: стабилизировать ситуацию на своих восточных границах и дать понять «трудно прогнозируемой» России, что укрепление ее влияния в европейской части постсоветского пространства нежелательно. В этом контексте подписание Грузией и Молдавией соглашений об ассоциации с ЕС, скорее, лишь зафиксировало цивилизационный выбор этих государств на политико-символическом уровне, их намерение начать движение на долгом пути интеграции в Европу.

Без собственного проекта

Таким образом, Россия сталкивается с двумя модернизационными проектами на постсоветском пространстве — одним на востоке, другим на западе, не имея при этом своего собственного, поскольку российские интеграционные проекты, увы, не воспринимаются как модернизационные. Страны с однотипными экономиками — Россия, Казахстан и Белоруссия, по существу, создают защитные союзы, ориентированные на взаимную поддержку друг друга. «Обычные» граждане от упрощения таможенных процедур, унификации хозяйственного законодательства пока ничего не почувствовали.

Для Москвы столкновение с двумя модернизационными проектами — это очевидный вызов, если не сегодняшний, то непременно завтрашний. И российские власти не должна убаюкивать сдержанно-позитивная реакция элит среднеазиатских стран на «Великий шелковый путь». В любой момент события могут начать развиваться стремительно, как это случилось на западе. И если в Грузии продвижение к парафированию соглашения об ассоциации с ЕС прошло совершенно спокойно, в Молдавии — чуть менее спокойно из-за попыток партии коммунистов как-то этому помешать, то на Украине оно вызвало настоящую политическую бурю.

Что касается первых двух стран, то здесь все понятно: в них не первый год у власти находятся прозападно ориентированные элиты, население Молдавии давно считает себя европейцами, у жителей Грузии европейская идентичность усилилась под влиянием драмы августа 2008 г.

Но на Украине всего этого не было. С 2010 г. страной правит типичная по своей ментальности и управленческим навыкам постсоветская элита, а население расколото по приверженности к различным внешнеполитическим ориентирам — между Россией и Евросоюзом. Почему же стремление правящей верхушки, с самого начала рассматривавшей соглашение с ЕС сугубо утилитарно в качестве институционального противовеса влиянию Москвы, в последний момент спрыгнуть с подножки уже двинувшегося с места поезда под влиянием неожиданно усложнившихся экономических проблем вызвало такую бурю протестов? Ведь Евросоюз уже далеко не тот, каким выглядел в глазах участников майдана в ноябре 2004 г. И у всех в глазах еще не закончившийся тяжелейший экономический кризис в Греции, Испании и Португалии. Да и сейчас ЕС в отличие от докризисных времен, когда в него с надеждами на скорейшее экономическое чудо вступали страны Центральной и Восточной Европы, уже никому не обещает молочных рек и кисельных берегов.

То, что не покупается за деньги

А дело в том, что большинством участников евромайдана руководит не стремление добиться быстрого роста благосостояния — в мифы об этом уже никто не верит. Но многие люди устали от жизни в условиях постсоветской реальности с ее коррупцией, чиновничьим произволом и бесправием. Поэтому и выбирают в качестве ориентира другое социальное устройство, с иными институтами, другими ценностями и политическими порядками. Когда политика выходит на уровень таких проблем, то попытки привлечь партнера на свою сторону с помощью дисконта цены на газ оказываются недостаточными. То, что действует в условиях постсоветской стагнации, при которой все решают интересы нескольких узких верхушечных групп, перестает работать в периоды исторических переломов, когда в политику вовлекаются значительные массы народа.

С помощью экономических преференций можно добиться того, чтобы развитие в нежелательном направлении было остановлено. Но это будет лишь временным успехом. Когда драйвером политического процесса становится отторжение на ценностном уровне определенных социально-политических порядков, то продвижение можно замедлить, но остановить — вряд ли. Тем более в эпоху глобализации, в условиях которой любой социальный опыт моментально становится достоянием миллионов жителей других стран, особенно когда в этих странах существуют такие же проблемы и, как на пространстве бывшего СССР, накопилось недовольство постсоветскими порядками. Поэтому у России, думается, есть единственный шанс адекватно ответить на вызовы на постсоветском пространстве, не повторяя траекторию «Фрама». Не воспринимать арьергардные бои за ускользающие реалии в качестве главной задачи своей политики, а пытаться создать собственную общественную модель, конкурентную и потому привлекательную как с точки зрения социальной комфортности для большинства населения, так и с точки зрения целей общественного развития.

Автор — политолог, эксперт «Горбачев-Фонда» 

Ведомости, 10.12.2013