Уже нет смысла гадать, чего оно хочет, стремясь «раздербанить» РАН как систему организации и управления научными исследованиями в Российском государстве. Все мыслимые и немыслимые догадки по этому вопросу озвучены и описаны. Но не могу избавиться от ощущения, что наша общественность в основном не осознает значения конфликта. И все это очень напоминает почти полное безразличие советских людей к «дыханию смерти» нерушимого Советского Союза в конце 1991 года. Во всяком случае, мой опыт общения с журналистами и вообще с интеллигентными людьми, никак не связанными ни с академией, ни с правительственными структурами, скорее указывает либо на низкий уровень интереса к теме, либо на восприятие полемики как противоборство чисто материальных эгоистических мотивов. Будто бы о качестве научных исследований уже никто не заботится, а в основе взаимных претензий сторон только деньги, привилегии и собственность. «РАН все это хочет сохранить, властная бюрократия — отобрать». На самом деле речь вновь идет об истинно эпохальном выборе.

 

Так каким же он будет? Это знает только один человек. И вы знаете этого человека. Но вы не знаете, какой выбор он сделает (или уже сделал?). Ясно одно. Какое бы решение он ни принял, без всякого преувеличения можно утверждать, что по своему значению оно встанет в один ряд с беловежским соглашением о кончине СССР.

 

Владимир Путин как-то заметил, что распад Союза — главная геополитическая катастрофа двадцатого века. И, похоже, так оно и есть. Во всяком случае, для России. Не вдаваясь в дискуссию о так называемой объективной неизбежности саморазрушения СССР (тезис, кстати, весьма и весьма сомнительный), я все чаще ощущаю, что последствия такого события и для экономики страны, и для ее позиционирования в современном мире еще далеко не полностью осознаются. Очевидно только, что негативные явно перевешивают позитивные, и с этим согласны и правые, и левые, и какие хотите.

 

В случае с реформой РАН, если она пойдет по правительственному сценарию, взвешивать хорошие последствия с плохими не придется. Первых просто не будет, и Россия гарантированно останется без собственной фундаментальной науки. А это значит, что научно-образовательный потенциал нации постигнет та же участь, что и советскую страну.