Книга «Наедине с собой» это одновременно увлекательная одиссея по биографии президента СССР и удивительное возвращение его идей в российскую политику

 

 

Мы видим Горбачева не на плоском экране телевизора, не на трибуне — картина получилась объемной. Мы переносимся во времена, далекие от его политической биографии, — читаем о его детстве, юности, близких ему людях, с интересом разглядываем фотографии. Здесь важно не только содержание и детали, но и сам язык, на котором ведется повествование. Попадаешь вместе с автором в солнечный май и читаешь: «Это время, когда Калмыцкая и соседняя с ней, Ставропольская, степи покрываются ковром тюльпанов: ты можешь ехать 10-20-30 километров и повсюду перед тобой — море цветов». Красиво.

 

Но вот путь наш темнеет, из ясной, напоенной солнцем степи детства и юности мы ступаем под мрачные, холодные своды серебристо-елового леса, стоящего у Кремлевской стены, переносимся в запутанные коридоры партийного аппарата. Меняется и сам язык рассказчика, его голос становится крепче, рассказ обрастает деталями, уходящими вглубь от печатного газетного официоза, автор узнает этот мир, и мы видим, как вместе с действиями приходят размышления о его несовершенстве, как постепенно из самого опыта Михаила Горбачева вырастает идея неизбежности серьезных перемен.

 

Пожалуй, истоки всей будущей политики в отношении Восточной Европы даны во впечатлениях от поездки в Чехословакию в ноябре 1969 года: «В канун дня студента мы оказались в Брно, там решились организовать нам посещение крупного завода «Сброевка». Когда пришли в цех, с нами никто не захотел говорить, рабочие на приветствия не отвечали, демонстративно отворачивались — ощущение было неприятное <…> обстановка была накаленной, нашу делегацию круглосуточно охраняли вооруженные люди».

 

Тем, кто думает, что Михаил Горбачев появился «ниоткуда», что перестройка была «случайностью», интересно будет проследить по его воспоминаниям, как «застой» изживал себя в экономике и политике, как все искренние попытки автора добиться изменений в рамках принятых правил игры подталкивали его к необходимости серьезных перемен. «Страна ходоков и толкачей» — от отчаяния срывается с его языка метафора. Продвижение Горбачева к вершине власти не было случайным в идейном, партийном, личном отношении — он занял пост по праву. И это было лучшее, что подарил стране умирающий «застой».

 

Время перестройки. Язык нам знаком, но прошедшие двадцать лет заставляют иначе читать, казалось бы, известные слова. Годы неудач обращают внимание на проблемы, которые Михаилу Горбачеву приходилось решать, на его мысли, на гласность, раскрепощение умов, весеннее чувство свободы. И вот вопрос Раисы Максимовны Горбачевой, обращенный к бесстыдным 90-м и нулевым годам: «Как могло произойти, что верх в стране взяли люди непорядочные, лишенные совести, безответственные?» Одной фразой нарисован портрет всей нашей верховной власти. Повторим — непорядочные, лишенные совести, безответственные.

 

Истоки сегодняшних российских и многих постсоветских проблем не в горбачевской перестройке. Они в ее противоположности — попытке ликвидации ее завоеваний новым номенклатурным государством.

 

Это Б.Н. Ельцин и его окружение несут ответственность за уничтожение создаваемых М.С. Горбачевым и его соратниками договоренностей о политическом и экономическом союзе государств СССР. Правда, эту сомнительную «честь» они разделяют с консерваторами, пытавшимися в августе 1991 года устроить переворот. Отсюда выросли все современные мучительные процессы на «постсоветском пространстве», ностальгия и комплексы бездарной российской политики «в ближнем зарубежье», а также и частности — лишенное центральной сдержки шокирующее «байство» в среднеазиатских республиках и белорусское диктаторское самодурство.

 

Другое «ценное достижение», направленное против горбачевской перестройки, это возрождение в другом, не коммунистическом обличье бюрократического, отчужденного от людей государства. Теперь это «номенклатурный капитализм», включающий в себя и его дорогое «дитя» — выношенную в недрах ельцинской эпохи фальсификацию выборов. Достаточно вспомнить бесстыдные «выборы» президента России в 1996 году — исток и пример всех последующих выборных имитаций.

 

А что сказать о продолжающейся ликвидации социального государства? О том, с чем («эгоистический частнособственнический капитализм») Михаил Горбачев решительно в своей книге не согласен. Здесь же, к слову, заскорузлая зюгановская «коммунистическая партия», больное сталинизмом и национализмом политическое чудище. Сложись обстоятельства немного иначе, вполне возможно, Горбачеву удалось бы преобразовать КПСС в современную парламентскую партию, отринув раненых переменами ретроградов.

 

А вот и притесняемая горбачевская политика гласности — давно изгнанная с центрального телевидения, все более подавляемая в печатных и электронных средствах массовой информации.

 

Наконец, о масштабной политике нового мышления, обращенной, между прочим, не к одной стране, а ко всему миру, в эпоху мелкого прагматизма и куцых национальных стратегий, отрицающих глобальное человечество, и вспоминать не приходится. Говоря словами китайского поэта Цао Чжи: «Креветкам и угрям из озерка/Неведомы ни море, ни река./Чирикает на крыше воробей,/Ему ль постичь дорогу лебедей?»

 

Все перечисленное, идущее против горбачевской перестройки упрямо озлобленное движение, включая бесконечные сериалы и фильмы, восстанавливающие в людях мироощущение сталинской эпохи, — путь в никуда, застой, ведущий к новому развалу. Жизнь нашего государства призрачна, основана только на благоприятной ценовой нефтяной и газовой конъюнктуре. Ах, если бы Горбачеву в годы его политики перестройки такой взлет мировых цен!

 

Исток и одновременно смысл необходимых сегодня России реформ — горбачевская гласность, перестройка и новое мышление. С содержательной стороны речь идет о завершении того, что было начато в середине 80-х годов: «Главным субъектом социальной модернизации может быть гражданин с его правами и обязанностями. Раскрепощение человека, превращение его из «винтика» в активного участника социально-политических процессов, способного делать собственный выбор, влиять на свою личную и гражданскую судьбу, на ход жизни в своем окружении, в своей стране, — в этом была цель перестройки».

 

Что же касается методов, то и здесь путь сегодняшним политикам указан горбачевскими переменами. Революционные по сути изменения должны достигаться реформаторами без насилия, эволюционным путем: «По своему внутреннему содержанию перестройка, конечно, была революцией. Но по форме установка была на эволюционный, реформаторский процесс («Потребуется 25–30 лет!» — это говорил я и говорили другие)». Сегодня, конечно, благодаря горбачевским переменам десятилетий не потребуется.

 

Рассказывают, что однажды в отделенной от нас тысячелетиями Римской республике кто-то рассказал в присутствии Катона, сколько памятников знаменитым людям стоит в греческих городах. На это Катон ответил: «По мне, пусть лучше спрашивают, почему Катону не поставили статую, чем — почему ее поставили». Вот и я эхом повторяю вопрос сурового римлянина: «Почему Михаилу Горбачеву при жизни в России не поставили памятник?»

Смотрю на все хорошее, что сделано автором перестройки и нового мышления, читаю его последнюю книгу и думаю, что вот он — памятник. Другой не нужен.