Родрик Брейтуэйт. Мифы России

В рождественский день 25 декабря 1991 года, когда мы еще не сняли свои потешные шляпы и доедали праздничные пироги, Михаил Горбачев выступил по телевидению и заявил всему миру, что он уходит с поста президента Советского Союза. Мы подошли к окнам, чтобы посмотреть на Кремль, находившийся на противоположном берегу Москвы-реки. Там спускали полоскавшийся на ветру красный флаг.

С тех пор угасло немало надежд. Но это не причина, чтобы отказываться от самой надежды. Многое происходящее сегодня в России кажется крайне непривлекательным. Но вопреки тому, что вы можете почерпнуть из западной прессы, Россия это не Советский Союз. Это сравнительно открытая и процветающая страна. Россияне сотнями тысяч выезжают в поездки за рубеж. Сегодня в интернете россиян больше, чем немцев. И сегодня те россияне, которые с таким энтузиазмом голосовали в 1989 году за перемены, начали требовать вернуть им право быть услышанными. Решение Путина снова баллотироваться в президенты может стать для него серьезнейшей политической ошибкой, поскольку кривая его популярности начала клониться вниз.

Историки никогда не договорятся в вопросе о том, почему распался Советский Союз - ведь они до сих пор не сошлись во мнениях о причинах падения Римской империи. Но они могут отделаться от некоторых мифов: что это событие, например, никто не предвидел, или что более компетентный политик, чем Горбачев, сумел бы лучше преодолеть переходный период.

Начиная с 1960 года стали появляться четкие признаки того, что советская система приходит в состояние серьезного упадка. Не хватало товаров широкого потребления, плохо работало сельское хозяйство, акценты были непропорционально смещены в сторону тяжелой промышленности и оборонного сектора, темпы роста приближались к нулю. СССР уже проигрывал в соревновании со своим противником по холодной войне. Хрущев видел это, пытался реформировать систему, и его свергли.

Следующие 15 лет СССР плыл по волнам высоких нефтяных цен. И даже в этих условиях диссидент Андрей Сахаров открыто предсказал, что без настоящих политических реформ экономика придет в состояние застоя. Руководитель государственного планового ведомства в частном порядке также высказывался весьма мрачно. В 1985 году старики из Политбюро, отчаянно пытавшиеся найти кого-то, кто исправит положение дел, избрали Горбачева – человека творческого, энергичного и – как они надеялись – ортодоксального.

Однако он посчитал, что без радикальных перемен оживить систему невозможно. Его выступление в ООН в декабре 1988 года ознаменовало собой первый шаг в отказе от империи. В марте 1989 года Горбачев организовал первые со времен войны серьезные выборы в своей коммунистической стране. Но он столкнулся со знакомой проблемой: попытка реформировать теряющую работоспособность систему может лишь еще больше дестабилизировать ее. В начале 1990-го, за два года до распада, я написал в Лондон, что надвигается беспорядочный, но неумолимый распад российской империи. И я был не одинок в такой оценке.

Так почему же аналитики из американской разведки даже в апреле 1989 года делали вывод о том, что Советский Союз останется главным противником Запада на всю обозримую перспективу? Ответ на этот вопрос носит политический, и даже социологический характер. Во времена холодной войны обе стороны смотрели на вещи в черно-белом цвете. Официальные руководители придерживались самых пессимистических аналитических выводов, потому что так было безопаснее. Военные разглагольствовали о росте угроз, чтобы получить больше бюджетных денег и больше самого современного оружия. В 1988 году аналитик из ЦРУ рассказал Конгрессу, что он и его коллеги никогда по-настоящему не оценивали факторы, способные привести к развалу Советского Союза, потому что «нам бы сказали, что мы спятили». Другие советники по обе стороны разлома также говорили своим боссам то, что те хотели услышать.

На Западе Горбачева критикуют за то, что он по недомыслию решил реформировать систему вместо того, чтобы уничтожить ее. Но он тоже был узником своей среды. И тем не менее, за годы своего руководства он прошел большой путь от коммунизма к чему-то, напоминающему социал-демократию. Это вполне разумный путь для благородного человека.

Его можно критиковать за то, что он не справился с экономическими проблемами. Но он боялся тех потрясений, которые несет с собой радикальный переход к свободному рынку. Беспорядочные и хаотичные реформы Ельцина на самом деле привели к безудержной инфляции и к длительному периоду обнищания россиян. Пожалуй, это неизбежная цена за необходимые премены.

Самая неубедительная критика состоит в том, что Горбачев не сумел удержать в бутылке джина национализма. К 1989 году этот джин выбрался наружу. Горбачев мог послать танки. Однако вместо этого он решил попытаться создать по-настоящему добровольную федерацию советских республик. Большинство западных лидеров предпочло именно такое решение кошмарной и кровавой альтернативе «Югославии с ядерными бомбами», в которую могла превратиться во время распада ядерная сверхдержава. Его попытки были загнаны в тупик августовским путчем в 1991 году, а также настойчивым стремлением Ельцина самому захватить всю власть.

Так что Россия возрождалась в ту холодную зиму посреди ледяной стужи голодная, обнищавшая, униженная и страшно возмущенная утратой своего статуса. Даже те россияне, которые приветствовали падение коммунизма и свободу, данную им Горбачевым, обвиняли его в разрушении своей великой страны.

Хотя россияне сейчас в это не верят, на Западе был мощный и искренний всплеск доброжелательности и желания помочь. В определенных кругах звучали ликующие победоносные нотки триумфаторских настроений, и возникало ощущение того, что теперь-то мы сможем подчинить русских своей воле. Кто-то называл это реализмом, но то не был язык государственной мудрости.

Западная политика отражает обе тенденции. Мы читали русским нотации о их безнравственной политике и о нарушениях прав человека. Мы давали им дорогостоящие и зачастую неуместные советы в области экономики. Мы настаивали на том, чтобы они внедряли у себя цели западной внешней политики, но игнорировали то, что россияне считали своими законными интересами. Мы расширили НАТО вопреки собственным заверениям об обратном. Мы бомбили союзницу россиян Сербию. Мы вмешивались в дела соседних с Россией государств. Наши советы были поставлены под сомнение и утратили доверие, поскольку русские посчитали, что мы не соблюдаем свои собственные принципы и не можем должным образом управлять даже своей хваленой либеральной экономикой.

Параллельно, хотя необязательно вследствие этого, российская политика становилась все более неряшливой. Высокие нефтяные цены снова соединились с политической инертностью и свели на нет все дальнейшие попытки проведения фундаментальных реформ.

Спустя пять месяцев после того, как был спущен флаг, я написал, что России понадобятся десятилетия, а возможно, и целые поколения для преодоления своих экономических, имперских и прочих трудностей. Но, написал я в Лондон, мысль о том, что Россия сможет со временем создать свою собственную, хотя и несовершенную демократию, не является глупым и бессмысленным оптимизмом.

Это не было предсказанием. Но это до сих пор выглядит как логичное предположение.

Автор статьи был послом Британии в России с 1988 по 1992 год.

Перевод сайта ИНОСМИ.ру