Руслан Гринберг. Перестройка Горбачева

2 марта Михаилу Сергеевичу Горбачеву исполняется 80 лет. Последний Генеральный секретарь ЦК КПСС, первый и единственный президент СССР, лауреат Нобелевской премии мира... Больше четверти века назад он начал перестройку, пытаясь обновить страну.

Мы вместе прошли эти годы, полные надежд и разочарований. Многие по-разному оценивают их итоги. Свой разговор с директором Института экономики РАН Русланом Гринбергом корреспондент "РГ" намеренно построила на бытующем расхождении взглядов.

Российская газета: Вы не переоцениваете в данном случае роль личности в истории? Советский Союз разрывали внутренние проблемы - экономические, политические, социальные. Сами же говорите: перемены были неизбежны. Перестройка или что-то иное в этом роде все равно бы случилось.

Руслан Гринберг: Вы сейчас высказали, на мой взгляд, одно из самых распространенных заблуждений последних двух десятилетий. Неужели вы и вправду думаете, что любой генсек после Черненко должен был бы начать демократические преобразования? Советский Союз, конечно же, переживал острейший кризис. И не один год. Но до Горбачева никто из генеральных секретарей ЦК КПСС и в мыслях не держал начать столь радикальные демократические перемены. Да и вообще тогда вряд ли кто мог даже подумать, что генсек может инициировать такой процесс. Дело, скорее всего, кончилось бы очередными "усилим, углубим, улучшим".

Но к власти пришел Михаил Горбачев, и произошло, если хотите, чудо. Он предложил объединить социализм со свободой. Вы вспомните, какое тогда было время. Свобода слова была только на кухне. А тут сам генсек объявил о необходимости демократических перемен и в политике, и в экономике. А ведь это шло явно против инстинкта сохранения власти.

РГ: Или наоборот, от страха все потерять.

Гринберг: Кстати, это еще одно заблуждение, которое стойко укрепилось в среде нашей западнической интеллигенции. Будто бы Горбачев начал перестройку из-за страха перед масштабностью западных военных программ, прежде всего "звездных войн" в виде стратегической оборонной инициативы (СОИ). И вследствие такого страха тогдашнему советскому руководству, осознавшему неспособность СССР к адекватному ответу, якобы понадобилось демократизировать страну. Очень странная логика. Скорее в такой ситуации Кремль должен был бы пойти по традиционному проверенному пути: дальнейшая мобилизация ресурсов, ужесточение дисциплины, укрепление централизации и прочее.

Еще одно заблуждение, глубоко укоренившееся в народном сознании, - перестройка и ее лидер Михаил Горбачев развалили Советский Союз. На самом деле, реформируя, по сути, унитарное государство, он лишь стремился превратить его в подлинную федерацию, органически сочетающую сильный центр с широкой самостоятельностью союзных республик. В этом легко убедиться, посмотрев на договор о Союзе суверенных государств, который должны были подписать их руководители в августе 1991 года.

РГ: Но Союз-то развалился!

Гринберг: Можно, конечно, упрекать Михаила Сергеевича в том, что он не учел все последствия роста национального самосознания в республиках. Новая свобода хорошо "работала" бы при сохранении прежних навыков порядка. Но это дается опытом. А его в атмосфере "опьянения" свободой не было, Получилась анархия. Народная стихия вывела на поверхность общественной жизни всякого рода сепаратистские и националистические предрассудки, которыми умело воспользовались пассионарные интеллектуалы и высшие чиновники союзных республик, чтобы добиться себе политической власти. Но ведь не кто иной, как Горбачев, тогда неустанно предупреждал о горьких последствиях наметившегося распада СССР. Он стремился сохранить в том или ином виде интегрированные формы общежития граждан обновляемого Союза.

И здесь не важно, хотел Горбачев улучшить или разрушить реальный социализм. Главное заключается в том, что он стремился гуманизировать общество, раскрыть его демократический потенциал. Великая заслуга Горбачева в том, что он, в сущности, открыл шлюзы для системных изменений. Он инициировал отмену ст. 6 советской Конституции и этим положил начало политической состязательности в стране. Это и стало переломным моментом в истории не только нашей страны, но и всего мира. Как политик он проиграл в силу собственных просчетов, но главным образом из-за массовых общественных заблуждений. Ему наносили удар за ударом с разных сторон и западники, и почвенники. А народу хотелось всего "быстро и сразу". В общем, к концу 1991 года он оказался практически в полном политическом одиночестве. Что ж, как говорится, неблагодарность - награда мира.

РГ: Началом создания рыночной экономики принято считать 1992 год. Но это уже другая эпоха - Ельцина, его команды либеральных реформаторов.

Гринберг: И опять заблуждение! На самом деле, механизмы саморегулирования экономики были включены уже во время перестройки. Разве мощное кооперативное движение, из которого выросло целое поколение молодых предпринимателей, развитие оптовой торговли, самостоятельный выход хозяйствующих субъектов на внешний рынок, расширение сегмента договорных цен, возникновение многочисленных совместных предприятий не свидетельствуют о становлении рыночной экономики? Кстати, экономическая стратегия перестройки с самого начала предполагала "мягкое" вхождение в рынок, что, как теперь становится все более очевидным, было весьма разумно.

Но многое пошло не так, как хотелось и представлялось, в том числе и инициатору перемен. После изгнания коммунистической идеологии общество столкнулось с новыми проблемами, угрозами и вызовами, подчас не менее суровыми, чем при советской власти. Огромная масса людей оказалась в нищете и бедности. Многие ощутили себя никому не нужными, они уже не могли рассчитывать на помощь государства, еще вчера обеспечивавшего им жилье, образование, здравоохранение и другие социальные потребности.

Сделала свое дело и жуткая поляризация доходов как результат хищнического передела "закромов родины" в пользу немногих. Отсюда и тоска по "сильной руке". Потому и Сталин, в конце 1980-х годов уже занявший место главного злодея в истории страны, вновь обрел черты "народного заступника".

РГ: В одном из интервью вы объяснили эту метаморфозу тем, что в результате перестройки наступила свобода без порядка и справедливости.

Гринберг: К сожалению, это так. Ни в коем случае нельзя противопоставлять свободу и справедливость. Это равновеликие понятия. Горбачев хотел окончательно расстаться с крепостным правом. Он был уверен, что, ограничивая свободу, не добиться справедливости, равно как без справедливости нет и свободы. Только на такой основе возможно достижение действительно гуманного государства, построение цивилизованного гражданского общества, укрепление различных форм самодеятельности его членов. Стоит здесь вспомнить, что единственные за всю российскую историю честные выборы состоялись при Горбачеве. В общем он оказался романтиком, искренно веря, что превращение подданных в граждан окажется ему по силам.

Сейчас перед нами стоит исторически важная и благородная задача - модернизировать страну. И решать ее надо на принципах свободы, справедливости, гласности, ни в коем случае не жертвуя демократическими ценностями, за которые боролся и борется Михаил Горбачев.

РГ: То есть вы считаете, что сейчас нам нужна перестройка-2?

Гринберг: Я твердо убежден, что для построения современного государства нам придется вернуться к горбачевским ценностям - идет ли речь об экономике, о культуре, о структурной политике, об этнических проблемах и так далее.

Пока же мы, похоже, вползаем в застой, обусловленный тотальным бюрократическим произволом. Я бы назвал это государственно-монополистическим капитализмом. Монополизм во всем - в экономике, в политике, даже в культуре. Он блокирует движение вперед. Ведь демократия - не абстрактная ценность, а практическое средство для изменений в политике.

Удивительно сейчас видеть, как этот человек, который не был в главном понят, во всем, в конце концов, оказался прав. От всего сердца поздравляю Михаила Сергеевича с юбилеем. И дай ему бог подольше сохранить физические и душевные силы.

Российская газета, 02.03.2011