Димитрий Заречняк, переводчик Р.Рейгана: Восприятие Рейганом России во многом было связано с Горбачевым

Димитрий Михайлович Заречняк много лет проработал старшим дипломатическим переводчиком Госдепартамента США. В канун столетия со дня рождения Рональда Рейгана Русская служба «Голоса Америки» попросила Димитрия Михайловича поделиться своими воспоминаниями о сороковом президенте США.

Сергей Москалев: Димитрий Михайлович, шестого февраля отмечается столетие со дня рождения президента США Рональда Рейгана. Вы работали в качестве переводчика с президентом Рейганом несколько лет. Какие его качества вам особенно импонировали?

Димитрий Заречняк: Я могу сказать, что он был человеком честным и человеком добрым, Это – главное, и это осталось в памяти.

С.М.: Были ли какие-то особенности в работе с Рейганом, которые отличали бы его от других президентов: ведь вам довелось работать и с Ричардом Никсоном, и с Биллом Клинтоном, и с Джорджем Бушем?

Д.З.: Больше всего я работал с Рейганом. В отношении Никсона должен, к сожалению, сказать, что с ним было не легко – он и Киссинджер не очень-то доверяли окружению, и впечатление о работе с ними у моих коллег-переводчиков из Госдепартамента сложилось не самое благоприятное. Если говорить о Клинтоне и Буше, то у меня воспоминания самые положительные: они люди приятные, учтивые – в противоположность Никсону, хотя с Бушем и Клинтоном в основном работал другой наш переводчик – Петр Афанасенко. А я чаще и больше работал именно с Рейганом.

С.М.: Могли бы вы отметить какой-то главный принцип в подходе Рональда Рейгана к работе?

Д.З.: Думаю, главное – об этом я уже упомянул – было его желание справедливости, желание поддерживать права человека; на этом он фокусировал свое внимание. Рейган не был таким интеллектуалом, как, например, Клинтон, но он очень твердо и искренне верил в то, что нужно поддерживать свободу, – это и был главный принцип, можно сказать стержень в его подходах.

С.М.: Рейган был президентом США в период, когда на родине ваших предков, в России, происходили тектонические сдвиги – началась перестройка. Рональд Рейган неоднократно встречался с Михаилом Горбачевым. Какие переговоры, по-вашему, были самыми сложными, драматичными?

Д.З.: Самыми сложными были переговоры в Рейкьявике. Казалось, что обе стороны – Рейган и Горбачев – пришли к соглашению об уничтожении всего ядерного оружия, но на самом деле это было не так. Очень сложная была тема, каждый из них зачитывал позицию по тем записям, которые им подготовили советники, специалисты по военным вопросам. Переговорщикам казалось, что говорят они об одном и том же – об уничтожении всего ядерного оружия. Но из материалов это не следовало: то, что они читали друг другу по запискам советников, подразумевало несколько иное.

С.М.: Если я правильно понял, то возникла проблема точного синхронного перевода, а затем – интерпретации подготовленных решений?

Д.З.: Перевод был не синхронный, а последовательный… Это технический термин. Нет, все выяснилось не во время перевода, потому что мы – я и Павел Палащенко – переводчик Горбачева – переводили то, что они говорили. Но нам было понятно: каждый из лидеров имеет в виду немножко разные вещи. Однако там, на месте, уточнять это было невозможно. Я повторюсь: Рейгану и Горбачеву поначалу казалось, что они добились согласия, но на самом деле то, что они читали по запискам советников, согласием не было. И – может быть, даже к счастью – все это сорвалось: в конце Рейган ведь не пошел на сокращение стратегической оборонной инициативы, на чем настаивал Горбачев …

С.М.: То есть интрига сорвавшихся переговоров была в том, что были не совсем точно подготовлены документы. Или дело было в их интерпретации?

Д.З.: Нет, документы были точно подготовлены с каждой стороны, но технически это были очень сложные материалы: стратегические оружие, крылатые ракеты и т.д. Ни президент Рейган, ни Михаил Горбачев до конца не вникли в суть. В конце концов, помню, что ушли из этого дома в Исландии все в очень плохом настроении, вид был невеселый. И причина, конечно, в том, что Рейган тогда не отказался от стратегической оборонной инициативы.

С.М.: Почему большинство выходцев из России (и первая, и вторая эмиграция) поддерживали республиканцев, Рейгана, хотя в США была и значительная оппозиция его политике?

Д.З.: Я не очень понимаю, почему российские эмигранты больше поддерживали республиканцев. Думаю, что отчасти это связано еще со Второй мировой войной, когда Рузвельт – как они считали - отдал Восточную Европу Советскому Союзу. Это исторический вопрос, мне трудно об этом судить. Если говорить о поддержке Рейгана в его желании наладить связи с Советским Союзом, то тут демократы поддерживали его не меньше, чем республиканцы; может быть, правые республиканцы даже меньше поддерживали Рейгана, чем, скажем, левые демократы. Ну, а старая русская эмиграция хотела улучшения отношений с Россией – особенно когда появился Горбачев.

С.М.: Как вы думаете, актерская карьера в Голливуде сказывалась на «стиле» Рейгана – например, когда он вел переговоры? «Играл» ли он в тех или иных сложных ситуациях?

Д.З.: Я отмечал это – правда, не на самих переговорах. Помню, однажды вечером в Нью-Йорке, Рейган встречался с Громыко. Это была его первая встреча с советским руководителем такого ранга с тех пор, как он стал президентом. Кстати, было это уже после того, как он объявил Советский Союз «империей зла». И Рейган чувствовал себя, как мне показалось, не очень уверенно. Но на следующий день, когда он выступал в ООН, это был уже другой Рейган – тот Рейган, которого мы все привыкли видеть: самоуверенный, твердый. Вот этот контраст меня поразил. Я думаю, что когда он где-нибудь выступал, его актерские способности ему очень помогали. Но на самих переговорах это в глаза не бросалось.

С.М.: «Империя зла» – авторство этой фразы принадлежит Рональду Рейгану, и относилась она к СССР. Но в связи с перестройкой ситуация на шестой части Земли, по историческим меркам, менялась стремительно. А менялось ли восприятие России – СССР у Рональда Рейгана, или он просто следовал политической логике?

Д.З.: Нет, я думаю, что менялось, и это во многом было связано с личностью Горбачева. Из западных руководителей впервые Горбачев встречался с Маргарет Тэтчер. У Тэтчер сложилось очень положительное отношение к Горбачеву. А Рейган прислушивался к ее мнению. Но, конечно, это было не только восприятие Горбачева как человека, но и отношение к той политике, которую Михаил Сергеевич начал проводить в СССР, – к гласности и перестройке.

С.М.: И все же насколько живо Рейган интересовался Россией? Приходилось ли вам, скажем, в частных беседах что-то рассказывать Рейгану о России – смешное или грустное?

Д.З.: Расскажу один смешной случай. Когда Горбачев был с визитом в Вашингтоне, в Советском посольстве был устроен ответный прием. Рейган сидел рядом с Горбачевым. Но в какой-то момент Горбачев разговаривал с Нэнси – женой Рейгана – она сидела по другую сторону от него, а Рейган остался без собеседника. Я был рядом и рассказал Рейгану анекдот, который тогда бытовал о Горбачеве. Рейган вообще любил анекдоты.

С.М.: Если не секрет, что за анекдот?

Д.З.: Анекдот такой. Все знают, что Горбачев старался сократить потребление алкоголя в СССР. И вот, значит, стоит длинная очередь за алкоголем в Москве, и, одному человеку в этой очереди стало невмоготу: «Ну, этот Горбачев! Пойду убью его!». Через какое-то время человек опять возвращается в очередь, и сосед его спрашивает: «Ну как, убил? – да нет – отвечает он – там очередь еще длинней». Рейган очень смеялся. Однако в будущем, как мне кажется, было некоторое продолжение этой ситуации… при последней встрече Горбачева и Рейгана в Москве.

С.М.: Какое?

Д.З.: Забавное. На последней встрече, на даче Горбачева в Москве, собралась небольшая группа: Рейган с женой, Шульц (госсекретарь) с женой. С советской стороны – Горбачев и Шеварднадзе тоже с супругами. Ну, и переводчики. В застолье Рейган, как всегда, любил слушать анекдоты. Горбачев говорит: «Знаете, когда я был в Вашингтоне, я слышал такой анекдот: «Стоит длинная очередь за алкоголем…». Но тут его обрывает Раиса: «Нет-нет, этот рассказывать не нужно…». А я в тот момент подумал: «Ой-ой». Может быть, когда мы сидели на приеме в советском посольстве, под столом был микрофон, и Горбачевым прокрутили запись анекдота в моем исполнении?

С.М.: Неожиданное продолжение…Как вы считаете – опять же, на личностном уровне – был ли Горбачев симпатичен Рейгану? Если да, то в чем это проявлялось?

Д.З.: Да, безусловно, был симпатичен. Они сразу друг другу понравились. Уже на их первой встрече в Женеве Рейган пригласил Горбачева приехать в Вашингтон. Безусловно, из-за своей политики гласности Горбачев нравился Рейгану, как и многим на западе. Он был откровенен, так что отношения у них были хорошие, дружеские.

С.М: При Рейгане закладывались краеугольные камни политики, которая привела, в конце концов, к распаду Советского Союза, к тому, что в мире надолго осталась только одна сверхдержава. Как вы думаете, насколько осознавал Рейган свою роль и значимость в этом процессе?

Д.З.: Вы сказали, что именно политика Рейгана привела к распаду Советского Союза… Я не очень с этим согласен. Я думаю, что не столько политика Рейгана, сколько политика Горбачева привела к этому. Будь в СССР тогда другой руководитель – более пожилой, более консервативный – в Советском Союзе ничего бы не было. Так что, в основном, Горбачев ответственен за это. Но Рейган, конечно, полностью поддерживал и приветствовал политику гласности, перестройку…

А что касается окружения Рейгана, команды – то главной движущей силой всей той политики был Джордж Шульц – госсекретарь. Я, работая в Госдепартаменте, часто присутствовал, когда Шульц встречался и с Шеварднадзе, и с другими лицами, и, конечно же, с Горбачевым. Но, в конце концов, принятие решений замыкалось на Рейгана, который, безусловно, хотел улучшения отношений с СССР. Но – с новым СССР.

Голос Америки, 03.02.2011