Стив Колл. Горбачев был прав.

Все мы заложники своего личного опыта. Ричард Холбрук, ведущий специалист по Афганистану в Администрации Обамы, о котором на прошлой неделе писал мой коллега Джордж Пэкер, стоит перед выбором альтернатив, корни которых уходят в события во Вьетнаме и в Боснии. Генерал Дэвид Петрэус, назначенный президентом Обамой командующим вооруженными силами на Ближнем Востоке и в Центрально-Азиатском регионе, и генерал Стэн МакКристел, командующий силами США в Афганистане, также вынуждены решать эти вопросы с учетом недавних уроков, полученных во время контртеррористической операции в Ираке. Споры относительно того, какой курс Обама должен выбрать в отношении Афганистана, фактически превращаются в глобальный спор, в который привлекаются исторические аналогии и конкретные ситуации. Аналогичные дискуссии были вызваны недавним вторжением России в Грузию, которое произошло во время президентской избирательной кампании Обамы и Маккейна. Маккейн стал сравнивать вторжение России в Грузию с событиями 1956 года в Венгрии и даже со Второй мировой войной. Мудрый редактор журнала «Нью-Йоркер», оставив в стороне такие сравнения, процитировал английского богослова Джозефа Батлера, о котором я, честно говоря, ранее ничего не слышал. Но дело не в этом. Выяснилось, что однажды Батлер сказал: «Что есть, то есть; а если что-то есть, то есть только это и ничего больше». Это самый правильный подход в рассуждениях о ценностях исторических параллелей при выработке политического курса, нежели дебаты, в которых спорящие стороны в качестве аргументов ссылаются на те или иные примеры. Это высказывание я хорошо запомнил.

Разумеется, в подобные моменты эта философия ничуть не умаляет значения истории. И можно утверждать, что из всех аналогий, которые Обаме следует принимать в расчет при выборе политического курса, самыми значимыми являются аналогии с афганской историей, поскольку в определенном отношении они «именно то, что есть».

В середине восьмидесятых годов прошлого века, когда в Советском Союзе к власти пришел Михаил Горбачев, ему досталась в наследство война в Афганистане. Он был намерен положить конец этой войне, однако сторонники твердой линии в его Политбюро, а также высшее военное руководство связали его инициативу по рукам и ногам. Однако постепенно Горбачев выработал стратегию выхода из афганской войны. В этой стратегии было несколько составляющих, причем все они, хотя и в несколько модифицированной форме, присутствуют и в политике Обамы, о которой сегодня ведутся дебаты.

После первой и неудачной попытки более решительно использовать войска специального назначения для нанесения решительного удара по афганским моджахедам в районе пакистано-афганской границы, советское военное руководство стало отводить свои войска назад, в крупные афганские города, одновременно проводя «афганизацию» своих военных операций. По мере выхода из Афганистана советские войск уклонялись от прямых боевых столкновений с неприятелем, особенно в сельской местности, сосредоточиваясь на подготовке афганских сил и на снабжении их вооружением и специалистами, которых у них не было, например, военно-воздушными силами и баллистическими ракетами СКАД. Как я уже писал ранее в своих предыдущих статьях, эта военная стратегия оправдала себя, и города, превращенные в крепости советскими войсками, выдерживали мощный натиск моджахедов, которых финансировали США. А ведь даже после вывода советских войск в стране остались лишь 1-2 тысячи советников по военным вопросам и разведке.

Афганский подопечный Горбачева президент Наджибулла захватил пространство, образовавшееся в результате вывода советских войск. Он вел переговоры с представителями племен, ловил перебежчиков и неустанно твердил о национальном единстве и исламе. Если послушать речи, которые он произносил об объединении Афганистана в 1989 году, то трудно поверить, что он некогда был начальником тайной полиции при коммунистах. Набор его тезисов сильно напоминал происламский национализм времен покойного Саддама Хусейна в Ираке. Наджибулла тоже был не из робкого десятка, и в тогдашних афганских условиях его сила и репутация безжалостного человека, видимо, сыграли большую роль в его политической стратегии. По сути, он реализовывал, и отчасти не безуспешно, политический курс Обамы, который можно охарактеризовать как «примирение» или «национальное воссоединение» с движением Талибан. Наджибулла никогда не работал в союзе со своими главными врагами, но он старался выиграть время и твердо стоял на своем, что, в конечном счете, привело к продолжительному затишью стране.

Однако у Горбачева было гораздо более широкое видение стратегии окончания войны. Оно не сводилось лишь к поддержке Наджибуллы в его переговорах с представителями племен. Он полагал, что после того как Советский Союз и Соединенные Штаты закончат изнурительную и опустошительную войну в Афганистане, которую они вели чужими руками, они будут одинаково заинтересованы в установлении стабильности в Южной и Центральной Азии. Горбачев выступал за региональные переговоры под эгидой ООН с целью стабилизации ситуации в Афганистане и изоляции исламских экстремистов. А это, в свою очередь, должно было создать зону стабильности вдоль южных границ Советского Союза, где проживало мусульманское население. Конечно, говорил Горбачев, Соединенным Штатам не хочется, чтобы к власти в Кабуле пришли антиамерикански настроенные исламские экстремисты. Для того чтобы этого не произошло, необходимы совместные коалиционные решения, необходимо разделить власть с Наджибуллой. Неужели Соединенным Штатам не хочется, чтобы в соседнем Пакистане, где еще совсем недавно была восстановлена хрупкая конституционная демократия, победу одержали умеренные силы?

В 1988-1992 гг. ООН при участии США попыталась осуществить этот вариант региональной дипломатии и стабилизации путем переговоров при участии Наджибуллы и других афганских лидеров. Однако из этого ничего не вышло. Дело отчасти было в том, что до конца 1991 года США продолжали финансирование моджахедов, на которых делали ставку пакистанская армия и разведка. ЦРУ выступало за военное решение. Затем, после неоднократных неудачных попыток захватить города, удерживаемые Наджибуллой, ЦРУ пришло к выводу, что у США больше нет интересов в Афганистане, что пора упаковывать в чемодан деньги и дипломатию и отправляться домой. Через несколько лет талибы взяли Кабул. Одним из американских политиков, который отвечал за последовательность политических решений и который с глубоким скептицизмом относился к Горбачеву в конце 1980-х годов, в 1991-1992 годах участвовал в принятии решения об отказе от региональной дипломатии, за которую в свое время высказывался Горбачев. Этим человеком был Роберт Гейтс, нынешний министр обороны США. Во всех отношениях Гейтс оказался успешным, прагматичным и надежным советником, как для Буша, так и для Обамы. В своих публичных выступлениях он открыто и покаянно рассуждал об уроках, которые США извлекли из 11 сентября - трагедии, которая (лишь отчасти) была обусловлена решением США отдать Афганистан на откуп экстремистам десять лет тому назад, что положило начало хронической нестабильности в этом регионе. Гейтс будет сидеть в кабинете Обамы, когда тот будет принимать следующее судьбоносное для Америки решение в отношении афганской проблемы.

Такое решение следует принимать исходя из реалистичной оценки сегодняшних и будущих американских интересов и возможностей, а не с оглядкой на прошлое. И один из вопросов, который сегодня стоит перед Обамой, состоит в следующем: а стоит ли платить за региональную стабильность и даже благоденствие в Южной и Центральной Азии (если абстрагироваться от проблемы Аль-Каиды) ценой долговременных и рискованных американских инвестиций? По этому вопросу мы можем сказать, глядя в прошлое: Горбачев был прав.

New Yorker, 29.09.2009