СМИ о двадцатилетии Первого съезда народных депутатов СССР

Через 20 лет после первого Съезда народных депутатов СССР

Не поймешь, что обывателю нужнее – демократия или севрюжина с хреном, рассуждал великий Салтыков-Щедрин. И не подозревал ведь, сколь актуальны будут терзания его героев для политиков следующего тысячелетия. Вхожу в легко узнаваемое здание на Ленинградском проспекте встретиться с давним другом, одним из лучших американистов, легендарным переводчиком-синхронистом и руководителем службы международных связей и контактов с прессой Горбачев-фонда Павлом Палажченко. Беседуем за жизнь, открывается дверь, заглядывает Михаил Сергеевич Горбачев. Господин Президент, как обратились бы к нему американцы, навечно закрепляющие за своими бывшими это звание. Михал Сергеич, как чаще услышишь у нас, у русских, особенно если это бывшие и настоящие соратники.

Хотя в данном случае американский вариант был бы правильнее. Неожиданное появление главного лица напомнило мне порядки в Белом доме. Во время визитов важных персон, с которыми по протоколу президент встретиться не должен, он всегда может заглянуть в кабинет к одному из подчиненных и там «случайно» наткнуться на гостя. Понятное дело, ко мне это не относится. Но все равно приятно. Ведь тайной целью моего визита было приглашение президента на 20-летие «Совершенно секретно» – первого независимого частного издания в современной России, которое смогло появиться на свет только благодаря его перестройке и гласности. Так что удалось сделать это напрямую. И еще. Спонтанное появление Горбачева напомнило о событиях мая 1989 года, когда он, все еще могущественный генсек, и уже новоизбранный председатель Верховного Совета СССР и в скором будущем первый президент вот также запросто бродил по кулуарам Съезда народных депутатов, кишащим журналистами и делегатами. Останавливался, спорил.

«Не мешайте, я голосую!»

Всего-то 20 лет прошло. А тот съезд – словно из другой жизни. Причем, чем глубже в историю погружается это событие, тем кажется значительнее. Даже трудно себе представить: более двух тысяч делегатов. 800 желающих выступать, из которых большинство такую возможность получило. Прямая трансляция всех заседаний и дебатов. Воистину, 13 дней, которые потрясли страну. Помню – автобусная остановка. Какой-то дядечка с транзистором у уха, а вокруг люди: ну как? Что он сказал? А Попов что? Да не может быть!.. А Сахаров? А Ельцин? Подходит автобус, про который все давно забыли. У водителя тоже включен транзистор. Это было биение пульса истории, в которой обычные люди оказались соучастниками событий.
Мы, четверо корреспондентов «Нового времени», работали на съезде с утра и до утра – описывая и одновременно пытаясь осмыслить происходившее в зале и в кулуарах, выплескивая все это на страницы журнала в виде дискуссии друг с другом. Что не час – событие. Попов, Афанасьев, представители московской депутатской группы. Сахаров на трибуне тихим надтреснутым голосом пытается сказать правду о бессмысленности и преступности афганской войны. Его захлопывают и освистывают... Бывший воин-афганец – со своей правдой солдата, посланного туда родиной и в то же время непонятно кем из ее тогдашних начальников. Чингиз Айтматов, Олжас Сулейменов, череда председателей колхозов, доярок, партийных секретарей. Анатолий Собчак в незабываемом клетчатом пиджаке непривычно аргументированно разбивает доводы оппонентов. Литовская делегация, покидающая зал. И наконец, Горбачев, почти все время в президиуме и в состоянии дискуссии со всеми и каждым, то держит удар, то срывается.
Конечно, потом парламентская жизнь, вошла в более спокойное, деловое русло. Но чего нельзя было представить, так это зевающих или сидящих с ноутбуками в «Одноклассниках.ру» депутатов. Правда, и Интернета еще не было.

Еще одно незабываемое зрелище. Ночь с 26-го на 27 мая. Владимирский зал, Грановитая палата Кремля. Солидные мужчины и женщины, рассевшиеся кто на парадной лестнице, кто на подоконниках рядом со слишком тесными кабинками для голосования, внимательно изучают длиннющий список фамилий, внесенных в бюллетень по выборам первого Верховного Совета СССР «горбачевского» созыва, который избирался на съезде. А между ними снуют журналисты, пытаясь выпытать, кто за кого. Буквально спотыкаюсь о сидящего на ступеньках  Сахарова. «Андрей Дмитриевич, вы сегодня сказали….» И мягкий, воспитанный Сахаров совсем не интеллигентно отмахивается: «Не мешайте! Не видите, я голосую!»

Эта картина не раз всплывала в памяти во время исторического съезда «единороссов», когда под придыхания знатных тружениц «Владимир Владимирович, куда мы без вас, не покидайте!» единогласно избирали председателя нынешней правящей партии и национального лидера в одном лице.

Сам президент Горбачев так вспоминает первые советские свободные выборы марта 1989 года: «Минимальное число кандидатов – пять-семь. В иных местах доходило до 27. На этих выборах потерпели поражение 35 первых секретарей, включая ленинградского Соловьева. Помню, на следующее утро заседание Политбюро. Страсти кипели. Я захожу - не успокаиваются. Я им говорю: 84 процента получили коммунисты. А они мне: «Да какие это коммунисты!?»

В день закрытия съезда 9 июня 1989 года удалось «поймать» Горбачева в коридоре. И он коротко подвел итоги, закончив фразой: «Сейчас, когда меня люди допросили, приняли, оказали доверие в результате выяснения моих позиций, оценки моих качеств, я себя чувствую увереннее».

Двадцать лет спустя задаю вопрос:

– Что вы тогда имели в виду, какую именно уверенность?
– Вы знаете, не раз уже думал, что иногда уверенность у меня превращалась в самоуверенность, – размышляет президент. – И это было плохо…

Когда Горбачев начинает вспоминать годы президентства, события как бы спрессовываются: их слишком много, и они слишком важны, каждое само по себе и в контексте других.

– Люди поверили, что в условиях свободных выборов могут добиваться своих целей, – говорит он. И тут же переносится в будущее: – Шла острая политическая борьба. Часов шесть говорили с Ельциным и Назарбаевым о союзном договоре. Оказалось, Крючков все записывал. Путч подорвал силы – в том, что касалось и союзного договора, и партии, и антикризисной программы. Ельцин демонстративно унижал на каждом шагу. 14 ноября договорились о союзном договоре. Ельцин потом отказался визировать. Кстати, Ельцин заходил ко мне перед Беловежьем… Думаю, политически мы проиграли, но двигались в правильном направлении. Союз можно было сохранить…

Сегодня модно ностальгировать по тому времени. Вспоминают обычно Союз, который «развалили». Клянут Михаила Сергеевича почем зря – вот если бы да кабы, да пожестче то, помягче это, были бы мы сейчас в советском Евросоюзе. Чушь это. Что же это был за союз, если его смогли развалить несколько руководителей?

Так и хочется сказать: не в чем вам, господин президент, оправдываться. Разве что своей гласностью и перестройкой сами, возможно, не понимая этого, выпустили джинна национальных и политических противоречий из бутылки, в которой он уже не мог усидеть. Вы вернули страну, находившуюся в плену иллюзий о могуществе, которое зиждилось на ракетах и бомбах, в реальность, где внешний долг составлял 34 миллиарда рублей, дефицит бюджета превысил 100 миллиардов, военные расходы составляли 77, 3 миллиарда рублей. Власть училась говорить с народом. Народ – с властью. Причем, что важно, и те и другие были заинтересованы друг в друге.

Последнее дело писать об истории, которая по большому счету только что началась. Потому что в этой истории у каждого своя личная история, развивающаяся по собственным законам и, соответственно, свое отношение к нашей общей истории. Что такое 20 лет в жизни страны? Даже не отрезок, точка. В истории человека – четвертая часть жизни, если повезет дожить до заслуженных седин.

«Производственная необходимость»

К чему ведет фактический отказ от демократии и гласности в том виде, в каком она принята в цивилизованном мире и в каком ее пытался внедрить Горбачев и его люди? К чему привело возрождение мифа о сильной руке?

К неограниченной свободе для власти делать то, что угодно ей, и оправдывать это «производственной необходимостью».

Ну как не перераспределить собственность, чтобы взять денежные потоки в собственные руки или в руки особо доверенных лиц? Логика проста: если не я, то кто?

А тем временем представитель президента, губернаторы и прочие важные птицы, нарушая все законы, с риском для жизни собственной и окружающих охотятся с вертолета на занесенных в Красную книгу зверей. Заслуженный отдых.
Милиционер Евсюков в супермаркете охотится на сограждан. Все в шоке – как он дошел до жизни такой? Начальники-коррупционеры? Неверная жена? Крыша съехала от служебного рвения? Выпил – не закусил? Нагрузился наркотиками? В общем, перетрудился, бедняга.

А может это именно безнаказанность и вседозволенность, обратная сторона безгласности приводит к таким уродливым формам отношений с законом? Через несколько часов после побоища Евсюков ошарашит следователя, попытавшегося выяснить, был ли милиционер в состоянии аффекта, своим вполне трезвым ответом: «А я нисколько не раскаиваюсь. Вслед за мной паровозиком пойдут мои начальники».

Пренебрежение к согражданам, возведенное в абсолют. А, если задуматься, начинается все с мигалок и пробок на дорогах, нежелания объясняться с народом. С того, что избранные народом превратились в избранных в совершенно другом смысле.

Не случайно нынешний президент Медведев, о котором Михаил Сергеевич в свойственной ему манере сказал: «Старается человек. Но еще надо набирать силы», предпринимает попытки подправить хотя бы имидж власти – начал регулярно давать интервью, в том числе и оппозиционным изданиям, активничает в Интернете, встречается с правозащитниками. Впечатление, что он, будучи приведен к власти, скажем, не совсем общепринятым демократическим путем, сегодня как бы ведет свою избирательную компанию постфактум.

В начале 2000-х демократию в России отменили сверху, решив за обывателя, что ему важнее колбаса. И севрюжинка с хреном – для избранных.

С приходом кризиса в конце 2008-го выяснилось: ни демократии, ни севрюжины. Что осталось?

Галина Сидорова
“Совершенно секретно”, 25.05.2009