22 апреля 2009
Точка зрения: «Выборы-89 были, возможно, самыми демократичными и чистыми за последние два десятилетия. В этом — большая заслуга Горбачева. А самая большая — народа». Статья В. Жаркова и А. Колесникова о первых в СССР свободных выборах 26 марта 1989 гВасилий Жарков и Андрей Колесников «Первый глоток свободы». «Красная сотня», как сразу окрестили список в народе, рано праздновала победу. В управляемую систему отбора кандидатов в депутаты была заложена мина: партийные кадры вызывали неприятие населения, которое впервые получило возможность почувствовать себя гражданами — людьми, влияющими на принятие решений с помощью выборов. К тому же демократические кандидаты, строившие свои кампании на противостоянии партноменклатуре, прошли по квотам общественных организаций. Надо ли напоминать о том, что предвыборная кампания дала шанс развернуться в полную силу Борису Ельцину? Разделить ответственность Положительных идей, тем более таких, которые могли бы консолидировать общество, не было. Зато была одна, но пламенная идея, которая постепенно объединила большинство избирателей, а со временем стоила популярности и самому Горбачеву, опоздавшему с реформой партии и партийной системы, — неприятие власти КПСС. Вряд ли генсек сознательно хотел подставить партию под удар: он довольно долго испытывал иллюзии по поводу того, что она может оставаться в авангарде перестройки. Что нашло свое отражение и в кадровом составе «красной сотни»: она изобиловала яркими «непартийными» фамилиями — актер Михаил Ульянов (его едва не забаллотировали, как и Яковлева с Лигачевым) и режиссер «Покаяния» Тенгиз Абуладзе, писатель Чингиз Айтматов и академик Евгений Велихов и многие другие знаковые имена, с которыми было связано ощущение перемен. Горбачев пытался показать, что партия изменилась и впитала в себя элиту общества. Но в то же время как опытный политик он понимал, что власть все равно нужно выводить со Старой площади в парламент. И тем самым обеспечил себе роль первого лица, но уже в другом качестве — сначала председателя Верховного Совета СССР, а затем первого и последнего президента Советского Союза. Но и не только: лидер рассчитывал на продолжение перестройки при помощи системы Советов. Пытался разделить ответственность за управление страной с народом. Но опоздал и здесь. Управляемой перестройки народам и республикам империи уже было мало. А выборы, будучи естественным этапом демократизации СССР, оказались решающим шагом к политизации населения и развалу империи. Московская весна 89-го Впрочем, «простой» избиратель — будь то сотрудник НИИ, рабочий крупного предприятия, врач, преподаватель вуза — в хитросплетения интриг партийной элиты и баталий посвящен не был. Несколько лет назад вся страна наблюдала за «гонкой на лафетах», и вот совершенно неожиданно для себя самого советский человек впервые получил неведомое ранее право — прийти и проголосовать за одного из нескольких кандидатов. Неудивительно, что мартовские выборы 1989 года оказались не только первыми, но и едва ли не самыми массовыми за всю новейшую историю нашей демократии. В голосовании 26 марта приняли участие почти 173 млн человек, или 89,9% избирателей. По сути, можно согласиться с оценкой газеты «Правда» от 5 апреля, комментировавшей прошедшие выборы: «Безо всяких «напоминаний» о необходимости выполнить свой патриотический долг люди пришли на избирательные участки, чтобы поддержать своих избранников, тех, кто реальными делами, своей активной жизненной позицией заслужил доверие народа». Все это верно, особенно если учесть, что на тех самых выборах по национально-территориальному округу в Москве с колоссальным отрывом победил Борис Николаевич Ельцин (почти 90% голосов), два года спустя подведший черту под советским периодом нашей истории. Стилистика прежняя, но реалии уже новые — таков, пожалуй, главный парадокс той весны. В стране нет еще и намека на многопартийность, треть депутатов Съезда народных депутатов (750 человек) вопреки нормам демократии избирается не всем населением, а от общественных организаций. «Красную сотню» должны были составить депутаты, напрямую выдвинутые от КПСС, еще 100 человек — от профсоюзов, 75 — от комсомола. Но ведь и вернувшийся из горьковской ссылки Андрей Дмитриевич Сахаров оказался в числе депутатов, будучи избранным по квоте Академии наук. Средства массовой информации были целиком подконтрольны властям: невозможно было представить Ельцина или Сахарова в эфире программы «Время» или на страницах партийной печати. Но уже были созданы — при поддержке тогдашних либералов в ЦК — островки информационной свободы. Народ ходил на Пушкинскую площадь читать вывешенные на стендах свежие номера «Московских новостей», не спал ночами, чтобы увидеть трогательно-наивные по нынешним временам выпуски программы «Взгляд». Ксерокс нельзя было купить для частного пользования, но партийным пропагандистам уже ставилась задача бороться с «листовочной войной» на местах. В Прибалтике, Грузии, других республиках интеллигенция создавала национально-демократические движения. Это были еще и самые тихие и чистые выборы. Не было войны компроматов, большая стрельба еще не началась. Казалось, торжество демократических принципов происходило согласно законам природы — как таяние мартовского снега. За консерваторами в КПСС окончательно закрепился, как бы сейчас сказали, имидж маразматиков. Их продолжавшая доминировать риторика вызывала либо раздражение, либо смех. Надо же было додуматься выставить против Ельцина в Москве кандидата по фамилии Браков, директора завода, производившего совковые лимузины и холодильники? Результат не заставил себя ждать. Молча пришли и молча проголосовали. На выборах рубежа 80–90-х у демократии не было шанса проиграть. Шок — это по-нашему Первые свободные альтернативные выборы закончились так, как и должны были закончиться — свободно и альтернативно. Избиратели, получившие в руки такой реальный инструмент демократии, как бюллетень, «прокатили» 20% секретарей парторганизаций, в том числе 30 секретарей обкомов и крайкомов («соль» партии!). В «колыбели революции» Ленинграде случилась катастрофа: провалились вообще все советские и партийные руководители, включая командующего военным округом. Старые партийные обществоведы впервые испытали шок: наименьшую поддержку коммунистические кандидаты получили в крупных промышленных центрах — Москве, Ленинграде, городах-миллионниках, наукоградах — там, где были сосредоточены промышленный потенциал страны и наиболее образованная часть рабочего класса. Но именно высококвалифицированные рабочие вместе с технической интеллигенцией оказались, выражаясь партийным сленгом, «авангардом борьбы» с кандидатами от партноменклатуры. Тем не менее суммарно 85% депутатов оказались представителями КПСС. Поэтому заседание политбюро 28 марта Горбачев начал с бравурных нот, оценив произошедшее как большой шаг в осуществлении политической реформы. Оговорившись, правда, что не удалось в должной мере поддержать кандидатов от рабочего класса. Ведь уже было понятно — коммунисты коммунистам рознь: члены КПСС Афанасьев, Гранин, Ульянов явно отличались от привычных для прежних созывов Верховного Совета ткачих из Иваново и хлопкоробов из Средней Азии. И тут началось. Воротников: «На местах недовольны… возмущены поведением средств массовой информации. Не прошли 14 командующих округов». Лигачев: «Мы должны помнить, что в Чехословакии и Венгрии (в 1956 и 1968 годах) все начиналось со СМИ. Репрессий не надо. Но порядок надо соблюдать. А где нужно — и власть употребить». Соловьев (первый секретарь Ленинградского обкома): «В Ленинграде все семь руководителей партийных, административных и военных органов не прошли… Избирательная кампания показала: идет борьба за власть». Чебриков: «Тех товарищей, кто потерпел поражение, — сохранить и поддержать». Лукьянов: «Надо принять меры против «Мемориала» и «Памяти». Они приближаются к положению антисоветских организаций». Прогорбачевски выступили только Александр Яковлев и — отчасти — Вадим Медведев, Эдуард Шеварднадзе, Мироненко, Слюньков. Горбачев, по сути дела, пошел против большинства в партаппарате. Он открыто говорил о том, что проигравшие заслужили поражение, а политическая конкуренция и свобода СМИ — это завоевания, а не изъяны обновлявшейся политической системы. Которая и обновляться-то уже начала не только сверху, как в предшествовавший период, но и снизу. Хотя лидер перестройки умом понимал, но сердцем не мог смириться с тем, что происходившее в 1989-м — это начало конца. Демократия, отлившаяся в форму легитимных выборов, ставшая реально действующим политическим механизмом, который определяющим образом стал влиять на ситуацию в стране, не могла не смести режим коммунистической власти. И уже мало кто был благодарен Горбачеву за то, что после выборов он вывел из ЦК 110 пенсионеров-геронтократов, а затем — правда, в 1990-м — отменил статью 6 Конституции о «руководящей и направляющей силе». Власть уходила не только из рук партии, но и из залов заседаний съездов народных депутатов СССР, переходя к лидерам национальных республик, включая Россию. Исторический парадокс: по способу отбора кандидатов выборы-89 были управляемыми, а по характеру кампании, результатам и последствиям — возможно, самыми демократичными и чистыми за последние два десятилетия. В этом — большая заслуга Горбачева. А самая большая — народа. Его теперь считают не готовым к демократии, но между тем его опыту в этом деле — без малого 20 лет. Неужели все еще не готов? Весной 1989 года в СССР прошли первые альтернативные выборы народных депутатов СССР. 1500 народных депутатов избирались по территориальным и национальнотерриториальным избирательным округам. Общие выборы проходили 26 марта 1989 года, повторное голосование — 9 апреля. Кроме того, 750 народных депутатов избирались общественными организациями. Голосование в разных общественных организациях проходило с 11 по 23 марта (в нескольких организациях в апреле проводились повторные выборы).
The New Times, 23.03.2009 |
|