Интервью газеты "The Financial Times" с Михаилом Горбачевым

Журналист газеты Financial Times Квентин Пил взял интервью у Михаила Сергеевича Горбачева, бывшего президента СССР и председателя совета директоров организации «Грин Кросс Интернэшнл» (Международный Зеленый Крест), во время его визита в Форт Мейерс (штат Флорида).

Корреспондент газеты Financial Times: Примите мои поздравления с Вашим недавно прошедшим днем рождения. Слышал, Вы хорошо отпраздновали его в Москве.

Михаил Сергеевич Горбачев: Да, мы хорошо его отпраздновали. И я очень рад, что сейчас нахожусь  уже в том возрасте, который называют возрастом мудрости.

Корреспондент газеты  Financial Times: Я должен также поздравить Вас с тем, что Организация Объединенных Наций объявила Вас лауреатом звания «Защитник Земли».

М.С. ГОРБАЧЕВ: Для меня это было довольно неожиданно. Конечно, мы ведем определенную работу, делаем определенные вещи. Я вспоминаю слова Вилли Брандта (бывшего канцлера Германии). Когда он думал, что умирает, он сказал своим друзьям и семье, что на своей могиле хочет видеть один лишь простой камень, с самыми простыми словами: «Мы пытались».

     И мы тоже просто пытались, и в результате у нас  -  эта награда, что было достаточно большим сюрпризом. Для меня это был второй раз, когда я получил сюрприз. Первым  -  «Грэмми», которую мне вручили вместе с Биллом Клинтоном и Софи Лорен, когда мы сделали новую запись «Пети и волка» Прокофьева. Это было тоже в защиту окружающей среды.  И в результате – премия «Грэмми». Так что, иногда мы получаем хорошие сюрпризы.

Корреспондент газеты  Financial Times: Разве Вы не получили свою первую награду еще в 18 лет как тракторист-передовик?

М.С. ГОРБАЧЕВ: На самом деле мне было 17, когда мне дали эту награду. В то время у Сталина была своя методика работы. Комбайнеры должны были получать специальные стимулы, потому что для России и для СССР сбор урожая был настоящей борьбой. Если комбайнер собирал 10 000 центнеров – т.е. около 1 000 тонн зерна – он становился Героем Социалистического Труда. За чуть меньшее количество давали орден Ленина, а за еще чуть меньшее – другую награду. Мой отец и я, отец как комбайнер и я как помощник комбайнера, собрали 9 000 (центнеров). Поэтому моему отцу дали орден Ленина, а мне дали орден Трудового Красного Знамени. В то время это были очень высокие награды. И я горжусь своей первой полученной наградой.
     Самое интересное, что 1946-47 годы были годами засухи, сразу после войны, и голод гнал людей из городов в деревню. Люди готовы были продать последнее, чтобы купить еду.  Все это было из-за засухи. А потом в 1948 году на северном Кавказе была пыльная буря. Поэтому когда это произошло, все колхозники запаниковали. Мой отец позвал меня поехать с ним посмотреть, что происходит в других районах. Мы увидели растения, корни у которых были почти голыми из-за пыльной бури, и мой отец сказал: «В этом году у нас опять не будет зерна». А потом на следующий день после этих пыльных бурь пошел дождь – на целых три дня. Он шел сутками напролет. А потом, в первый раз после войны у нас был действительно хороший урожай.
     Во время войны столько всего было. Были траншеи. Были бомбы. На нашей земле были советские и германские войска. И именно в то время я увидел, что такое природа. Я увидел, что важно возделывать землю так, чтобы не было пыльных бурь. Это был мой первый опыт жизни в гармонии с природой; задолго до того, как слова «экология» или «окружающая среда» стали вообще известны.
     Чернозем выветривался пыльными бурями. Леса были полны чернозема, принесенного ветром. Такова история того, как я получил свою первую награду – орден Трудового Красного Знамени.

Корреспондент газеты Financial Times: В душе Вы все еще крестьянин?

М.С. ГОРБАЧЕВ: Конечно. Я в этом не сомневаюсь. Я считаю, что это самое мудрое занятие. Невозможно представить себе более мудрого человека, чем крестьянин, потому что крестьянин должен знать, как обращаться с землей, что сеять, чего не сеять, как обращаться с животными. Крестьянин очень сильно зависит от природы. Он должен всегда смотреть вокруг себя, определять, будет дождь или нет. И это дало мне много уроков. Это был мой первый университет: мое крестьянское воспитание.

Корреспондент газеты  Financial Times: Позвольте мне обратиться к другому Вашему большому опыту экологической катастрофы – Чернобылю. Приближается его 20-я годовщина: мы уже усвоили уроки этой трагедии?

М.С. ГОРБАЧЕВ: Если говорить кратко – да. Это была уникальная драма и настоящая трагедия. В то время я руководил страной, хотя все эти АЭС были построены задолго до того, как я стал руководителем. На АЭС случались неполадки, случались остановки, но не было ничего похожего на ту аварию, с которой мы столкнулись в Чернобыле. Что-то похожее было на АЭС «Три-Майл-Айленд», но я узнал об этом только позже. Поэтому все произошло очень неожиданно. Та АЭС (в Чернобыле) считалась лучшей. Мы до сих пор не знаем точно истинных причин аварии. Произошло что-то поистине ужасное. По-видимому, проводились какие-то испытания с целью научиться лучше регулировать подачу энергии между ночным и дневным временем. Они хотели посмотреть, как можно было бы выровнять эту подачу. В какой-то момент  произошел сбой, и все пошло не так.
     Это случилось ночью. Рано утром мне позвонил Николай Рыжков, председатель правительства (премьер-министр),