Демократические реформы: 20 лет спустя

Члены Наблюдательного совета "МН" констатируют: в последние годы завоевания перестройки либо деформированы, либо вовсе утрачены Поворот к человеку, заявленный во времена перестройки, так и не состоялся. А мог бы.

Кризис между обществом и государством достиг угрожающего состояния - к такому выводу пришли члены Наблюдательного совета "МН" в ходе дискуссии, посвященной 20-летию перестройки. В чем причина? Что произошло с теми ценностями, которые легли в основу "горбачевского" курса? Члены Наблюдательного совета сообща искали ответы на эти и другие вопросы. Теперь - очередь за читателями "МН", которых мы приглашаем продолжить дискуссию. Наблюдательный совет считает такую дискуссию весьма своевременной. В сложные моменты истории диалог газеты и ее читателей всегда помогал выработать общую гражданскую позицию. И соответственно выработать программу действий.

Наследуемое самовластие

Юрий АФАНАСЬЕВ, историк, ректор РГГУ:

- Смысл перестройки, а значит, и ее юбилея, заключается в том, что субъектом российской истории стал человек.

До того как перестройка началась, страна жила другими категориями. Это война, революция, индустриализация, снова война. Когда в СССР стали происходить перемены, мир не сразу в это поверил. И понятно почему. То, что провозгласил Михаил Горбачев, было прямой противоположностью ценностям, которые культивировали в СССР.

Первыми ласточками перестройки стали солженицынский "Один день Ивана Денисовича" и "Новый мир" Твардовского. Эпоха закончилась. И концом ее стал другой символ: старики и старухи, протестующие против того, что делает с ними власть.

Поворот к человеку, заявленный во времена перестройки, так и не состоялся.

Тогда, в 80-е годы, люди воспринимали нерешенные проблемы с некой надеждой. Сейчас - полная безнадега. Мы имеем в качестве власти разновидность самовластия. К тому же - наследуемое самовластие.

Конечно, никакого института наследования власти не существует. Ну и что? Кремль находит путь, с помощью которого можно выйти из этой ситуации. Один-то раз власть уже передали по наследству. Значит, можно найти способы. Наследование, как мне кажется, в наших условиях может произойти в форме изменений некоторых функций. Например, премьеру перейдет реальная власть и этим премьером станет Путин. Кто запретит ему потом баллотироваться на новый срок?

Теперь о самовластии. Это дико звучит в начале XXI века. Но попробуйте припомнить, когда и в каком случае несогласие между властью и обществом закончилось в пользу общества? В нашей истории, в том числе истории новейшего времени, ни одного такого случая я не нашел. Скажем, люди, которые повинны в чеченской войне, кто наказан?

Я не знаю, долго ли нам дадут возможность анализировать то, что происходит, и как-то пытаться назвать все своими именами. Но пока у нас есть такая возможность, надо это делать.

Растерянность в превосходной степени

Юрий ЛЕВАДА, социолог, руководитель "Левада-Центр":

- Мы уже много лет не видели такого отчуждения народа от власти. На наших глазах оно перерастает в массовое возмущение. Все это напоминает ситуацию, которая была 100 лет назад, накануне первой русской революции. Хорошо бы напомнить об этом власти.

Перестройка была грандиозной попыткой выйти из тупика, открыть дверь к новым возможностям жизни страны. Мы не всем сумели воспользоваться, и теперь надо ответить: "Почему?" Это очень важно не оттого, что наступает юбилей перестройки, а оттого, что мы очутились в новом тупике. Кто-то пытается выйти из него через разноцветные революции. Дай бог удачи. У нас никто не пытается. И никакими стандартными мерами российскую ситуацию в корне не изменить.

Нужны новые импульсы. Глядя назад, понимаешь: такой импульс дала перестройка сверху. Теперь о ней не любят говорить, ее боятся. Поэтому газете необходимо сделать тему перестройки регулярной, из номера в номер. Пускай выступят те, кто считает, что перестройка была только во вред. Пускай покажут, что можно было сделать другое. Но ведь все, что они когда-то придумали, - это стрелять в Москве и Риге.

В январе 32 процента опрашиваемых не поддержали президента России. Если бы эта треть хотя бы немного была организована, то это была бы громадная сила. Но у нас нет альтернативы. Люди не знают, к кому можно сегодня обратиться. Рейтинг президента и дальше будет ползти вниз, но из-за этого ничего не произойдет. Реальное общественное мнение не опора, а лишь подпорка. Пример Ельцина показал, что можно ничего не иметь в народе, а все равно держаться.

Эффект открытой форточки

Лилия ШЕВЦОВА, политолог, Центр Карнеги:

- Я абсолютно согласна с тем, что говорили мои коллеги. Но вывод из того, что было сказано, я делаю оптимистический.

Ведь чем хорош Путин? Тем, что отбросил все размывающие, гибридные тенденции.

Извините, может быть, не очень хорошо говорить, но если закроют газету, таким же образом определятся с другими либеральными институтами, - будет лучше... Я считаю, что самое худшее - это стагнация. Я считаю, что накапливание кризисных явлений - это как эффект открытой форточки: во-первых, проясняет мозги, во-вторых, очень многое проясняет для населения. Кризис всегда ведет к консолидации либо власти, либо общества. По крайней мере, он ускоряет события.

Раскалывается ядро путинского электората. В мире нас вытесняют Китай и Индия - по очень многим параметрам. То ли это усилит кризис у нас, то ли заставит какую-то часть общества прагматично мыслить, потому что мы не хотим быть выброшенными из предбанника.

Очень интересные процессы происходят в СНГ. Совершенно очевидно, что европейская часть СНГ откалывается, превращаясь в своего рода санитарный кордон между Россией и Западом. И нечего думать, что Европейский союз даст нам успокоиться.

Главное, чтобы власть опять действовала в таком же духе - пилила под собой сук, грабастала "Юганскнефтегаз" и т.д. Другое дело, что ближайшие два-три года нас здорово могут стукнуть по шапке; но такую малость можно, наверное, и пережить.

Бессилие всесилия

Юрий РЫЖОВ, академик:

- К середине 80-х годов страна представляла собой дряхлеющую милитаризованную ракетно-ядерную сверхдержаву, готовую лишь к тотальной войне. Многие миллионы людей под ружьем - от армии до КГБ и милиции - вместе с их семьями представляли очень весомую долю "корпоративно-солидарного" населения страны. С новой силой вспыхнула экономическая агония, затянувшаяся благодаря очередному подъему цен на углеводороды в 70-х. Истинные военные расходы бюджета страны скрывались, раскидывались по "мирным" статьям. В 1989 году официально объявленная смехотворная цифра в 17 млрд. рублей была быстро скорректирована до 67 миллиардов. В действительности эта статья бюджета равнялась 200 - 300 млрд. рублей.

В такой ситуации Михаил Горбачев и начал свои реформы.

Для меня памятна попытка изменить традиционную для России парадигму безопасности. Михаил Сергеевич принял мое предложение создать временную депутатскую комиссию по разработке комплексной концепции национальной безопасности. Первым ее результатом было утверждение:

1) безопасность многокомпонентна - военно-политическая, экономическая, экологическая, информационная и т.п.;

2) приоритет имеют безопасность и права личности, потом - общества и лишь затем государства (системы власти). И то, лишь если последнее способно обеспечить две первые составляющие комплексной безопасности.

Эта инициатива обеспокоила чекистов. Результатом стало прекращение работы комиссии через 40 дней с момента ее создания. Михаил Сергеевич написал на моей краткой отчетной записке: "Считать работу комиссии выполненной. Далее вопросы безопасности берет на себя президент".

Прошел десяток лет, а реального анализа роли России в современном мире так и не состоялось. Равно как и анализа вызовов ее безопасности. Лишь новоизбранный президент на собрании коллег в чекистском клубе доложил им, что задание по внедрению во власть выполнил. И улыбнулся.

Сегодняшний кризис власти, ею же и созданный - в частности, из-за ампутации обратных связей (контролируемые и самоконтролирующиеся СМИ; виртуально-имитационный парламент), - равно опасен и для власти, и для народа страны. Подобные кризисы 1905, 1917, 1991 годов оказывались чреваты судьбоносными, порой трагическими последствиями. Кризис 2005 года грозит потерей управляемости. Пресловутая "вертикаль" нежизнеспособна в сегодняшнем мире. Отвязанность так называемых региональных элит, при внешней покорности, определена осознанием ими наступившего кризиса. Такое чувство испытали в 1991 году главы советских республик. Бывших советских.

Либералы - слабое звено

Александр ГЕЛЬМАН, писатель:

- Апрель 1985 года - начало перестройки, а 9 мая - День Победы. В нынешнем году второму празднику - 60 лет, и мне кажется, что годовщину перестройки замнут под благовидным предлогом - есть более серьезная дата. "Московские новости" должны сделать все, чтобы не забыли и о перестройке. Тем более что ее значение огромно, несмотря на все то, что происходит сейчас.

Как будут развиваться события дальше? Впереди - парламентские и президентские выборы. Какие силы будут в них участвовать? На мой взгляд, это путинцы, националисты, коммунисты и либералы. Самая слабая сила - либералы. Националисты будут пытаться соединиться с путинцами. Если не удастся, то с коммунистами. И может случиться, что снова как наименьшее зло избирателям будет представлен путинец.

Замечу при этом, что в ближайшие годы у нас не может быть массовых выступлений, подобных тем, что были в Киеве. Но массовые выступления националистов вполне возможны, в том числе и против Путина тоже. Может быть, у меня это чувство обострено как у еврея, который чувствует нарастание антисемитизма. Но думаю, что дело не только в моих личных предчувствиях.

Спор шел за каждое слово

Александр Н. ЯКОВЛЕВ, академик:

- Мне сложнее выступать по поводу перестройки, потому что если начнешь хвалить, то вроде бы себя хвалишь, а начнешь ругать - вроде бы Горбачева ругаешь. Но ясно одно: люди приняли перестройку в подавляющем своем большинстве. Приняли, конечно, с разными надеждами. Расслоение началось тогда, когда замелькали слова "демократия" и "альтернативные выборы", которые больше всего и испугали людей. Я помню первое заседание Политбюро - в том смысле первое, что когда стали обсуждать альтернативные выборы хотя бы в партии, то буквально всех членов политбюро охватил ужас.

Почему при такой реакции некоторые вещи были сделаны так быстро? Потому что они делались безо всякого сопротивления со стороны общества, а наоборот, как бы с одобрения. Теперь порой действительно удивляешься. А ведь тогда, вспомните, казалось, что за отмену шестой статьи (Ст. 6 Конституции СССР, закрепляющая руководящую роль КПСС. - "МН") мы дрались очень долго. А ведь на самом деле недолго. Полтора года.

Посмотрите, сколько было возражений поначалу. Когда на политбюро внесешь решение, потом начинаются споры: зачем этого реабилитировать, хватит амнистии. То есть споры возникали по каждому поводу. А свобода слова...

Первое, серьезное, с чего мы начали, - это, конечно, гласность. Она действительно стала помогать разгребать все это накопившееся дерьмо за время той власти. Ведь посмотрите, нынешняя власть начала с зажима гласности. Мы начали с гласности, а они с этого.

Еще меня очень волнует вопрос, как "засахаривается" интеллигенция. Все-таки интеллигенция была ведущей силой перестройки. И ведь удалось же новой власти... Правда, президенту, видимо, помогает то, что он из определенных органов. Ведь и при советской власти отношения с интеллигенцией строились так: кому дать квартиру, а кому не дать, кого выпустить, кого не выпустить, кого напечатать, кого не напечатать и т.д. - всем этим занимался все-таки КГБ.

Мы раньше лгали при советской власти, но думали, что говорим правду. Теперь все общество лжет и знает, что это ложь, - и ничего не происходит.