"Гражданам ГДР будет разрешено выезжать за границу без каких-либо условий"

15 лет назад, вечером 9 ноября 1989 года, правящая верхушка Восточного Берлина под давлением народа пошла на уступку и открыла границы ГДР. В течение нескольких часов в Берлинской стене появились бреши, и тысячи людей устремились на Запад. Германия захлебывалась в восторге. С этого начался закат коммунистического режима, который означал конец ГДР. Холодная война закончилась.

Несмотря на драматическое развитие событий, начавшееся в восточноевропейских странах, прежде всего в ГДР осенью 1989 года, вечером 9 ноября, пожалуй, еще никто не думал, что уже через несколько часов мир полностью изменится. Даже несмотря на то, что 7 ноября восточногерманское правительство ушло в отставку, а на следующий день было избрано новое политбюро СЕПГ. Однако ход заседания центрального комитета СЕПГ 9 ноября позволял предположить, что ГДР следует ожидать всего лишь нового закона о выезде и что для этого должны быть разработаны переходные положения. И тут вечером, в восьмом часу, к прессе в Восточном Берлине вышел член политбюро Гюнтер Шабовский и зачитал два предложения, которые в кратчайший срок обрушили послевоенный порядок в Европе: "Гражданам ГДР будет разрешено выезжать за границу, – так сказал Шабовский, – без каких-либо условий и через любые контрольно-пропускные пункты ГДР и ФРГ". На вопрос, когда эти правила вступят в силу, он, заметно сконфуженный, добавил: "Прямо сейчас, немедленно".

Растерянное удивление

Прошло некоторое время, прежде чем в Берлине, с той и с этой стороны границы, поняли, что это означало. Однако слова Шабовского молниеносно распространились по обе стороны стены, и уже к вечеру 9 ноября сотрудники пограничных контрольных пунктов ГДР, испытавшие невероятную нагрузку, были вынуждены открыть границу. Люди, не веря в свое счастье, чуть ли не в трансе, протискивались через промежутки в ограждении из колючей проволоки на Запад, где их встречали с тем же замешательством. Весь Берлин захлебывался в восторге, а на всем протяжении германо-германский границы люди падали друг другу в объятья. Еще долго они не могли понять, что заграждения, которые за десятилетия принесли немцам столько зла, вдруг стали никому не нужными монстрами из колючей проволоки и бетона. Люди с бутылками шампанского в руках танцевали наверху Бранденбургских ворот, и первые обломки стены, ненавистного символа господства СЕПГ, падали под ударами зубил и кувалд.

Вечер 9 ноября 1989 года определил участь ГДР. Восточный блок прекратил свое существование, последствия слома стены были непредсказуемы. Но как бы ни были сильны оцепенение и недоверчивость, вызванные берлинскими событиями, все же история развивалась в логике скорой смены власти, первые признаки которой появились уже довольно давно. В контексте изменений, которые провозгласил лидер партии и советского государства Горбачев, восточно-берлинский режим все больше заходил в тупик. Диссиденты из ГДР все чаще ссылались на горбачевские требования гласности и перестройки, и было очевидно, что руководство СЕПГ не имеет никаких политических и тем более экономических средств, чтобы нейтрализовать растущее недовольство населения. Все более бесстрашно действовали правозащитники и представители церкви, все громче звучало требование реформ, и все больше людей решались написать заявление о выезде в ФРГ. Только в первом полугодии в 1989 года таковых было 125 тысяч.

Горбачев – герой и могильщик

Режим Хонеккера реагировал беспомощно и пытался жестко подавлять диссидентов. Он категорически отказывался от проведения реформ, одни противники режима оказались в тюрьме, других выпихнули на Запад. Меж тем в нескольких соседних странах коммунистическое господство заметно пошатнулось. 17 апреля в Польше снова была разрешена "Солидарность", 2 мая Будапешт открыл границы для венгерских граждан, 4 июня в Польше оппозиционные партии впервые приняли участие в парламентских выборах.

Еще более сильным сигналом в середине июня послужил триумфальный визит Горбачева в ФРГ, во время которого было подписано совместное заявление, где Горбачев провозгласил право каждого государства свободно выбирать собственную политическую и социальную систему. К этому времени в ГДР с той же целью уже регулярно совершались попытки организовать митинги, так как коммунальные выборы 7 мая, сопровождавшиеся массивными фальсификациями, дали оппозиции к этому мощный стимул. Она все меньше боялась бросить режиму открытый вызов.

Из документов, найденных позже, видно, что руководство СЕПГ было совершенно растерянно. С одной стороны, в политбюро знали, что ГДР находилась на грани банкротства и что экономику уже нельзя было спасти без внешней, то есть западной, помощи. Помощи, конечно, ожидать не приходилось. С другой стороны, нужно было видеть, как все больше граждан ГДР безо всяких проблем уезжали на Запад через братские социалистические страны, прежде всего, через Венгрию. Та полностью открыла свою границу 11 сентября. До конца сентября около 25 тысяч восточных немцев выбрали этот путь к свободе. В Праге и Варшаве тысячам граждан ГДР удалось попасть на территории посольств ФРГ, где они выжидали до тех пор, пока Бонн дипломатическими усилиями не добился для них права на выезд. Литерные поезда с опечатанными вагонами, которые 4 октября привезли на Запад более семи тысяч беглецов из Праги и ГДР, стали символом бессилия диктатуры, полностью упустившей инициативу из своих рук.

Понедельничные манифестации

В это же время в ГДР уже возникли первые свободные партии, например, "Демократию – сейчас", "Новый форум", "Демократический выезд" и, наконец, Социал-демократическая партия ГДР (СДП). Они очищали и дисциплинировали возрастающий протест, который выражался в форме мирных молитв, уличных манифестаций и ставших вскоре легендарными понедельничных демонстраций. К ним примыкало все больше людей. 25 сентября в Лейпциге их было пять тысяч, всего неделей позже – уже 20 тысяч. А еще через неделю – 70 тысяч.

Положение режима становилось тем более затруднительным, чем ближе подходила 40-я годовщина основания ГДР, которую режим Хонеккера планировал отмечать широко и пышно. Так дело дошло до беспрецедентной ситуации, когда 6 октября в Восточном Берлине состоялось официальное факельное шествие около ста тысяч членов молодежной социалистической организации, а двумя днями позже в Лейпциге на улицу беспрепятственно вышли около 150 тысяч противников режима. Все происходило дисциплинированно и мирно, местное партийное руководство закрывало на митинги глаза, и лозунг "Мы – народ!" заглушить уже было невозможно.

7 октября 1989 года Горбачев во время правительственной церемонии в берлинском Дворце Республики выступил со своей знаменитой речью, где он предупреждал руководство ГДР, что жизнь его накажет, если оно будет опаздывать. В это же время перед Гефсиманской церковью, в месте, не сильно удаленным от того, где происходила правительственная церемония, участников демонстрации сбивали с ног дубинками. Это было последней попыткой режима заставить народ замолчать. Уже тогда возник слух, будто Горбачев заявил руководству ГДР, что советские войска в Восточной Германии выступят не на его стороне. То, что так было на самом деле, позже полностью подтвердилось.

Это знание было не только стимулом для демонстрантов, оно также посеяло смуту и раздор среди высших должностных лиц режима. Хонеккер, который все еще твердо стоял на своем, оказался в политбюро практически в изоляции. А в городах ГДР на местном уровне дело все чаще доходило до договоренностей между полицией, Штази и правозащитными организациями, которые всегда сохраняли контроль над демонстрациями.

"Кто такой Эгон Кренц?"

После призрачного празднования 40-летнего юбилея в Восточном Берлине был ясно, что прежняя структура руководства ГДР не выживет. 18 октября Эрих Хонеккер попросил об отставке "по состоянию здоровья", также от дел были отстранены члены политбюро Геррманн и Миттаг. Новым человеком во главе партии стал Эгон Кренц, функционер, такой же бесцветный, как и Хонеккер, заданием которого было спасти то, что еще возможно. В научных кругах уже обсуждались модели очищенной системы, которую могли бы возглавить умеренные кадры СЕПГ и представители правозащитных движений. Но СЕПГ категорически отказалась от данного варианта. Перед общественностью Кренц так ни разу и не появился. 23 октября в Лейпциге на улицу вышло 300 тысяч человек, а 4 ноября на Александерплатц в Восточном Берлине – около миллиона. На одном из сотен плакатов было написано: "Кто такой Эгон Кренц?"

Тогда на почти ежедневных демонстрациях во все большем числе городов ГДР лейтмотивом была демократизация ("Мы – народ!"), но одновременно скачкообразно росло количество тех, кто бежал на Запад через другие страны восточного блока. В течение пяти дней почти 50 тысяч восточных немцев покинуло таким образом свою страну через ЧССР. Совет министров во главе с премьер-министром Штофом капитулировал и ушел в отставку 7 ноября, что тогда привело к хаосу 9 ноября, дате, которую Шабовский своей эпохальной фразой сделал исторической. Вся Германия была потрясена вплоть до самых основ. В течение десяти дней половина населения ГДР, 8 млн человек, посетила Федеративную Республику. Большинство из них попали на Запад впервые.

Взгляд на закат

Режим СЕПГ стремился удержаться на плаву и регенерировать политическую систему путем все новых кадровых перестановок. Но акцент формирующихся сил уже фундаментально сдвинулся. После 9 ноября лозунг "Мы – народ" преобразовался в два: "Мы – один народ" и "Германия – единое отечество". Их сила была настолько велика, что политика больше не была в состоянии противостоять им ни на Востоке, ни на Западе. Еще практически никто открыто не говорил о воссоединении, тем более в соседних странах и странах, победительницах во Второй мировой войне. Официоз ограничивался такими понятиями, как "конфедеративные структуры" или "федерация". Но 28 ноября 1989 года в своем заявлении перед Бундестагом, состоявшем из десяти пунктов, федеральный канцлер Коль открыто сказал о целях воссоединения, которое состоится, если люди в Германии его хотят.

То, что Колю не придется долго ждать этого волеизъявления, стало ясно тремя неделями позже, когда он прибыл в Дрезден на консультации с главой правительства ГДР Модровом. Когда Коль вышел из самолета, его встретила ликующая толпа, над которой развевался флаг ФРГ. Тут он повернулся к своему министру канцелярии Рудольфу Зайтерсу и сказал: "Руди, дело пошло". Не то чтобы с этого дня в ГДР прекратились массовые демонстрации. Но они уже проходили под лозунгами воссоединения Германии. Конец ГДР был лишь вопросом времени. Когда Модров 30 января 1990 года встретился в Москве с Горбачевым, последний дал согласие на объединение обоих немецких государств. Всего через восемь месяцев это событие свершилось.

ИноПресса   "Neue Zürcher Zeitung", 9.11.2004