Горбачевщина

Конфликт вокруг школы Президента СССР. Взаимное уважение учителей, родителей и власти позволило спасти уникальную гимназию

Раннее утро. Ставропольская дорога. Вольный, мощный, бунтарски-громадного размера горизонт. И — розово-рыжая, серо-желтая, салатно-зеленая степь. Очень тихо, тепло и солнечно.
      
       Кто-то верно заметил: «Существуют места, где история неизбежна, как дорожное происшествие, — места, чья география вызывает историю к жизни».
       В 1975 году, когда Михаил Сергеевич Горбачев был первым секретарем Ставропольского крайкома партии, неподалеку от Пятигорска что-то строили в совхозе «Машук» и вскрыли курган. А там — погребение. Останки вождя и четырех его приближенных. Так вот: ученые установили возраст захоронения — сорок веков!
       Нет, вы только вдумайтесь: личной биографии этих мест — как минимум четыре тысячи лет…
      
       Первое тысячелетие до нашей эры: меоты, синды. Потом — скифы. Затем — греки. В начале нашей эры: аланы, за ними — гунны.
       В IX веке из Византии и Грузии приходит христианство. В Х веке — первые русы.
       Я, конечно, сбиваюсь на скороговорку и пропускаю многое, но здесь Степан Разин и Емельян Пугачев собирают свои войска. И Ермак отсюда уходит покорять Сибирь.
       Двадцать пять офицеров-декабристов отбывают тут ссылку, и поддержавших их солдат Черниговского полка пригоняют сюда по этапу. За семьдесят пять дней шесть рот прошли маршем 1200 верст. Они шли и шли по этим розово-рыжим, серо-желтым, салатно-зеленым степям, через село Летницкое, в церкви которого чуть более ста лет спустя дед Андрей будет крестить своего внука — Михаила Горбачева.
       Все связано со всем. История — то, что было. И то, что будет. А прошлое может отделяться от самого себя пропастью хоть в сотню, хоть даже в сотни лет (века — излюбленная единица истории!), но потом опять все продолжится, соберется, продлится.
       Да, история на пару с географией перекрывают все. Любую сегодняшнюю ситуацию.
       Впрочем, не буду забегать вперед.
       Когда начали строить казачьи станицы, сюда бежали (а кого и силой гнали) крестьяне со всей России.
       Воронежский прадед Горбачева появился здесь с тремя сыновьями — Алексеем, Григорием и Андреем. И поселился на самом краю села Привольное, что в 137 км от Ставрополя. 18 душ было в одной только этой семье. Когда спрашивали: «Куда идешь?», крестьяне так и отвечали: «На Горбачевщину».
       Собственно, на Горбачевщину я сейчас и еду.
Районный центр. Село Красногвардейское. Старое название — Медвежье. С 1937 года — Молотовское. 14 тысяч жителей. От родного горбачевского села Привольное — 20 км.
       В Привольном была только восьмилетка. Поэтому девятый-десятый классы Горбачев оканчивал здесь, в Красногвардейском. Сегодня эта школа — гимназия. Меня встречает ее директор Ирина Викторовна Белых.
       Директор — высокая, тоненькая. Больше на старшеклассницу похожа, чем на начальницу. Смущается, чуть ли не к каждому слову поспешно добавляет: «Не подумайте, что хвастаюсь…». Но почему бы и не похвалиться, если есть чем, успокаиваю я. И директор показывает диплом: по итогам 2003 года гимназия признана лучшей в крае…
       «Три выпуска у гимназии уже было, по 20–22 человека, и все поступили в вузы. И в Москву поступили, и в Питер, — рассказывает Ирина Викторовна. — Вот и нынче в
       11-м классе — двенадцать претендентов на золотую медаль. И, видит Бог, мы не специально их тянем, дети сами так стараются… И что ж, нам их срезать, что ли?!». Помолчав: «А Михаил Сергеевич тоже с отличием нашу школу окончил. Он с детства был талантливый. Их весь класс такой. Мы же — станица. Все друг друга знаем. У меня свекор учился с Горбачевым. У них и генералы есть, и конструкторы». И — с радостью и гордостью за горбачевский класс: «Никто не пошел по неправильному пути».
      
       Однако давно пора сообщить любезному читателю, что именно привело меня в горбачевскую школу. А вот что: ее вроде бы должны закрыть. Или — хотят. Или — только собираются.
       Короче, уже года полтора тучи сгущаются, страсти накаляются, на время утихают, потом — опять за рыбу гроши…
       Что тому причиной — понять трудно. Может, гадают станичные люди, то, что директор гимназии — жена бывшего главы администрации района. Или то, что это горбачевская школа.
       Полтора года назад родители собрались и поехали в Ставрополь к большому начальнику отстаивать гимназию. И вот, исчерпав все аргументы, одна родительница воскликнула: «Ну как вы не понимаете: это же школа, в которой Горбачев учился!». А начальник посмотрел на нее и сказал: «А кто такой Горбачев?». Родительница, однако, не растерялась и ответила тихо, но твердо, отделяя каждое слово: «Горбачев — наш первый президент». (Потом она, Наталья Александровна Теплякова, скажет мне: «Тот начальник думал, наверное, что я онемею от его хамского вопроса и пренебрежительного тона или обижусь, стукну дверью, уйду, но что толку обижаться — бессмысленные люди... Я поймала другую интонацию в разговорах с ними — спокойную, твердую, без пафоса, без истерики. Но это я — взрослый человек, медсестра, такого в жизни насмотрелась… А у моей дочери был тогда нервный срыв».)
       А может, вовсе и не в директоре дело и не в Горбачеве. Ничего личного. Просто бизнес. То есть — реформа. Лес рубят, щепки летят. В Москве в системе образования — опять б-о-о-льшой подъем, а в Красногвардейском решили вдруг расформировать все школы так: одна — только начальная, другая — неполная средняя, а третья — совсем средняя… Родители в недоумении: зачем ребенку три раза менять школу, если можно ходить в одну? Уж не говоря о том, на кой ляд губить то хорошее, что с таким трудом создано? Неужели непонятно, что малую травку растить труднее, чем разрушать каменный дом?
      
       Профессор факультета журналистики МГУ Илья Владимирович Толстой (потомок Льва Николаевича) давал нам, студентам, задание: придумать слова и значения к предлогу «через». «Через речку, — кричали мы, — через лес, через поле…». «Еще!» — требовал профессор. Мы перечисляли до бесконечности, а профессор все улыбался и настаивал: «Еще!». Наконец мы иссякли и сдались. Выдержав многозначительную паузу, профессор Толстой торжествующе изрек: «Пить не хотел, но через грибы выпил».
       Я вспомнила это «через грибы» в Красногвардейском, беседуя с родителями. О чем бы они ни говорили — всё «через образование». Которое хотят дать детям. Да, такая святая-святая вера: жизнь может состояться только ЧЕРЕЗ настоящее, классическое, качественное образование.
В 1944 году занятия в школе возобновились. Михаилу Горбачеву было 14 лет. Два года оккупации он не учился. А теперь уже и не хотел.
       Отец писал матери с фронта: продай все, одень, обуй, купи книжки, и пусть Михаил обязательно учится. И дед Пантелей настаивал на учебе.
       Ну вот пошел Михаил на первый урок. Ничего не понимал. Все забыл. Скучно, тоска зеленая. Встал посреди урока и ушел.
       Дома забросил одну-единственную книжку: «Не пойду больше». Мать — в слезы. Потом собрала вещи и ушла куда-то. Вернулась поздно вечером. Без вещей, но с целой стопкой книг. Сын — угрюмо: «Все равно не пойду».
       А ночью взял просто так одну книгу, стал листать, потом читать. До самого утра читал. А утром пошел в школу.
       Тетрадей не было. Писал на книгах отца по механизации. А чернила делал сам.
       После восьмилетки учился в районном центре. Жил на квартире. Раз в неделю ходил пешком в Привольное — к родителям, за продуктами. Двадцать километров туда, двадцать обратно.
       А когда был студентом юрфака МГУ, зимой его письма из Москвы родителям шли сюда месяцами. В снег родное село было отрезано от остального мира.
       Сегодня здесь, конечно, замечательные дороги. И жизнь стала нарядней. Дети одеты, обуты, накормлены. У них есть все (или почти все): компьютеры, телевизоры, видики… А родители — в какой-то неизбывной тревоге. («Понимаете, нам как будто говорят: сидите и не рыпайтесь, мы сами за вас все порешаем. Они — власть. А мы — кто? Мы — те, кто властью никогда не пользуется? Что нам хотят внушить? Ощущение всеобщей и безысходной зависимости, тщеты тебя самого и твоих усилий? Но уже другое тысячелетие на дворе. И не всех возьмешь командным окриком. А нам, поверьте, не без разницы, какое образование получают наши дети. У нас что было — позабирали, а теперь еще у наших детей будущее забирать?!»)
      
       Я давно заметила: города похожи на людей, которые в них живут, а люди — на свои города. И с парками так. И — с нашими домами. И — со школами.
       «Эту школу построил земский врач Белоусов. В 1911 году. Это первое — на всю округу — учебное заведение для детей обоего пола. Земли церковные. То есть церковью дарованные.
       Здесь были печи в каждом классе. А толщина стен, представляете, 80 сантиметров! Да, летом в любую жару прохладно, а зимой в лютый холод — тепло.
       У нас есть — уже из советских времен — новое здание школы, вроде бы даже совсем недавнее, а никакого сравнения с этим… Изо всех щелей дует и т.д.
       Михаил Сергеевич, конечно, учился в старом здании».
       Я не выношу разговоров про ауру, энергию и т.д. Но едва переступаю порог старой школы, как…
       Да, очень высокие потолки, да, толстые стены, да, изумительная лестница… Но что-то еще. Дыхание (или движение?) жизни. Что-то, что существует свободно. Из своей собственной развитости. Из самостоятельной силы. Способное трансформировать человеческие потуги бытия в развитие, в рождение.
       Из архивных документов 1911 года:
       «…чтобы дать возможность крестьянской массе, не нашедшей приложения своего труда к земле, выйти на другую дорогу, чтобы поднять производительность земли, чтобы, наконец, повысить саму культуру края, необходимо широкое и доступное для населения образование…».
       Простая служебная записка. Обоснование, почему нужно открыть именно эту школу.
       Открывали на разного рода пожертвования. Самое крупное — от Медвеженского сельского общества: 10 тысяч рублей. (Корова в ту пору стоила 5 рублей.)
       В школу приняли «86 душ, из них крестьянских детей — 62, других сословий — 24».
       Читаю архивные документы и диву даюсь. Какой стиль, какой слог! Ничего напыщенного, чиновничье-бюрократического.
       «При отсутствии правильно поставленных средних школ в наших уездных центрах тем группам населения, которые доросли до потребности не оставлять своих детей вне среднего образования, приходится тем не менее оставлять эту потребность неудовлетворенной…»
       Боже мой! Моей бабушке Даше только Хрущев дал паспорт, что позволило ей, шестидесятилетней, впервые в жизни выехать за околицу села, а в дореволюционной России власть думала о других дорогах для крестьян, не нашедших «приложения своего труда к земле». И власть верила, что эта другая дорога (другая жизнь) — через образование! — позволит поднять производительность земли и повысить саму культуру края.
       А с каким уважением говорится в этом официальном документе о родителях, которые «доросли до потребности не оставлять своих детей вне среднего образования»…
      
       Мне понравились родители детей из красногвардейской гимназии. Я долго разговаривала с председателем родительского комитета Александром Ивановичем Мирошниченко и Натальей Александровной Тепляковой.
       Отстаивая гимназию, они не устраивают баррикад, не митингуют и не скандалят. И вовсе не выступают единым фронтом против реформы. Просто кровно заинтересованы в ситуации, когда все было бы различимо, описуемо, определимо и вменяемо. Они искренне убеждены, что возрождение «инстанции свободного внутреннего слова», самостоятельной мысли в человеке, совсем не ослабит государственные структуры. Напротив! Необходимо выделение и развитие автономного общественного элемента — как естественной границы власти.
       «Понимаете, если надо что-то реформировать, то нельзя и учителей, и родителей, и детей ставить в известность об этом постфактум, — говорит Александр Иванович. — Нужно обсуждать проблемы вместе, на равных. Мы — не упертые и не противные. И к компромиссу готовы. Но решать судьбу наших детей за нас, вместо нас и у нас за спиной никому не позволим. Я, например, менеджер. Свободный человек. Меня нельзя вызвать к начальству на ковер и заставить молчать…».
       А Наталья Александровна Теплякова рассказывает, как во время декабрьского телефонного общения Владимира Путина с народом дозвонилась до Кремля.
       «Ну сначала мне ответило какое-то неживое существо, потом живое... У меня была одна минута. Но я уложилась. Сказала все, что думала о закрытии гимназии. И что делать этого нельзя. Потому что детям здесь в радость учиться. Я так и сказала — в радость, понимаете! Мне сказали, что понимают. И что разберутся. И ответят мне лично. Ну не знаю, сдержат ли слово».
       А еще родители встретились с главой администрации района. И, кажется, договорились. Во всяком случае, глава уверил родителей, что «категорически отказывается от этого проекта — закрыть гимназию…». Более того! К гуманитарному уклону гимназии добавляется и математический. То есть если раньше здесь было русского языка больше, чем в обычных школах, и английского — больше, то теперь и математики будет больше. Дети этому, как ни странно, только рады.
      
       Философ Мераб Мамардашвили, с которым Михаил Горбачев учился в МГУ, писал: обычно связывают правопорядок с порядком идей, истины; как будто закон существует сам по себе, а не в людях, в индивидах, в понимании ими своего дела. И хотят обойтись без индивида, без индивидуальных сил, без человеческой развитости…
       ...Меоты, синды, скифы, аланы, гунны, русы, вольные крестьяне, Степан Разин, Емельян Пугачев, декабристы, родные деды, врач Белоусов, розово-рыжие, серо-желтые, салатно-зеленые степи, громадного размера горизонт… Мне кажется, из всего этого вырастал Горбачев.
       «Без меня народ неполный», — говорил Платонов. И с традицией — так же. Одно выпавшее звено — и разрывается вся связь. И — опять! — пропуск, опоздание, полный вперед назад...
      
       Когда Горбачев здесь учился, в школе был театр. На спектакли не только дети, но и взрослые шли со всей станицы. А однажды драмкружок совершил платное турне по селам района. И на вырученные деньги купили 35 пар обуви для ребят, которым не в чем было идти в школу.
       И сегодня в красногвардейскую гимназию на театральные премьеры собирается станица. В каждом спектакле — два-три состава. Дети прямо-таки рвутся в театр.
       А одна маленькая цыганочка весь свой табор оставила в станице. Из-за гимназии и театра. Обычно цыганские дети в школе учатся год-два-три, не больше. Табор ведь не может долго сидеть на одном месте. Но эта цыганочка уже в шестой класс ходит. Хорошо учится. Замечательно танцует. Вся станица ей рукоплещет. А вожаки табора гордо усаживаются в первый ряд. Такая маленькая девочка, а «заякорила» целый табор.
      

Зоя ЕРОШОК, спец. корр. "Новой газеты", Ставропольский край — Москва

Новая газета. 2004. № 4. 22 января. С. 16-17.