2 марта 2025
Ближайшие советники о М.С. ГорбачевеАнатолий Сергеевич Черняев
21 марта 1985 г. О Горбачеве говорят: запретил вывешивать свои портреты (взамен черненковских). Отказался приветствовать собрание «обществ дружбы» в Вене: послали от Совмина. В печати и на пленумах обкомов говорится об «установках мартовского Пленума», а не «указаниях Генерального секретаря». Первое заседание Секретариата после избрания Генсеком вел сам. Произнес речь - главным образом, против парадности, бюрократизма и совещаний: дело надо делать, тем более что февраль дал нулевой рост и план года (пятилетки) опять завис… <…> 12 апреля 1985
Прочел стенограмму беседы Горбачева с конгрессменом О’Нилом и его делегацией. Блеск. Яркий, сильный, веселый и уверенный разговор, компетентность и убежденность и, как в старину говорили и до сих пор итальянцы говорят, диалектичный ум. И спокойное, веселое (по-ницшевски) умение держать марку великого народа. Американцев он ошеломил. Они отбрехивались детским лепетом. А потом в беседе со своими журналистами О’Нил сказал, что этот человек большого таланта и искренности, государственный деятель мирового масштаба. <…> 22 мая 1985 г.
Народ буквально ошарашен вчерашним показом по телевидению выступления Горбачева в Ленинграде. Только и разговоров: «Видел?!»… Мы, наконец, получили лидера, который знает предмет, увлечен своим делом, умеет своим языком выражать то, что хочет донести до людей, не боится общаться с ними, не боится показаться им недостаточно величественным. И производит впечатление человека, который действительно хочет сдвинуть с места этот погрязший в грязи воз, расшевелить людей, заставить их быть самими собой, действовать смело, рисковать, полагаться на здравый смысл, думать своей головой и делать, делать. Что-то ленинско-кировское есть в нем, отвага и компетентность, вместе с уверенностью в себе и в людях, вернее, в том, что есть люди, которые могут действовать так же, как он сам.
Георгий Хосроевич Шахназаров Черты характера
Он незаурядный русский человек с южным говорком и отметиной на лбу, потомок казацкой вольницы, наделенный дарованием атамана, вожака, политического деятеля, которому стечением обстоятельств суждено было сыграть роль реформатора своей страны. Стиль его как политика открыт для обозрения, прослеживается в каждом пережитом эпизоде. А вот наблюдения за характером.
У него нет ни малейшей склонности к мистицизму, веры в знамения. Однажды я спросил, приходила ли ему мысль о высоком предназначении. Это было в самолете на пути в Ереван, и Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной рассказали, что в молодости, когда им было под 30, обоим приснился один и тот же сон: длинный черный туннель, в конце которого внезапно вспыхнуло мощное свечение, и огненный столп вознесся куда-то вверх. Поговорили, посудачили: «Что бы это значило?» Раиса Максимовна сказала: «Быть тебе, Миша, великим человеком». На том и забыли.
А вообще Михаил Сергеевич не раз удивлялся своей судьбе - вознесению на вершину могущества и выпавшим затем на его долю испытаниям. Со смехом читал статьи, в которых говорилось о заключенной в нем «магической силе», проницательности взгляда, мощном биополе и т.д.
- Вот уж, ей-богу, никогда не замечал в себе таких способностей.
Хладнокровен. За пять лет тесного, почти каждодневного общения ни разу не видел его вышедшим из себя или окончательно потерянным. В самые драматические моменты сохраняет присутствие духа. Это идет от оптимистического мировосприятия, неистребимой веры в то, что в конечном счете, как говорил классик, «все образуется».
Честолюбив, как всякий крупный политический деятель. Честолюбие у него не дешевого пошиба, не направлено на собирание наград, орденов, званий - все эти символы его мало тешат, а преломляется в стремление совершить нечто значительное на благо своей стране и миру. Приемля достаточно спокойно хвалу и клевету, небезразличен к отзывам о себе людей выдающихся, к которым сам относится с почтением.
Властолюбив в меру. Те, кто корит его за этот порок, забывают, что в нашем случае, одном из редчайших в мировой истории, человек, обладавший по существу неограниченной властью, добровольно, по собственной инициативе поставил ее под контроль парламента, открыл шлюзы для критики и смирился перед волей им же созданных демократических институтов. Конечно, занимая с молодых лет секретарские должности и быстро продвигаясь по ступеням партийной иерархии, он привык повелевать и не очень-то любит противодействия. Но когда все-таки с ним сталкивается – не прибегает к дубинке. Дважды, трижды будет доказывать свою правоту, а уж потом скажет: «Вижу, мне вас не убедить, делайте, как сказал».
Сочетание терпимости к чужому мнению с упрямством завзятого спорщика, редко сомневающегося в своей правоте, - вот, пожалуй, самая характерная его черта. Оттого-то ему пришлись по душе процитированные А.И.Гельманом строки Пастернака о «власти над умами». Михаил Сергеевич часто повторял, что признает стоящей, настоящей только такую власть. В этом – в стремлении не подчинять силой, не гнуть «в подкову», а покорять логикой, аргументами, обаянием – его тщеславие. Отсюда и странная для многих манера поведения: уйдет кто-нибудь из окружения, хлопнув дверью и заявив о своем несогласии с его политикой, Горбачев не считает его за изменника, не мстит и не поворачивается навсегда к нему спиной, как поступают девять из десяти людей в таких обстоятельствах. Напротив, всячески старается вернуть отступника. Есть в этом и доля политического расчета, но, думаю, главное – успокоить свое задетое самолюбие. Пошла даже шутка: хочешь быть в фаворе у президента – сделай предостережение и гордо удались.
Не скуп и не жаден. Все немалые свои гонорары, валютные и рублевые, отдавал детским больницам на приобретение медицинской аппаратуры и медикаментов, перечислял в партийную кассу. После отставки часть заработанных средств выделяет на финансирование работы своего Фонда. Возмущается всякий раз, когда недруги запускают в печать очередную байку о якобы купленных за миллионы домах и дворцах во Флориде, Финляндии, на Канарских островах, яхтах, бриллиантах для Раисы Максимовны.
Помощник У меня была стойкая неприязнь к самому слову «помощник», оно ассоциировалось с безликим чиновником, подносящим в полупоклоне бумаги на подпись высокому начальнику. С другой стороны, опыт общения с Горбачевым исключал подобную модель отношений. Уже ходившие в помощниках Черняев, Фролов, Смирнов, тот же Шарапов в один голос заверяли, что «скучно не будет», в окружении генерального каждый волен говорить, что думает, атмосфера вполне демократическая. В кругу помощников
Скажу заодно и о том, как сам я понимаю свой долг перед Горбачевым. Мои отношения с ним никогда не носили характера личной преданности. Я всегда говорил ему то, что думаю, в том числе достаточно неприятные для него вещи. Если он не признавал критические замечания серьезными, то просто отмахивался. Если они его хоть отчасти задевали своей правотой, принимал к сведению. На замечания, казавшиеся ему несправедливыми, обижался, но никогда не держал зла и тем более не пытался чем-то отплатить, хотя имел для этого уж какие возможности. Сильно сомневаюсь, чтобы многие лидеры согласились держать при себе зловредных помощников, то и дело режущих правду-матку им в глаза. А так, смею заверить, держались все входившие в «мозговой центр» Горбачева. Разве что за исключением Болдина - ни разу не слышал с его стороны каких-либо критических нотаций шефу, притом что в конце концов он выразил свое неодобрение, примкнув к заговорщикам.
Александр Николаевич Яковлев
 Он не произносил чужих речей
Мои наблюдения по поводу характера нашей работы над текстами для Горбачева относятся к человеку пишущему и думающему. У меня нет ни малейших замечаний подобного рода к предыдущим «вождям», они чисты, как голуби после купания, ибо ничего сами не писали, если не считать полуграмотные резолюции. Михаил Сергеевич – первый постсталинский руководитель, который сам писал, умел диктовать, править, искать наиболее точные выражения, а главное – был способен альтернативно размышлять, без сожаления расставаться с устоявшимися догмами. К так называемым «обязательным» формулам относился достаточно небрежно, без того ритуального почтения, которое господствовало в практике сочинений речей для всех без исключения предшествующих «вождей». Все они говорили чужие речи, Михаил Сергеевич – свои. Вадим Валентинович Загладин
 Совместима ли мораль с политикой Тема «Что такое Горбачев и чего можно было (или нельзя было) от него ждать» остается дискуссионной и в наши дни. Как отношение к Михаилу Сергеевичу, так и ответы на этот вопрос менялись, подобно волнам - прилив, затем отлив. Легенд о нем порассказано и понаписано множество. Его пытались обвинять во всех смертных грехах - крупных и мелких, даже мельчайших. Безуспешно. Конечно, он мог ошибаться - и делал ошибки. Когда удавалось, когда хватало времени и сил - сам устранял их. Но что главное - хотел и всегда стремился без колебаний следовать принципам морали. Горбачев на практике попытался соединить политику с моралью. И, по большому счету, это ему удалось. Хотя это было (и не может не быть) чрезвычайно трудно. Проблема эта - соотношение морали и политики - занимала Горбачева всегда. Я не раз слышал от него вопрос: а совместимо ли одно с другим? Впервые еще в 1985 году, когда во время подготовки его первого зарубежного визита во Францию в узком кругу обсуждался вопрос о сокращении ядерных вооружений, конкретно - о том, что можно было бы изложить в беседе с Президентом Ф.Миттераном. Тогда Михаил Сергеевич рассуждал на тему о том, морально ли без конца затягивать дискуссии по разоружению, оставляя тем самым свободу гонке ядерного оружия. А потом - потом этот вопрос возникал у него практически на каждом повороте перестроечной судьбы. И каждый раз он стремился находить решения, оправданные с моральной точки зрения.
Последний раз в годы перестройки я слышал от Горбачева этот же вопрос - совместима ли мораль с политикой, - когда он, вернувшись из Фороса, готовился встретиться с делегацией Социалистического интернационала. Но интонация его на этот раз была скорее саркастической. «Так что же скажешь теперь - совместима ли политика с моралью?» И сам он ответил: «Теперь я более чем когда-либо убежден - да, политика должна быть моральной. Иначе это уже не политика, а …».
Прошло немного времени. И горький конец 1991 года, мужественное прекращение Горбачевым его полномочий Президента СССР, сделанное им при этом случае благородное заявление еще раз подтвердили: Горбачев остается верным своему жизненному принципу. Может быть, именно это и стало приметой его образа, краеугольным камнем его подвига как одного из крупнейших политиков нашей сложнейшей, драматичной и неповторимой эпохи.
|
|
XXI век станет либо веком тотального обострения смертоносного кризиса, либо же веком морального очищения и духовного выздоровления человечества. Его всестороннего возрождения. Убежден, все мы – все разумные политические силы, все духовные и идейные течения, все конфессии – призваны содействовать этому переходу, победе человечности и справедливости. Тому, чтобы XXI век стал веком возрождения, веком Человека.
|
English |
