30 июля 2021
Павел Палажченко: Ядерные арсеналы избыточны до сих порВ конце июля 1991 года СССР и США подписали договор, который и 30 лет спустя остаётся фундаментом отношений двух ядерных сверхдержав — Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1). Переводчик Михаила Горбачёва, дипломат Павел Палажченко, который лично участвовал в переговорах по теме сдерживания и ограничения ядерных арсеналов Вашингтона и Москвы, в большом интервью «Новому проспекту» рассказал, как принимались решения на излёте советской системы — решения, последствия которых сказываются на всей геополитике и сегодня, даже если это не заметно на первый взгляд. Павел Русланович, сегодня договору СНВ 30 лет. В чём военный и политический смысл сделки о сокращении ядерных вооружений двух первых стран — обладательниц ядерного оружия?
— Отдельно о военном смысле сделки вряд ли можно говорить, потому что ядерное оружие очень специфическое, и всё делается для того, чтобы оно не было применено. Речь идет о военно-политическом смысле этого договора, он вполне ясен. Начиная с зари ядерной эры вплоть до 1987–1988 года шёл процесс количественного наращивания и качественного совершенствования ядерного оружия. Он был практически непрерывным. Кто-то хорошо сказал, что вторая половина 60-х и особенно 70-е годы были периодом «помрачения умов» у политиков и военных обеих стран: и СССР, и США. Как правило, инициативу по наращиванию и совершенствованию ядерных вооружений брали на себя США. Советский Союз отвечал с некоторой временной задержкой, но нередко отвечал избыточно. Особенно после Карибского кризиса была поставлена задача чуть ли не штамповать ядерные ракеты, как говорил Никита Сергеевич Хрущёв, «как сосиски». И это делалось.
Затем начался период штампования боезарядов, когда инженеры научились ставить на одну ракету по нескольку боевых блоков, до десяти и больше. Там также ставились ложные цели, средства преодоления ПРО и так далее. Когда смотришь на эти процессы, просто поражаешься. В этом участвовали и крупные учёные, и крупные политики. Принимались, на мой взгляд, абсолютно иррациональные решения, которые привели к созданию с обеих сторон способности многократного уничтожения противника и всего земного шара. В процессе сокращения запасов ядерного оружия огромная заслуга принадлежит президентам Рональду Рейгану и Михаилу Горбачёву. Процесс сокращения ядерных вооружений начался с подписания договора РСМД (первый договор о ядерном разоружении, предусматривавший ликвидацию ракет средней и меньшей дальности, подписан 8 декабря 1987 года, Россия вышла из договора после США в 2019 году. — Прим. «НП»). Он продолжился в виде договора СНВ-1, подписанного в конце июля 1991 года. Потом были другие договоры, которые продолжили этот процесс. Это привело к ликвидации до 85% ядерных зарядов по сравнению с тем, что было на пике холодной войны.
Почему 85%, а не 50% или 99%?
— Эти параметры сложились исторически. Сначала договорились о ликвидации ракет средней дальности. Это тысячи боезарядов, сравнительно скромный шаг. Затем по СНВ-1 договорились о ликвидации примерно 25% пусковых установок, но, что более важно, до 50% ядерных боезарядов. Затем по президентским инициативам октября 1991 года была уничтожена значительная часть тактических ядерных вооружений. И обо всём этом надо было договариваться. Причём если говорить о стратегических наступательных вооружениях (а это межконтинентальные баллистические ракеты наземного базирования, баллистические ракеты подводных лодок и тяжёлые бомбардировщики), то здесь было необходимо договориться об очень строгих мерах контроля, поскольку это затрагивает основы стратегического потенциала обеих стран. Отчасти это было связано с тем, что тогда между сторонами не было ещё никакого взаимного доверия, отчасти — с тем, что стабильность и предсказуемость в любом случае лучше обеспечивается при контроле и соответствующих проверках исполнения взятых на себя обязательств. Договариваться надо было о радикальном, но постепенном и контролируемом сокращении.
Вот так пришли к тем цифрам, которые есть по договорам, включая подписанный в 2010 году СНВ-3. В сумме, согласно этим договоренностям, ликвидировано примерно 85%. Конечно, остаётся ещё очень много. Ядерные арсеналы избыточны. Если будет подписан следующий договор, то надо ожидать, что будут предусмотрены дальнейшие сокращения. Сейчас начались наконец-то консультации о будущем договоре. В целом процесс оказался гораздо более длительным и сложным, чем предполагалось. Тем не менее то сокращение ядерных вооружений, которое можно зафиксировать на сегодняшний день, — это колоссальное достижение.
В какой момент вы вошли в эти переговоры?
— Непосредственно я от звонка до звонка участвовал в первых переговорах о ракетах средней дальности, с 1981 по 1983 год. Они, к сожалению, закончились неудачно. Американцы начали развёртывание в Европе своих ракет «Першинг» и крылатых ракет. Впоследствии, начиная с 1985 года, я участвовал в переговорах как переводчик уже на других уровнях — министров иностранных дел и президентском. Тогда обсуждались проблемы, благодаря решению которых сейчас существуют все структуры и самих вооружений, и их контроля.
Например?
— Непосредственно я от звонка до звонка участвовал в первых переговорах о ракетах средней дальности, с 1981 по 1983 год. Они, к сожалению, закончились неудачно. Американцы начали развёртывание в Европе своих ракет «Першинг» и крылатых ракет. Впоследствии, начиная с 1985 года, я участвовал в переговорах как переводчик уже на других уровнях — министров иностранных дел и президентском. Тогда обсуждались проблемы, благодаря решению которых сейчас существуют все структуры и самих вооружений, и их контроля.
Американцы имели сначала планы по их созданию, потом от них отказались и хотели, чтобы отказались мы. Этот вопрос постоянно обсуждался на министерском и высшем уровне. В конце концов американцы пошли на уступки, и сейчас мобильные ракеты, в частности ракеты «Тополь», составляют одну из основ нашего потенциала наземных ракет. Это очень важный вопрос, где американцы пошли навстречу советской стороне.
Вопросы, связанные с крылатыми ракетами воздушного базирования, оказались очень трудными. Решены они были опять-таки в нашу пользу. Американцы приняли нашу позицию. Крылатые ракеты воздушного базирования ограничены. Причём стратегическими крылатыми ракетами воздушного базирования считаются все ракеты, начиная с дальности 600 км. Это было важно и для военного планирования. Здесь американцы долго не шли навстречу нам.
По тяжелым ракетам вопрос обсуждался постоянно. В конце концов американцы сняли свою позицию о ликвидации всех таких ракет. Они только в нашем арсенале имеются.
Можно сказать, что вы на самом горячем участке фронта присутствовали?
— (Смеётся.) Конечно, это был острый участок, но я бы всё-таки не называл это термином «фронт». Было общее стремление уменьшить военную угрозу — это первое. А второе, конечно, — это огромная самоотверженная работа людей, которые работали в нашей делегации в Женеве. Я знаю многих из этих людей, знаю, как они работали. В Женеве на последнем этапе работали просто круглосуточно. Это десятки и сотни специалистов, экспертов, дипломатов, военных: те, кто искал взаимоприемлемые варианты, кто перелагал достигнутые договорённости в текст договора. Это исключительно сложная и кропотливая работа. Тут они действительно были как бойцы.
Огромная работа велась на межведомственном уровне в рамках «пятёрки», которую возглавлял секретарь ЦК Л.Н. Зайков. Там согласовывалась наша позиция, часто с большим трудом. Не всегда удавалось принимать окончательные решения. В этом случае главы государств должны брать такие решения на себя. Эти решения не всегда в конце концов нравятся кому-то в рамках конкретных ведомств. Я уверен, например, что решение президента Буша замедлить темпы американской программы СОИ (Стратегическая оборонная инициатива США, объявленная президентом Рейганом в 1983 году, предполагала размещение элементов ПРО в космосе. — Прим. «НП») и в конечном счёте фактически отказаться от неё, отказаться от требований о ликвидации советских тяжёлых ракет, которые в Америке называли «Сатана», отказаться от требования ликвидировать мобильные ракеты наземного базирования, конечно, в Америке тоже не всем нравилось. Но в этом суть такого процесса. Сложный политический процесс, где ответственность берут на себя главы государств.
Можно сказать, что военные и спецслужбы были постоянным фактором, который мешал политикам договариваться? У вас в книге «Записки переводчика» есть пассаж о том, как при Андропове переговоры были прекращены.
— Думаю, что у военных, во всяком случае на высшем уровне, не было желания торпедировать эту работу. Но то, что проблемы чаще всего возникали именно со стороны военных, вполне естественно. Перед ними стоят определённые задачи. У них есть арсенал, который они считают необходимым и, как правило, не хотят от него отказываться. Это всё понятно. Другое дело, что есть то, что вслед за президентом США Эйзенхауэром (президент США в 1953–1961 годах.— Прим. «НП») принято называть «военно-промышленным комплексом». Он есть и у нас, и у них. Мне кажется, что вот здесь было больше таких интересов, связанных с оборонным заказом, с производством, с обеспечением этих заказов. Конечно, и предприятия, и конструкторские бюро не хотели, чтобы их работа была вдруг закрыта. В те годы у нас сразу несколько конструкторских бюро занимались разработкой и производством стратегических вооружений. Все они были заинтересованы в том, чтобы их работа продолжалась.
Кстати, внутри нашего военно-промышленного комплекса были разные позиции. Секретарь ЦК Олег Бакланов, который затем стал членом ГКЧП и был среди инициаторов попытки госпереворота, занимал очень резкую позицию по ряду конкретных вопросов, связанных с вооружениями (после интервью стало известно, что последний живой участник ГКЧП скончался на 90-м году жизни, об этом сообщил Дмитрий Рогозин. – Прим. «НП»). А председатель военно-промышленной комиссии Игорь Белоусов, наоборот, активно выступал за скорейшее решение всех вопросов, за приемлемые позиции по вопросам договорённостей с американцами. Это надо обязательно иметь в виду, когда мы говорим о ВПК. Всё-таки он находится в контексте политики, политического руководства. И в политическом руководстве преобладали люди, которые понимали важность для нашей страны прекращения гонки вооружений.
Траты на создание вооружений, особенно ядерных, были, конечно, колоссальные. Если говорить откровенно, то надо признать, что американцы вели гонку вооружений более экономно. У них было меньше конструкторских и производственных центров, которые были заняты этой работой. Они тратили деньги более экономно, хотя именно США были инициаторами прорывов в период гонки вооружений. И возможности экономики США были больше. Для нас эта гонка была гораздо более серьёзным тормозом. И при Хрущёве, и при Брежневе было такое время, когда наше руководство занимало позицию «за ценой не постоим». Только в начале 80-х стало приходить понимание в руководстве страны, что так нельзя. Я слышал высказывания заместителя председателя Совмина Юрия Маслюкова, который ведал этими вопросами, о том, насколько тяжёлым бременем гонка вооружений была для нашей страны. Конкретные цифры по тратам вряд ли вообще в совокупном виде существуют, но я думаю, что те траты, которые были в 60-е, 70-е, начале 80-х годов, были на порядок больше того, что тратится сейчас. Если бы мы втянулись в ответ на рейгановскую СОИ в гонку противоракетных вооружений, дополнительные траты были бы просто колоссальными. Но Горбачёв с самого начала занял позицию, что мы не будем отвечать симметрично. Отвечать будем экономно и асимметрично. И это правильная была позиция, хотя внутри соответствующих КБ были учёные, которые были готовы втянуться в эту гонку космических вооружений.
Опыт той гонки вооружений всё-таки чему-то учит и американцев, и нас. Даже когда американцы вышли из договора по ПРО, это не привело к производству и развёртыванию сотен ракет-перехватчиков. Когда они вышли из договора по РСМД, это не привело пока и, будем надеяться, не приведёт в будущем к развертыванию большого количества ракет, особенно в Европе. Во всяком случае с нашей стороны, что касается развёртывания новых ракет, всё идёт довольно умеренными темпами. Мы до сих пор экономим деньги на сворачивании гонки вооружений, о котором договорились 30 лет назад.
|
|
XXI век станет либо веком тотального обострения смертоносного кризиса, либо же веком морального очищения и духовного выздоровления человечества. Его всестороннего возрождения. Убежден, все мы – все разумные политические силы, все духовные и идейные течения, все конфессии – призваны содействовать этому переходу, победе человечности и справедливости. Тому, чтобы XXI век стал веком возрождения, веком Человека.
|
English |
