Люди и танки, Москва, 20 августа 1991 года

 

Юрий Борко, в августе 1991-го — зав. отделом европейской интеграции Института Европы АН СССР:

Известие о путче я встретил в поезде Москва — Петрозаводск — Мурманск. 19 августа уже на подъезде к Петрозаводску по поездному радио передали обращение ГКЧП. Когда диктор зачитывал имена участников ГКЧП, я сразу понял, что произошел переворот, похожий на то, как убирали Хрущева в 1964-м. Мы с моим коллегой из ИНИОН* Борисом Орловым решили вечерним поездом возвращаться из Петрозаводска в Москву. Весь день 19-го я просидел у телетайпа, шли сообщения со всей страны, и я в какой-то момент подумал: «Телетайп работает, гэкачеписты — дилетанты, они даже не помнят инструкций Ленина, как организовывать переворот».

Вечером мы ехали на вокзал по центральной улице Ленина, и на всем ее протяжении висели листовки с текстом заявления Ельцина, объявляющего ГКЧП вне закона.

 

С вокзала я поехал домой, в Марьину Рощу. Когда мы с моим младшим сыном Кириллом вошли в автобус, какая-то женщина в салоне кричала: «И эти с трясущимися руками хотят нами управлять!» Потом Кирилл рассказал мне про пресс-конференцию ГКЧП и дрожащие руки Янаева.

 

Из дома я поехал на работу. Тверская была забита бронетехникой, я шел пешком. В институте два аспиранта рассказали мне, как они распространяли среди солдат заявление Ельцина и по приказу какого-то офицера, возможно, политработника, были арестованы. Их посадили в грузовую машину, но когда офицер ушел, солдаты их отпустили…

 

Вечером мы с Димой, моим старшим сыном, фотокором «Независимой газеты», пошли к Белому дому. У меня был с собой трехлитровый китайский термос, зонтики, жена приготовила нам еды. Когда вышли из метро «Краснопресненская», увидели, что в ту же сторону движется большой поток людей — все молчаливые, сосредоточенные, внутренне собранные, шли, почти не переговариваясь друг с другом. Я не ожидал, что на улицу выйдет так много народу, — наверное, в тот вечер счет шел на десятки тысяч. У Белого дома, у костров, сидели длинноволосые тинейджеры, в какой-то момент рядом со мной оказался генерал в военной форме, потом — пожилой человек в костюме с орденскими планками. Ближе к полуночи появился недавно вышедший в отставку министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе в сопровождении двух или трех человек. Ему тут же стали задавать вопросы, знает ли Горбачев о перевороте. Шеварднадзе ответил, что, по его мнению, вероятно, знает, но участия не принимает, решил уклониться.

 

«БЛИЖЕ К ПОЛУНОЧИ ПОЯВИЛСЯ ЭДУАРД ШЕВАРДНАДЗЕ. ЕМУ ТУТ ЖЕ СТАЛИ ЗАДАВАТЬ ВОПРОСЫ, ЗНАЕТ ЛИ ГОРБАЧЕВ О ПЕРЕВОРОТЕ»

 

Ночью у Белого дома сформировали три цепи защиты. Первая — кольцо непосредственно у здания, вторая — еще одно кольцо по внешнему контуру площади перед Белым домом, а третья, у Садового кольца, стояла на тот случай, если пойдут войска — чтобы попытаться их задержать и успеть предупредить защитников приготовиться к штурму.

В полночь раздались выстрелы со стороны Садового кольца. Вскоре мы узнали, что в тоннеле под Новым Арбатом при попытке задержать бронетранспортеры погибли трое молодых людей. К месту их гибели приехал комендант Москвы генерал-лейтенант Смирнов, а из Белого дома пришла группа депутатов. С военными в итоге удалось договориться, что заблокированные в туннеле бэтээры будут использоваться только в патрульных целях.

 

Под утро 21 августа, когда уже рассвело, по репродуктору передали сообщение: «Просьба не расходиться. Стало известно, что под Москвой высадился и движется к Белому дому полк Псковской дивизии ВДВ». И снова группа депутатов поехала и договорилась с военными, чтобы полк не пересекал МКАД, не входил в Москву. Но нам у Белого дома это стало известно уже потом. А до того мы так и стояли на пандусе у Белого дома, шел дождик. Вдруг из-за поворота у гостиницы «Украина» в сторону Новоарбатского моста вынырнула какая-то махина. Кто-то из толпы крикнул: «Танки!» Все напряглись. Когда махина стала разворачиваться, я пригляделся и воскликнул: «Да это же поливальная машина!» Раздался общий хохот, и кто-то сказал: «Ну, все кончилось, можем расходиться по домам!»