Апрель 2003 г.

Были отданы все распоряжения. Были созданы группы, комиссии, привлечены ученые: Велихов, Легасов, назначены министры, которые должны контролировать и предлагать: что же делать. Мы были не готовы. У нас абсолютно не было элементарных масок для этого. Были приняты самые элементарные меры.

Потом поступало все больше и больше сведений о том, что это разрастается, эта волна выхлестнулась и за границу: из Швеции, Финляндии пришла уже информация

 

Я понимаю, Ваш вопрос довольно традиционный. Его задают уже все эти пятнадцать лет, даже уже больше пятнадцати лет, что Горбачев и Политбюро пытались скрыть последствия. До тех пор, пока не был освоен и понят весь масштаб этой катастрофы, действительно было намерение не создавать панической ситуации. Потому что паника принесет только вред. У нас все равно нет возможностей и средств остановить последствия.

 

Такое желание было. Но еще до того, как Горбачев выступил (по-моему, 14 мая публично), объяснил, что происходит, каждую неделю проходило Политбюро. У меня все это записано. И я это публиковал, но никто на это не обращает внимания. В проекте, о котором я Вам рассказывал, подробно, стенографически рассказывается о том, как обсуждали это. [См. «В Политбюро ЦК КПСС. (По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985-1991)». М., Горбачев-Фонд. 2008].

 

Горбачев очень резко, жестоко, и все другие его поддерживали, высказывался: мы не имеем право ничего скрывать. Потому что скрыть все равно ничего невозможно. Делегацию в МАГАТЭ посылали. Должны все объяснить совершенно откровенно. Больше того, должны апеллировать к международному сообществу, для того чтобы быть вместе и помогли нам справиться с этим делом.

 

На протяжении этого первого месяца, а потом этим занималось Политбюро почти каждую неделю - в повестке дня стояли эти вопросы. Это же потребовало колоссальных расходов, пересмотра всей нашей энергетической системы и т.д.

 

Но у Горбачева лично потом, когда было осознано и получена вся информация, никакого намерения скрыть не было. Потому что это и невозможно, и не нужно делать. Это вредно скрывать.

 

Так что говорить, что здесь была подорвана вера в то, что Горбачев – за гласность, что он не разрешил этой гласности… Он не мог, конечно, остановить до конца, но остановить панику они хотели и старались остановить, не раздувать. Потому что все равно сделать было ничего нельзя.

 

Би-би-си. Нужно было два дня, чтобы новости появились в московской прессе.

 

А.С.Черняев. То, что взрыв произошел, это стало известно Горбачеву еще ночью. И на Политбюро это было сказано. Но масштаб последствий этого взрыва, конечно, никто не осознавал. На первом заседании Политбюро это еще не оценено было по-настоящему.

 

Би-би-си. А когда появилась в газетах эта новость?

 

А.С.Черняев. Сообщение о ней, по-моему, появилось в ближайшие же дни в газетах. Я не помню сейчас. Оно было очень аккуратным, что произошла авария, принимаются меры, как это обычно у нас. Нельзя сказать, что газеты, радио, телевидение скрыли это. Я сейчас просто не помню подробностей.

 

Би-би-си. Вы уже поняли суть моего вопроса. Но все-таки я задам этот вопрос. Если бы люди погибли, вы не могли бы спасти больше людей, если бы не нарушался дух гласности. Если бы всем сразу все было известно, вы спасли бы больше людей?

 

А.С.Черняев. Наоборот, мы бы погубили больше людей. Люди бросились бы оттуда бежать, давили бы друг друга. Что делалось бы на транспорте - совершенно трудно себе представить. Ведь средств для физического предотвращения отравления людей у нас не было. А то, что надо было эвакуировать людей, – эти меры принимались. Но в связи с ограниченностью и неготовностью эти меры, конечно, запаздывали. И происходило отравление.

 

Я думаю, что наоборот. Если бы объявили, что произошла страшная катастрофа, спасайся, кто может – подавили бы друг друга, больше ничего. Было бы еще хуже. Я в этом уверен. Конечно, подсчитать это все – сейчас совершенно невозможно, сколько. Но я думаю, что Горбачев действовал в оптимальном режиме. Ответственно действовал.

 

Би-би-си. Насколько Чернобыль стал ключевым моментом, чтобы дать импульс гласности? Произошла авария, катастрофа.

 

А.С.Черняев. Это другой вопрос. Выводы, уже общие выводы из этой катастрофы как явления международного, были такие: мы перестаем быть закрытой страной. И скрывать уже ничего мы не можем: не только в смысле аварии, а и в смысле того, что у нас происходит в экономике, что у нас происходит в обществе, если мы действительно хотим нормально развиваться. В этом смысле эта трагедия дала импульс – как я теперь формулирую – для перерастания гласности как политики партии по распространению идей перестройки, то есть в старом понимании этой проблемы, в реальную свободу слова. Импульс Чернобыль дал, конечно. Когда, собственно, никакие партийные инстанции, даже самые высшие, уже не могли какому-нибудь органу печати или электронному средству массовой информации запретить что-то такое делать.