5 ноября 2014
«Могу гордиться тем, что мы это сделали»Наступил 1989 год. Уже прошло четыре года с начала перестройки. Происходили изменения в странах Восточной Европы. Все менялось, а немцев как за стену посадили, так они и сидят - и ждут, когда за них решат. Ведь стену немцы построили при нашем одобрении. Трудно сказать, можно ли было еще откладывать. Мне кажется, это унижало немецкую нацию, великий народ. Народ разделенный, прошедший сложную историю после войны: немцам надо было выйти из ситуации, в которую их завел фашизм… В июне 1989 года во время моего визита в Германию мы с Гельмутом Колем давали пресс-конференцию. Нас спросили, обсуждали ли мы немецкий вопрос. Я ответил: «Конечно, обсуждали. Были обстоятельства, при которых этот вопрос появился, нужны обстоятельства, при которых он будет решен». И мы оба заявили тогда, что это дело XXI века.
Но процесс начался значительно раньше – немцы вышли на улицу и не уходили. Шли стотысячные демонстрации, главный лозунг которых был: «Мы один народ». Правда, когда я позже приехал в Германию, то услышал: «Мы, немцы, говорим на одном языке, но мы два разных народа». За сорок лет все изменилось.
Мне пришлось участвовать в 40-летии ГДР в октябре 1989 года. Мы долго обсуждали в Политбюро, ехать мне или не ехать. Часть Политбюро считала, что не надо ехать. Но я все-таки поехал. Меня потрясло факельное шествие: делегации 28 районов шли вечером с зажженными факелами. В основном это были люди молодые и среднего возраста – от них исходила такая энергия! Один из лозунгов, которые они несли: «Горбачев, оставайся у нас хоть на месяц».
Мечислав Раковский из Польши подошел ко мне: «Вы по-немецки понимаете?». – «На этом уровне понимаю». – «Но это же конец!». Я говорю: «Думаю, ты прав». Хонеккер приплясывал, подпевал песни. У меня было ощущение, что он в трансе.
Я понял, что немецкое общество находится в состоянии кипения, и решил не усугублять ситуацию, рассказывал о наших успехах и произнес фразу: «Одни у нас шли в ногу со временем, другие отстали. А того, кто отстает, история наказывает». Немцы ее немного переделали и запомнили как: «Того, кто опаздывает, наказывает жизнь»…
Хельсинские соглашения, разоружение, подписание крупных договоров, процессы в Европе, внутри страны – все это должно было привести к решению немецкого вопроса. В конце концов, в Политбюро расхождений не было. Хотя тоже были разговоры: а что будет, куда эта Германия пойдет. Точно такие же разговоры, как и во всей Европе.
Мы выступали - и до конца вели эту линию, чтобы Германия не уходила в НАТО. В Америке во время моего визита была острая дискуссия на эту тему. Джордж Буш: «Вы что - боитесь Германии?» Я: «Это вы боитесь. Вы боитесь, что Германия будет за пределами НАТО…». Буш: «Германия должна быть включена. Ее надо контролировать, ее надо держать». Я сказал тогда: «Я думаю, это вы боитесь новой Германии».
Вы знаете, какое приняли решение: немцы должны воспользоваться полным суверенным правом и решить, где они будут. Естественно, думаю, они этот вопрос так или иначе десять раз обсуждали с американцами, и Америка их поддерживала.
Это все очень трудные моменты.
Жалею ли я о том, что это произошло? Нет. Я думаю, это большая заслуга руководства Советского Союза, что пошли на такое решение...
Мне кажется, независимо от того, как мы вели бы себя в Советском Союзе, немцы пошли бы на объединение. Я не только не жалею, что оно произошло. Я могу гордиться тем, что мы смогли это сделать.
|
|