Только одно приближенное лицо - помощник президента СССР - сопровождало Михаила Горбачева во время его рокового отпуска в Форосе в августе 1991 года. В беседе с обозревателем "МН" Анатолий ЧЕРНЯЕВ вспоминает события трех дней пребывания ГКЧП у власти.

- Анатолий Сергеевич! Вы направились в Форос одновременно с Горбачевым или прибыли туда с каким-то поручением?

- Я в течение четырех лет выезжал с президентом СССР на отдых: исполнял его поручения и обеспечивал главу государства информацией.

- В тот злополучный август у вас не было ощущения, что не надо ехать в отпуск, что нужно довести до ума пресловутый Союзный договор?

- Нет. Горбачев держался очень уверенно. Накануне состоялся важный визит в Москву Джорджа Буша-старшего. В Ново-Огареве в узком кругу, где кроме двух президентов были только Бейкер и Скоукрофт (госсекретарь США и помощник президента по нацбезопасности. - Ред.), а с нашей стороны - Бессмертных, бывший тогда главой МИДа СССР, и я, впервые разрабатывалась концепция совместной политики мировой безопасности. Горбачев чувствовал себя на коне, считал, что владеет ситуацией. Никаких опасений у него не было.

Он не только был готов к подписанию Союзного договора, но и думал о том, что будет после. 2' июля состоялось знаменитое тайное собрание в Ново-Огареве, где Горбачев, Ельцин и Назарбаев рассуждали о том, как расставить кадры и кого убрать. Весь разговор, как потом выяснилось, был записан спецслужбами, что и послужило спусковым крючком для членов ГКЧП. Четвертого августа мы уехали в Форос.

- И как вы узнали о путче? Как все, по телевидению, или по спецсвязи?

 

- В Форосе я занимал кабинет в служебном домике. В воскресенье 18 августа после обеда референт Ольга Ланина вбегает ко мне с округлившимися глазами и сообщает, что приехали какие люди и прошли прямо к Горбачеву. Я высунулся в окно второго этажа и увидел, что подо мной сидят начальник 9-го управления (охраны) КГБ Плеханов и начальник личной охраны Горбачева Медведев.

Сидят и шепчутся между собой. Ольга между тем рассказала, что видела среди прибывших руководителя администрации президента Болдина (он оказался главным предателем, запустившим версию о недееспособности президента), Бакланова, который ведал ВПК, какого-то генерала (потом оказалось, что это был Варенников) и секретаря ЦК Шенина.

Меня об их прибытии никто не известил, хотя вся связь с Горбачевым на уровне этих людей осуществлялась через меня. У меня было четыре телефонных аппарата - внутренний прямой с Горбачевым, городской, правительственный ВЧ и еще один - крымский. Я попытался выяснить, кто и зачем прибыл.

Снимаю по очереди трубки - все телефоны молчат. Вот тут у меня возникло серьезное беспокойство. Может, новый Чернобыль? Может, на внешней арене что-то произошло? Я не сразу понял, в чем дело. Где-то через час они уехали и забрали большую часть охраны. Как потом выяснилось, они привезли свою охрану во главе с генералом по фамилии Генералов. Я его немножко знал. Он обычно ведал обеспечением безопасности во время зарубежных поездок президента. Забегая вперед, скажу, что этот генерал Генералов на мой вопрос, где мне ночевать, сообщил, что вокруг Фороса выставлено двойное кольцо окружения. "Отсюда и мышь не проскочит", - были его слова. Даже местных женщин из обслуживающего персонала (они ухаживали за садом, огородом, декоративными посадками - их было человек 40) из Фороса два дня не выпускали. Уж не знаю, чем этот Генералов их кормил.

При Горбачеве осталось несколько человек из его личной охраны. Отличные ребята, настоящие рыцари. Старшим у них был Климов. Он прибежал и сообщил, что Михаил Сергеевич приглашает.

На пути к его даче я встретил Горбачева в сопровождении Раисы Максимовны, а также дочери Ирины, ее мужа Толи Вирганского и двух их дочерей. Раиса Максимовна была вся на нервах, оказывала на Горбачева тяжелое воздействие. А остальные члены семьи в течение всех дней держались спокойно, даже мужественно, что его поддерживало. Для Раисы Максимовны все это было серьезным потрясением: у нее отнялась рука, и думаю, что те события ускорили ее кончину.

Горбачев рассказал, что приезжавшие предъявили ему фактически ультиматум. Взявший слово Варенников заявил: "Либо вы подписываете указ о чрезвычайном положении, либо передаете власть Янаеву". По словам Горбачева, он их довольно грубо выставил со словами: "Я ничего подписывать не буду. Ничего у вас не получится. Вы толкаете страну к гражданской войне".

Меня до сих пор поражает, что генерал, заместитель министра обороны, посмел приехать к главнокомандующему с ультиматумом. Это по всем историческим прецедентам - государственное преступление.

- Как в эту компанию попали министр обороны Язов и глава КГБ Крючков?

 

- Если бы не Крючков, то ничего и не могло бы произойти. Вся власть, вся связь, вся охрана были в его руках. В ходе следствия он признал свою вину. Написал покаянное письмо Горбачеву, в котором слезно просил прощения.

Меня другое волнует: как вообще эти люди могли отважиться на подобный шаг? У них не было на это не только морального, но и политического права. В состоянии ли они были взять на себя страну с их интеллектуальным, культурным и просто человеческим потенциалом? Ведь в нашей моноцентрической стране прогресс, как и реакция, всегда спускались сверху вниз. Но начиная с Екатерины II наши правители за одним-двумя исключениями были образованнейшими людьми мира.

А большевистское правительство состояло из людей, интеллектуальный уровень которых позволил премьеру Великобритании Ллойд-Джорджу признать, что любая страна Запада сочла бы за честь иметь таких правителей, что засели тогда в Петрограде. Горбачев с его двумя высшими образованиями тоже смог сделать из себя интеллигента. А умственный горизонт членов ГКЧП дальше "Краткого курса истории ВКП (б)" не простирался.

Ну, может, премьер Павлов какие-то книжки по финансам читал. О моральном облике членов его правительства красноречиво говорит оказавшаяся в моем распоряжении запись с заседания Кабинета министров СССР, которую сделал министр культуры Николай Губенко. 19 августа 1991 года Павлов собрал правительство, чтобы узнать, поддерживают ли его члены заявление ГКЧП. Так вот, из 23 человек только трое - Щербаков, Маслюков и Губенко - поставили под сомнение законность действий ГКЧП. Остальные говорили только об узковедомственных делах, стремясь сохранить свои кресла. Конечно, в этом есть и ответственность Горбачева, назначавшего в правительство людей, которых он хорошо знал по партийной работе и которым доверял. Но факт остается фактом.

Совесть только у Пуго проснулась. Он понял, что оказался предателем, и застрелился. А остальные? 

 

 

- Муж Ирины Анатолий наладил приемничек размером со спичечный коробок, с помощью которого мы узнавали, что вообще происходит. Горбачев комментировал действия ГКЧП эмоционально: "Идиоты, кретины! Они провалятся, весь мир от них отвернется, кредиты заблокируют. Они же объявили по сути реанимацию сталинского режима!" Всех нас повергло в шок известие о гибели троих ребят на Садовом кольце. Пролилась кровь. А это опасно в таких ситуациях, потому что кровь тянет за собой определенную логику. Потом узнали, что в российском парламенте выступили Бакатин, Шахназаров, что Ельцин твердо держится и сопротивление растет, что Язов вынужден был дать приказ о выводе войск из Москвы.

21 августа СМИ сообщили, что в Форос летят две делегации: одна ельцинская - Руцкой, Бакатин, Примаков, Федоров и другая - в составе путчистов. Первыми прилетели Крючков с Язовым.

Они сидели в служебном домике, где был и мой кабинет. Я вышел, посмотрел на них с лестницы. Сидит Язов - весь потный, жара ведь стояла. Фуражка на полу валяется, а он бурчит: "Старый дурак! Связался с этими!.." Так он тогда оценивал свой поступок. А сейчас говорит, что спасал Советский Союз. Мне было жалко на них смотреть. Горбачев сказал, что разговаривать с ними не будет, пока не включат связь.

Связь включили. Горбачев поговорил с Щербаковым, с Назарбаевым, с Бушем. Позвонил в Кремль. Велел отобрать пропуска у всех этих кремлевских сидельцев, опечатать кабинеты. Сделал все, что полагается при подавлении путча.

В это время приехала делегация во главе с Руцким. Прилетели также Лукьянов и Ивашко - отдельно. Горбачев сначала сказал, что он их принимать не будет. Но их он все-таки принял в присутствии Бакатина, Примакова, и я там был. Это было очень интересно. Лукьянов оправдывался, что он, мол, ни при чем, а Горбачев ему говорит: "Что ты тут дурака валяешь! От тебя же все зависело!

Ты мог экстренно собрать Верховный Совет!" Ивашко тоже что-то бормотал, хотя ЦК Горбачева предал: разослал по обкомам указание о поддержке ГКЧП.

Потом была радость освобождения, но Руцкой сказал, что темнеет и пора уезжать. Он предостерег Горбачева от полета на президентском самолете, на котором прибыли Язов и Крючков. Мы сели в машины и понеслись на страшной скорости. Руцкой вел себя как спаситель, с пистолетом на поясе.

Он сказал: "У меня свой самолет и 40 майоров с автоматами". Мы подъехали, машины остановились, стали высаживаться, но потом помчались дальше - к самолету, где действительно стояли люди с автоматами...

Все остальное стране известно.

 

Московские новости, 18.08.2006