Раиса Горбачева. О культуре свободы. // Панинтер № 21 (62), декабрь 1997 (также опубликовано: Раиса Горбачева. О культуре свободы. В сб.: Слово не воробей...Сто откровений современной элиты. – М.: Панинтер, 2001, с.119-122).

Когда страна похоже медленно, но верно, вновь сползает к диктатуре и начинает казаться, что это, может быть, действительно единственное органичное для нас состояние, думаешь: а могло ли быть иначе? И отвечаешь себе: да, могло. Могло, если бы все мы были бы немного мудрее, немного терпеливее друг к другу, если бы в самый разгар перестройки, когда полыхали страсти и политические, и человеческие, могли бы во-время «остановиться – оглянуться»... Но мы были не мудры. Мы, то все как один, устремлялись куда-то за кем-то, то, вдруг также дружно нападали на кого-то, забыв о том, ради чего собственно и начались все наши демократические перемены - ради внутренней свободы, а значит - ради достоинства.

Хотим мы этого или нет, но Раиса Максимовна Горбачева - символ перестройки. Яркий символ. Вызывая раздражение или восхищение, она      долго шла рядом с нами на недосягаемом для нас расстоянии. Недосягаемом, не потому, что высоки и прочны кремлевские стены, а потому что ее представления о красоте, достоинстве и внутренней свободе были действительно для нас недосягаемы. Как завороженные, мы смотрели на ее костюмы, на то, как ведет она себя в кругу вельможных особ, как слушает музыку, как говорит. Мы понимали - это красиво, свободно, достойно. И мы не могли поверить, что такое возможно в нашей прибитой всеобщим железным партийным этикетом стране. Ее поведение казалось нам чем-то противоестественным, вызывающим, может быть, даже оскорбляющим наши чувства. Потому что мы ничего не понимали в свободе. Можно только удивляться тому, как этой женщине, прошедшей школу обкомовских и цэковских «учителей жизни», удалось сохранить в себе неиссякаемое стремление к свободе и красоте. Чего не удалось сохранить многим из нас.

Недавно Раиса Горбачева открыла в «Панинтере» женский клуб, который так и назвали: «Клуб Раисы Горбачевой» (об этом на 2-ой странице нашего издания); первое заседание прошло очень заинтересованно. Такие разные и такие прекрасные женщины, выступавшие на нем, говорили о разном, но общий «пафос» выступлений сводился к одному - из нашей жизни уходит что-то важное, что-то существенное и нематериальное, и молча смотреть на это нельзя.

 - Раиса Максимовна, каким вспоминается Вам ставропольский период жизни Вашей семьи?

 - Этот период вспоминается для меня как очень непростой. Именно, здесь, на Ставрополье, после окончания университета, мы с Михаилом Сергеевичем начинали свой самостоятельный жизненный и трудовой путь. Мы много работали. Но мы и учились. В Ставрополе я написала и защитила кандидатскую диссертацию, а Михаил Сергеевич получил второе образование - закончил факультет экономики Ставропольского сельскохозяйственного университета. В Ставрополе у нас родилась дочь. Поскольку мы жили самостоятельно и отдельно от родителей, то наш ребенок прошел через детские ясли, сады, школу. То есть у него была обычная судьба ребенка, которого работающие целыми днями мать и отец практически, не видят. Мы испытывали в те годы и немалые материальные трудности. Жили какое-то время на частной квартире, что было очень ощутимо для нашего семейного бюджета.

- Это, конечно, задолго до того, как Михаил Сергеевич стал первым секретарем края?

- Да. И даже до того, как он стал секретарем крайкома комсомола. В этот период мы уже имели комнату в коммуналке, где на 10 семей были одна кухня и один туалет. Это уже потом мы получили нормальную квартиру.

Мы с Михаилом Сергеевичем с ранних лет, как только начали работать, помогали нашим родителям. Наши родители не были состоятельными людьми. Более того - это были, как бы сегодня сказали, бедные семьи. Нам пришлось учить брата Михаила Сергеевича. И на протяжении многих лет нам приходилось и приходится до сих пор лечить моего брата. Он алкоголик. Брат у меня талантливый человек. Он - писатель, успел написать несколько книг, роман, рассказы. Но, к сожалению, судьба сложилась так, что его талант оказался невостребованным, он начал пить, и уже больше тридцати лет эта боль в моем сердце.

Нелегок и непрост период нашей жизни на Ставрополье. Но он нам очень дорог. Это ведь 23 года нашей жизни. Это наши молодые годы. Здесь, на Ставрополье, мы с Михаилом Сергеевичем получили возможность для личной самореализации, что и осуществили. Пока была жива мама Михаила Сергеевича (мы похоронили ее 1,5 года назад), то навещали ее, и она приезжала к нам. Последний раз мы были на Ставрополье (я сопровождала Михаила Сергеевича во всех его поездках по регионам страны) в прошлом году, во время президентской компании.

- Раиса Максимовна, Вы стояли у истоков создания в стране Фонда культуры. Какие у Вас возникали тогда ощущения от состояния нашей культуры? Какие возникают сейчас?

- Мне приятно сознавать, что свое гражданское участие в перестройке я осуществила, создавав Фонд культуры, тогда еще Советский Фонд культуры.      Сегодня, даже как-то странно подумать, что Фонд культуры - был самой первой в стране негосударственной, неполитической, неправительственной организацией.

- Самой, самой первой?

- Именно так. И я была одним из активных создателей этого Фонда. Его председателем стал Дмитрий Сергеевич Лихачев, а я была у него заместителем. Этот фонд объединил ту часть интеллигенции, которая активно поддержала перестройку. Фонд немало сделал в те годы для ликвидации «белых пятен» нашей культуры. Мы вернули стране имена очень многих философов и писателей, мы возвратили многие культурные ценности, установили массу контактов с культурными организациями и деятелями культуры разных стран. Деятельность фонда была необычайно многообразной, сделали мы тогда немало. В том числе и в сфере религии, в помощи нашей православной церкви. Я лично участвовала в возвращении церкви многих соборов, церковных украшений и живописи, в передаче этою всего православным верующим. Мы впервые отпраздновали в годы перестройки великий Праздник 1000-летия Крещения Руси. Я его воспринимала тогда еще и как личный праздник. Тогда же был принят закон о свободе вероисповедания. Для снятия этой преграды, которая долгое время лежала между церковью и государством, было сделано нами, считаю, очень много.

Что же касается культуры тогда и сегодня... Мы вот недавно с Михаилом Сергеевичем были на юбилее Олега Николаевича Ефремова. Сначала давали спектакль «Три сестры» по Чехову, потом началось чествование юбиляра, во      время которого Ефремов высказал такую мысль: «Мы в те годы боролись за свободу культуры, сегодня мы должны бороться за культуру свободы». Этим, думаю, сказано многое.

 - Вопрос, который невозможно Вам не задать. Было много разговоров о Вашем влиянии на мужа, в том числе и в политических вопросах. Насколько эти разговоры имели под собой почву? Как вы сами считаете?

- Я вопрос о моем «влиянии» на Михаила Сергеевича делю как бы на две части. Есть вопросы житейского, бытового, личного плана, это одно дело. И есть - мое «влияние» на Михаила Сергеевича в смысле принятия политических, государственных решений.

Я уже говорила, что жизнь нашей семьи сложилась так, что я всегда была занята профессиональной деятельностью, творческой работой. Я была доцентом философии, мне приходилось читать много лекционных курсов, общаться с большим кругом людей. И поскольку я человек, который может не просто кивать, а имеет собственное мнение, способен поспорить, с чем-то не согласиться, то мы с Михаилом Сергеевичем многое обсуждали. А как же иначе, ведь страна жила такими огромными переменами! Но и не только в те годы, когда Горбачев стал главой государства, мы и раньше в семье обсуждали все интересующие нас вопросы. Это не значит, что муж делал за меня мою работу, а я делала его. Нет, Михаил Сергеевич был занят своей работой, я своей. Мы всегда жили интересами друг друга, обсуждали или мои наболевшие проблемы, или он со мной делился тем, что делал или собирался сделать. Я хорошо помню, еще тогда на Ставрополье, он мне сказал (а там он тоже проводил большие реформы), что здесь, в регионе, многие проблемы самим не решить. Нужны решения сверху... Еще я помню, как вернувшись в три часа ночи после смерти Черненко, он сказал, что возможно ему предложат возглавить партию, а значит и руководство страной и, наверное, он пойдет на это, потому что за годы проведенные в Политбюро, понял, что решить у нас можно что-то, только если у тебя в руках власть. И он тогда сказал, что, видимо, примет это предложение, потому что дальше всем жить так, как живем, нельзя.

Так что, конечно, мы обсуждали многие вопросы. Но то, что я принимала политические или кадровые решения, оказывая при этом решающее влияние на ход вещей - это миф. Все решения принимало Политбюро. Это нужно не знать нашу российскую действительность, чтобы допустить, будто кто-то помимо Политбюро мог принимать какие-то решения! Это раз. И второе, надо совсем не знать Михаила Сергеевича. Он всегда сделает так, как считает нужным. Может выслушать мнения всех, но примет решение только сам.

Миф, который сформировался относительно меня в сознании людей, сильно преувеличен. Как и все другие мифы о роскошных нарядах, виллах, дачах, которых нет и не было. Как жена президента я считала своим долгом достойно нести свою миссию. И если международный протокол предписывал мне быть в длинном платье (или в каком-то другом), то я должна была это выполнять. И я это выполняла. И, если я люблю и сегодня надеть красивый костюм или платье (я, правда, это люблю, что ж в том плохого!?), то я хочу сказать одно: «Дорогие люди, я все это приобретала на собственные деньги. На заработанные. На кровные.» Вот такая история с мифами. Вымысел есть вымысел. А вот то, что я была использована как козырная карта в тот момент, когда начали борьбу против Горбачева, это уже реальность. В 90-м году косяком пошли недоброжелатели (враги -не враги, друзья - не друзья), все те, кто боролся за власть против Горбачева. Они и использовали в этой политической борьбе мое имя.

- Раиса Максимовна! Могло ли не быть долгого противостояния между Михаилом Сергеевичем и Борисом Николаевичем? Может быть, даже благодаря Вашему участию. Или это противостояние было неизбежным?

- Лучше было бы, если на эти вопросы ответили сами Михаил Сергеевич и Борис Николаевич. Но в истории их взаимоотношений, я просто хочу напомнить несколько фактов. Ельцин был приглашен на работу в Москву Горбачевым. И если бы не началась перестройка, наверное, Борис Николаевич работал бы до сих пор в Свердловске. Не знаю только где: в строительной организации или секретарем обкома. Горбачев, приглашая Ельцина, видимо, видел в нем человека, на которого он мог бы опираться для того, чтобы работать вместе в плане реализации того, что начал. Именно Горбачевым был решен вопрос о том, чтобы Борис Николаевич стал секретарем московского городского комитета партии.      Михаил Сергеевич до конца придерживался позиции, что они должны работать с Ельциным вместе. Но когда события в 1991 году круто изменили свой характер, Михаил Сергеевич, уходя с поста президента, сказал Борису Николаевичу: «Я буду поддерживать реформы, которые ты будешь проводить до тех пор, пока они будут демократическими реформами». И действительно, поначалу, все было так. Но потом Михаил Сергеевич не принял ни шоковой терапии, ни расстрела парламента, ни войну в Чечне, ни многое другое. И он не считал нужным сидеть и отмалчиваться, он выступал перед людьми и говорил то, что думал. Вы знаете, какой главный или, можно сказать, массовый вопрос задавали Горбачеву в период последней предвыборной президентской компании, когда мы ездили по регионам? «Почему допустил Ельцина к власти?» Это первый вопрос. И второй: «Почему развалили Союз?» Но Горбачев Союз не разваливал. Он до конца сражался за его сохранение, по его воле был проведен общесоюзный референдум, во время которого люди высказались за сохранение Союза. Многие были против этой акции, но Горбачев провел ее, потому что считал, что Союз нужно сохранить, реформировав его, создав подлинную федерацию, предоставив большую самостоятельность республикам. Он хотел устроить нашу жизнь так, как живут многие, далеко не худшие страны мира. Новый Союз должен был стать объединением республик, имеющих единую территорию, оборону, единую экономическую зону. Но, к сожалению, победили другие силы.

Михаил Сергеевич всегда считал, что Борис Николаевич не может быть во главе государства, а должен работать с кем-то рядом. Это было его глубокое убеждение.

- Читателям будет интересно узнать о быте семьи Горбачевых. Расскажите, пожалуйста, как вы с Михаилом Сергеевичем проводите свободное время? Какие Ваши гастрономические пристрастия, хобби...

- Мы с Михаилом Сергеевичем очень любим прогулки пешком. В молодости в кроссовках, брюках, курточках проходили до 20 км за прогулку. Любили уходить в лес, в степь. Кроме того мы просто любим быть вдвоем, это наше любимое времяпрепровождение. Мы очень любим театр, и, по возможности, когда это получается, ходим туда.

- Драматический?

- Разные. Даже в музыке, если меня спрашивают, что я люблю, то не могу сказать, что люблю только, допустим, Чайковского или только Малера... Слушаю «6-ю симфонию» того и другого. Слушаю, особенно, когда на душе тяжело и больно, и боль мне как будто хочется выбить болью. Это ведь особая музыка... Я люблю и романсы, и многие современные песни, и русские народные, все зависит от настроения, самочувствия. Очень любим балет. Я люблю читать книги. Читаю очень разное: от Вольтера и Камю до детективов.

- А сейчас что читаете?

- Сейчас - детективы. Чейза, Шелдона, Карецкого. С удовольствием недавно прочитала «Анти-киллер» Карецкого.

Что же касается гастрономических вкусов нашей семьи, то особыми, изысканными вкусами мы не отличаемся. Мы любим простую пищу. Жареную картошку', например. Внучка возвращается из школы и сразу: «Жарьте скорее картошку, пока мама с работы не пришла, а то придет, скажет: на ужин овощи сырники, творог». Борщ любим, вареники, пельмени. Традиционно завтракаем кашей. Это может быть гречневая, рисовая, овсянка, пшенка - одним словом, каша. Так, что мы не оригинальны.

- Чем занимаются Ваши внуки и дочь?

- Внуки тем, чем и положено в их возрасте. Старшая, Ксения посещает лицей. Младшая, Анастасия – школу, Учатся. Дочь по образованию врач, кандидат медицинских наук, раньше она занималась медицинской демографией, но жизнь пошла так, что ее профессия оказалась сейчас (как и многие специальности фундаментальной науки) невостребованной. Она окончила годичную школу международного бизнеса и сегодня руководит некоммерческой образовательной фирмой.

- Раиса Максимовна, завершая нашу беседу хочется, чтобы Вы рассказали о Ваших впечатлениях от презентации последней книги М.С.Горбачева за рубежом.

- За последние годы Михаил Сергеевич написал шесть книг. Эти книги, в основном, публикуются за рубежом, у нас - с трудом. Например, книга «Годы трудных решений» была издана частным издательством и очень небольшим тиражом. Книга о событиях августовского путча «Союз можно было сохранить» тоже вышла ничтожным тиражом в России. На Западе все эти книги, как, кстати, и другие идут широко. Но самой большой популярностью, конечно, пользуется его последняя книга мемуаров, которая называется «Жизнь и реформы». Вышла она в России в 2-х томах, но очень маленьким тиражом - 30 тыс. экземпляров.      Хотя само издание неплохое. Купить книгу практически невозможно. «Жизнь и реформы» сейчас вышла в Америке на английском языке, в Англии - и там и там большим тиражом. Издана «Жизнь и реформы» на испанском, немецком (дважды издавалась), на японском (в 2-х томах) и французском языках. Мы ездили по всем этим странам. Эти поездки и были как бы презентациями, во время которых по традиции Михаил Сергеевич в течение часа-полутора общался с читателями и ставил автографы на своих книгах. Везде был колоссальный интерес к книге Михаила Сергеевича. В Нью-Йорке, в одном из книжных магазинов, где он подписывал свою книгу, очередь стояла с 5-ти часов утра. Говорят, Нью-Йорк такого не помнит. Неслись крики: «Продавайте по одному экземпляру! В руки давайте только по одному экземпляру!» Прямо как когда-то в наших очередях.

Почти то же произошло совсем недавно, когда мы были во Франции. Лилль был первым городом маршрута. С нами поехал издатель. Воскресенье. Магазины в выходные во Франции закрыты, в том числе, закрыт и тот книжный магазин, куда ехали мы. Но поскольку обстоятельства сложились так, что мы все-таки приехали, книжный магазин открыли. Объявили в городе, что будет продажа книги Горбачева и что сам Горбачев будет ставить автограф. И неожиданно для властей города, для издателя и для нас самих хлынула масса людей и выстроилась (в воскресенье-то!) такая очередь, что через час закончились все книги, и началось возмущение. 2 тыс. экземпляров разошлись в одно мгновение. Издатель ходил и вздыхал: «Как же мы не догадались, так мало завезли книг?!» То же самое повторилось и в Париже, в Лафайете.

Вспоминается, как во Франции подошел к нам человек и по-русски сказал: «Ответьте мне, почему во Франции я слышу про Горбачева, почему вижу его по телевизору, почему «Горби» живет во всем мире и к нему такой интерес, и почему моя Родина забыла Горбачева? Также, как когда-то забыли Никиту Хрущева. И только через 20 лет начали вспоминать о том, что у нас, оказывается, была оттепель. Неужели, у нас так будет всегда?!».

Ю.Ш.