Л.Р.НизамоваМультикультурное согражданство в России: есть ли альтернатива? Дамы и господа, уважаемые коллеги! Прежде всего я хочу поблагодарить и Горбачев-Фонд, и Институт Кеннана за приглашение участвовать в сегодняшнем семинаре и выступить.
Я хотела бы говорить именно о проблеме мультикультурализма, о возможности построения мультикультурного согражданства в нашей стране. И начать с актуальности и значимости мультикультурализма для современной России как многонациональной и полиэтнической страны.
Известно, что многонациональность является историческим фактором объединения в единое государство прежде самостоятельных и самоуправляемых территорий и выражается в существовании сегодня статистических национальных меньшинств: татар, башкир, якутов, чеченцев, ингушей. А полиэтничность – это относительно новое явление, ставшее результатом растущей иммиграции в страну в последние 15 лет. И зачастую именно со значительным притоком мигрантов связывают расширение дискурса мультикультурализма в странах Старого Света.
Однако очевидно, что в нашей стране существует немалая предубежденность в отношении мультикультурного будущего для России. В западном дискурсе обычно критике подвергается мультикультурализм, который называют «мозаичным», «фрагментарным», «параллельным», другие исследователи называют его «неистовым и разобщающим». То есть это ситуация, при которой культуры представляются как гомогенные образования с четкими границами и являют собой своего рода мозаику, между ними невозможен диалог. Это ситуация параллельного, безучастного сосуществования абсолютно разных культур.
В нашей стране мультикультурализм в последнее десятилетие также подвергается критике. Он странным образом приравнивается при этом к национализму, ставится в один ряд с сепаратизмом, увязывается с якобы возможной сецессией, что явно искажает основные принципы мультикультурализма, ибо его ключевая ориентация – это ориентация на «включение» и на интеграцию ранее исключаемых социальных групп. Речь не идет о создании новых социальных барьеров.
Нельзя не признать, что сегодня отечественные позиции по вопросу формируются и под влиянием публичных заявлений европейских лидеров о провале политики мультикультурализма в Европе. Действительно, европейские политики очень уверенно высказались о провале мультикультурализма. Но при этом в российском контексте из внимания упускается то обстоятельство, что речь идет о неудовлетворительных результатах этой политики, прежде всего в отношении иммигрантских групп, а не автохтонных национальных меньшинств.
Что же касается национальных, этнических, языковых меньшинств в Европе, то политика мультикультурализма никоим образом не оспаривается, напротив, созданы и активно продвигаются на практике международные нормы, защита равноправия, не-дискриминация, защита национальных меньшинств. На слайде вы можете видеть огромное количество документов, которые работают: Рамочная конвенция Совета Европы о защите национальных меньшинств (1995); Европейская хартия региональных языков и языков меньшинств (1992); Гаагские рекомендации по правам национальных меньшинств на образование (1997); Рекомендации по языковым правам национальных меньшинств, принятые в г. Осло; Документ Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ и др.Это далеко не полный список документов.
Вместе с тем опыт реализации мультикультурализма пришлось скорректировать. Оказалось важным уточнить ориентиры в целях развития либеральной демократии и для того, чтобы установить оптимальный баланс между крайностями коммунитаризма, с одной стороны, и абстрактного универсализма, с другой стороны. С тем, чтобы идти уверенно по пути демократического включения так называемых исключенных групп.
Эмиль Абрамович упоминал «Белую книгу по межкультурному диалогу» Совета Европы. Она имеет подзаголовок: «Жить вместе, в равном достоинстве». Сама по себе эта книга также является результатом межкультурного диалога и была принята министрами иностранных дел стран – членов Совета Европы в Страсбурге в 2008 году. Действительно, в ней мультикультурализм и ассимиляция рассматриваются как полярные стратегии в отношении культурного многообразия.
Отмечается, что ассимиляция была ведущей стратегией в эпоху формирования, расцвета национальных государств в Западной Европе и доминировала с 1870 по 1945 год. Мультикультурализм пришел на смену политике ассимиляции в результате осознания неуспешности идеологии «плавильного котла». Важно понимать, что мультикультурализм не есть просто признание культурной гетерогенности современных национальных государств. Мультикультурализм означает конкретный политический подход, который позволяет признать жизненную модель меньшинств в качестве равной модели, которой придерживается культурное большинство («Белая книга по межкультурному диалогу», с. 19‒20).
Как отмечается в «Белой книге по межкультурному диалогу», поначалу казалось, что ориентация на мультикультурализм решительным образом меняется ситуацию, но позже европейские политики, эксперты констатировали: «хотя это выглядело как радикальный отход…», тем не менее «мультикультурализм зачастую основывался на том же схематическом видении общества по модели большинство – меньшинство…»
В качестве альтернативы предлагается идея межкультурного диалога. Преимуществом межкультурного диалога является возможность «избежать разделения по этническому, религиозному, лингвистическому принципам». Кроме того, межкультурный диалог дает «…возможность вместе идти вперед и на основе разделяемых всеми универсальных ценностей находить конструктивный и демократический подход к нашей различной идентичности».
Речь идет о возможности формирования «новой межкультурной системы», которая могла бы взять лучшее из двух исторически существовавших прежде стратегий. Взять лучшее от политики ассимиляции, а лучшим является интерес к индивидуальной личности, признание прав личности и готовность интегрировать индивида не как представителя группы, а как личность, которая вправе претендовать на права и свободы. Но есть и хорошее, что заимствуется у мультикультурализма, – это признание факта культурного многообразия.
Сегодня добавляется новый элемент, крайне важный для интеграции и социального сплочения, – это диалог на основе равного достоинства и общих ценностей. Правда, при этом отмечается, что межкультурный диалог не является панацеей от всех зол, не дает ответов на все возможные вопросы. Более того, сфера применения межкультурного диалога может оказаться ограниченной.
Может быть, у меня еще будет возможность показать на примере России, что это действительно так.
Важно понимать, что не только Совет Европы, но и ЮНЕСКО сегодня делает акцент на межкультурном, межрелигиозном взаимодействии, взаимопонимании, способности договариваться, действовать сообща в соответствии с общими ценностями.
Одним словом, осознание негативных проблем и сторон политики мультикультурализма не предполагает отказа от стратегии поддержания и развития культурного многообразия. Речь идет о необходимости найти оптимальный баланс между сохранением этнокультурной идентичности и гражданским «включением», между правами индивида и коллективными правами.
Речь идет о продвижении, я бы сказала, «интегративного мультикультурализма» или «демократического мультикультурализма».
Что же касается политики ассимиляции, то многие эксперты, с которыми я бы согласилась, в частности французский социолог Мишель Вевьерка, полагают, что сегодня в условиях ХХI века ассимиляцию можно рассматривать как разновидность нового расизма.
Я хотела бы ответить на вопрос: может ли Россия отказаться от мультикультурализма и межкультурного диалога? На мой взгляд, нет по целому ряду причин. Я прокомментирую две причины. Первая – это то, что наша страна взяла на себя международные обязательства по сохранению и развитию культурного многообразия. А меньшинства сегодня могут использовать наднациональные механизмы продвижения своих интересов и прав.
Второй момент связан с тем, что мультикультуралистские ориентиры глубоко укоренены в политической истории нашей страны ХХ столетия, берут свое начало в том, что иногда называют «советским мультикультурализмом». А практики советского мультикультурализма по инерции воспроизводятся в современной России, и не получится от них легко отказаться.
Если говорить о международных обязательствах и наднациональных, транснациональных механизмах продвижения культурного многообразия, то, например, известно, что Россия в 1998 году ратифицировала Рамочную конвенцию о защите национальных меньшинств. Механизм действия конвенции предполагает, что раз в пять лет страна, которая ее ратифицировала, отчитывается о ходе реализации конвенции, получает рекомендации от экспертов по выполнению взятых на себя обязательств. Россия так же выполняет эти обязательства.
Кроме того, сегодня в Российской Федерации реализуется совместная с Советом Европы трехлетняя программа по продвижению Европейской хартии региональных языков и языков меньшинств. Апробируется возможность ее реализации на практике в пяти пилотных регионах. В настоящий момент Хартия Российской Федерацией не ратифицирована, хотя она была в 2001 году одобрена и подписана.
На мой взгляд, подписание и ратификация Россией Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств стали возможными благодаря тому, что в России уже давно закреплены официально те нормы, которые отстаивает рамочная конвенция:
Кроме того, многие из перечисленных норм инерционно воспроизводятся в современной России. Российские эксперты сделали сравнительный анализ российского законодательства по обеспечению, сохранению и развитию языков народов нашей страны и Европейской хартии. Они пришли к выводу, что «…российское законодательство вполне адекватно отражает основные требования и условия Европейской хартии…» (Круговых И.Э.), а в ряде моментов даже перекрывает ее положения.
С этим выводом я не согласилась бы в полной мере, потому что многие из норм защищают лишь коренные малочисленные народы и не распространяются на другие, например, даже титульные народы.
Кроме того, есть огорчающие данные. В частности, в 2009 году ЮНЕСКО признала 136 языков на территории России находящимися под угрозой исчезновения.
Я не буду подробно останавливаться на том, что принятую в СССР и РСФСР этнокультурную политику нельзя квалифицировать как мультикультурную: она носила непоследовательный, противоречивый характер. В 2000-е годы была подвергнута резкой критике как «волюнтаристская», «искусственная» и «потерпевшая фиаско». Но сегодня в условиях роста ксенофобии, расизма и усложнения межэтнических отношений возникает вопрос о том, возможен ли своего рода перенос достижений идеологической атмосферы советского интернационализма в Россию сегодняшнего дня для того, чтобы обеспечить межэтническое согласие, мир и политическую интеграцию.
На мой взгляд, да, отчасти это возможно за счет продвижения идей многокультурности в современной России. Но это будет означать, что все народы являются государствообразующими, все языки являются значимыми. Это возможно за счет поддержки межкультурного обмена в рамках общих институтов, в рамках совместных практик на всех уровнях – федеральном, региональном и местном. А хорошие законы, которые есть в нашей стране, запрещающие разжигание межэтнической розни, ненависти, должны безукоснительно работать, и, соответственно, нарушители должны наказываться.
И еще в плане такого переноса. Если вы помните, в СССР была формула: «культура национальная по форме, социалистическая по содержанию». Наверное, ее можно и перенести, но серьезно перефразировав: «российская нация ХХI века как мультикультурное и даже интеркультурное и вместе с тем демократическое согражданство».
Однако серьезным препятствием на пути повторения опыта советского интернационализма является фактическое неравноправие россиян и глубокое социально-экономическое неравенство в обществе.
Конечно, идея политической нации как «горизонтального товарищества и братства» не предполагает равенства доходов и собственности, а строится на принципе уважения взаимных и равных прав и обязанностей. Но очевидно, что нынешний российский неоэтакратизм несовместим с уравнительной идеологией советского этакратизма, так как сегодня российский неоэтакратизм строится на сплаве власти и собственности, на аккумуляции власти и собственности в руках немногих, а права и свободы россиянина определяются в немалой степени величиной его экономического капитала.
Поэтому и повторение или имитация советского интернационализма в условиях усиливающейся поляризации общества и отсутствия правового государства будет иметь свои явные пределы.
На мой взгляд, равноправное мультикультурное согражданство в Российской Федерации невозможно без соответствующей политики на федеральном уровне – политики, которая была бы последовательной и систематической. А пока получается, что скорее отдельные регионы, региональные власти откликаются на интересы и потребности населения – населения мультикультурного или гетерогенного с точки зрения этнического происхождения языка и религии.
Чтобы мое выступление не было чрезмерно общим, я хочу остановиться на конкретном примере – примере поликультурного или мультикультурного образования. Тема тоже достаточно новая для нашей страны. Поэтому в концепцию поликультурного или мультикультурного образования вкладывают разный смысл. Иногда под таким образованием понимается национальная школа, в других случаях – система многоязычного, чаще двуязычного обучения, а иногда новые образовательные практики для детей мигрантов в крупнейших городах России.
Например, школы русского языка в Москве или дополнительные занятия по русскому языку, которые проводятся в начальной школе, и специальные учебные пособия, которые для этого создаются. Например, в Санкт-Петербурге издан «Русский букварь для мигрантов».
Известно, что национальная школа берет свое начало в СССР. Статистика позднесоветского времени (1960‒1980-е годы) свидетельствует о том, что доля национальной школы постепенно уменьшалась, и в 1980-х полное среднее образование можно было получить на русском, татарским и башкирском языках. Но в 1990-е годы в ельцинской России национальная школа оживляется, приобретает новые задачи, потому что подпитывается этническим национализмом меньшинств, требованиями признания, автономии.
Так, например, в Татарстане решаются задачи развития среднего образования на татарском языке, особенно в городах, в контексте утверждения паритета русского и татарского языков как государственных языков в регионе. Так же ставится задача достраивания системы национального образования до самого верха за счет открытия Татарского национального университета, которого де-факто пока нет.
Поэтому в 1990-е годы было открыто большое количество татарских гимназий, татаро-тюркских лицеев. Кроме того, в республике существуют чувашские, марийские, мордовские школы, школы с двумя-тремя языками обучения, которые можно назвать смешанными.
Хотя татарские школы и гимназии должны были стать образовательными учреждениями с полным циклом обучения на национальном языке, на деле они чаще всего являются школами с преподаванием на русском языке по федеральным образовательным стандартам. А цели сохранения этнической идентичности учеников и развития, например, татарской культуры, решаются с помощью уроков татарского языка и литературы, арабского и турецкого языков, истории татарского народа и других предметов.
Вместе с тем татарская общественность не удовлетворена имеющимся, например тем, что в ряде регионов и поселений татарские школы были закрыты. Поэтому с 2005 года, пока очень неуверенно, реализуются проекты «Татарской виртуальной гимназии» и преподавания татарского языка посредством Интернета, с тем, чтобы с помощью информационных технологий преодолевать барьеры на пути национального образования.
Федеральные эксперты в докладе 2009 года, который размещен на сайте Совета Европы в связи с совместной Программой Министерства регионального развития РФ и Совета Европы по продвижению Европейской хартии в нашей стране, дают в целом весьма оптимистическую оценку применению национальных языков в российской системе образования, отмечая, что на 2009 год 33 языка используются в системе образования, в том числе 14 – на ступени общего или полного среднего образования.
Но совершенно очевидно, что есть заметная асимметрия. Федеральная политика поощряет изучение русского языка и иностранных, а языки меньшинств все менее востребованы и все более маргинализируются. Они вытесняются во все более узкие социальные ниши: семью, родственные отношения, местные сообщества. Изучение русского языка является обязательным, а изучение местных, региональных языков – сугубо добровольным.
Второй тип поликультурного образования – это система обязательного, как правило, двуязычного обучения. И Татарстан является в этом смысле ярким примером. Потому что в нашей республике все ученики обязательно учат не только русский, но и татарский язык независимо от своего этнического происхождения. В духе интегративного мультикультурализма, в духе межкультурного диалога этот подход не предполагает разделения учеников по этническому происхождению или религиозной идентичности на уровне школ. Такой подход создает условия для межкультурного общения, взаимного понимания, воспитания в духе терпимости.
Это данные последних переписей населения, в том числе позднесоветской переписи 1989 года. Перепись начала 2000-х годов показывает, что определенные подвижки подобная политика в системе образования уже дала: в 1989 году 77,3% татар владели русским языком и только 1,1% русских – татарским; в 2002 году 92% татар владели русским и 4% русских ‒ татарским языком. Доля русских, которые владеют татарским языком, выросла. Но и татары по-прежнему все более уверенно осваивают русский язык, никоим образом от него не отказываются.
Однако в последние месяцы в нашей республике раздается активная критика именно в адрес системы обязательного двуязычного обучения, билингвального обучения. Никто не критикует национальные школы. Есть группа активистов, ее пресса называет группой «Русский язык в школах Татарстана». Они обратились к министру образования А. Фурсенко. Есть открытое письмо, размещенное на сайте. Шестьдесят родителей подписали его. Речь идет о том, что во многих школах Татарстана количество часов татарского языка, как утверждают родители, превышает количество часов русского языка. И они критиковали третий вариант Примерной общей образовательной программы федерального Госстандарта по разделу «Филология».
Дело в том, что федеральный государственный стандарт предлагает три варианта. Первый вариант исключает возможность изучения национального языка. В нем представлены только русский язык и литературное чтение, а также иностранный язык. И третий вариант, предполагающий языковой паритет, который стал применяться в Татарстане. Большие цифры – это часы на данный предмет в год и меньшие – это часы на данный предмет в неделю. Вы можете видеть: получается, что на первом году обучения татарского языка даже больше в неделю – это пять уроков, тогда как русского языка – четыре урока. И это вызвало живую критику со стороны русскоязычных родителей.
Как я уже сказала, существует сайт, где это обсуждается. Обсуждается очень энергично и, я бы сказала, страстно. Содержание этой дискуссии подтверждает, что межкультурный диалог не всегда возможен, не всегда стороны готовы понять позицию друг друга.
Вы можете также видеть своего рода голосование. Правда, это данные двухнедельной давности. Зеленые цифры – это голоса тех, кто поддерживает обращение русскоязычных родителей, считающих, что татарского языка не должно быть так много и русские дети не обязаны его изучать, пусть только татарские дети учат, если хотят. Численно преобладают красные цифры – это голоса противников данной позиции.
Это многостраничная дискуссия с большим количеством и разумных аргументов, и просто каких-то обвинений, упреков, которые говорят, что, действительно, межкультурный диалог должен быть организован и в обществе должна утвердиться культура межкультурного диалога, которой пока, к сожалению, нет.
На мой взгляд, позиция, при которой предлагается разделить учеников по этническому принципу и обучать их раздельно родным языкам – русских обучать русскому, скажем, по первому варианту федерального стандарта, а татар обучать отдельно («пусть они обучаются в татарских гимназиях»), – как раз и является выражением критикуемого сегодня «мозаичного», «фрагментарного мультикультурализма». Потому что она исключает возможность равноправного общения, взаимодействия. Она исключает в перспективе возможность рождения «межкультурной системы» в духе «Белой книги по межкультурному диалогу» и, конечно, не оставляет надежд на построение мультикультурного согражданства.
И, конечно, еще более агрессивно нетерпимость, ксенофобия проявляются в отношении образования мигрантов. Если посмотреть, какой была реакция на появление «Русского букваря для мигрантов», то она более чем нездоровая, более чем агрессивная. Этот учебник был издан в Санкт-Петербурге. Кстати, усилиями даже не региональных властей, а общества «Мемориал», при содействии гранта Совета Европы и благодаря усилиям преподавателей Университета имени Герцена.
То есть вопрос образования мигрантов вообще не стоит на федеральном уровне, далеко не всегда озвучивается в регионах. Москва в этом смысле является исключением, поскольку в столице существуют школы русского языка именно при поддержке правительства Москвы.
Реализация многокультурности и межкультурного диалога потребует значительной работы на всех уровнях власти: местном, региональном, федеральном. Но если региональные власти оказываются ближе к потребностям своего населения и откликаются на вызовы культурного плюрализма сегодняшнего дня, то, к сожалению, систематической политики на федеральном уровне пока усмотреть не удается.
В завершение хотела бы сказать о следующем. 6 июня недавно отмечался не только как Международный день русского языка, но и как новый праздник для нашей страны. Я думаю, что в духе мультикультурализма и межкультурного диалога в нашей стране так же широко должен праздноваться Международный день родного языка. Не нужно для каждого народа устанавливать отдельную дату. 21 февраля является признанным Международным днем родного языка. Это праздник, учрежденный решением ЮНЕСКО в 1999 году. Он имеет цель защитить языковое и культурное многообразие.
Альтернативы мультикультурному согражданству, альтернативы, которая бы соответствовала принципам гуманизма, равноправия, демократии, на мой взгляд, нет. Но работа предстоит большая.
Спасибо за внимание.
|
|