Вольфганг АйхведеПоколение «шестьдесят восьмого года» в Германии и Западной ЕвропеШестидесятников нельзя считать чисто советским явлением. В 60-ые годы мы наблюдаем движение протеста во многих странах. Это был глобальный прорыв. Предшествующая ему форма - civil rights movement (движение за гражданские права), в том числе , движение за гражданские права чернокожего населения в США (его главным представителем и символом стал Мартин Лютер Кинг), было подобно первоначальному взрыву и создало образцы для подражания. Во всяком случае, протест, постановка новых общественно значимых вопросов и стремление к новому миру стали символом десятилетия: Че Гевара – был иконой, война США во Вьетнаме - фокусом возмущения, «Красная книжка» - цитатник Мао - как своего рода новой Библия для многих протестующих .
Это происходило на Востоке и Западе, в Италии, Франции, Голландии, Южной Америке, в Федеративной Республике Германия, в Польше, Чехословакии - в разных странах. Тем не менее, движения в Восточной Европе все же определялись другими приоритетами, чем движения в Западной Европе и США, хотя везде они были направлены против существующего порядка.
Глобальный протест: 1968 год в основных понятиях
Я был тогда студентом и в определенном смысле, участником событий, членом студенческого движения. Подчеркиваю – «в определенном смысле», поскольку я опасался революции (в моей стране), хотя и выходил на улицы, выступая за радикальные, даже революционные реформы. Студенческое движение 68-го года было своеобразным аналогом советского шестидесятничества: на Западе были «шестидесят восемьники», или люди 68 года (это более точное название, хотя так нельзя сказать по-русски) .
На Западе тогда нарастали недовольство, протест и сопротивление. Мы чувствовали, что должны изменить нашу жизнь - общественную и частную - и разумеется, политическую систему и образ жизни.
Один эпизод может прояснить нашу тогдашнюю установку. Руди Дучке[1] был символом нашего движения. В марте 1968 года на него было совершено покушение. Он выжил, но потерял голос. Когда Дучке был вынужден снова учиться говорить, врач использовал как текст для упражнения - тезисы о Фейербахе Карла Маркса, поскольку Дучке знал их наизусть. Знаменитый одиннадцатый тезис («Раньше философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его») Руди прочел так: «Раньше философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить себя.» Врач поправил: «Читай правильно». Руди Дучке: «Я так и делаю - «изменить себя». Врач: «Нет у Маркса «изменить его»» Дучке: «Но наша задача – изменить «себя».
Все это происходило в дни, когда в советском самиздате была создана «Хроника текущих событий»[2].
Мы, поколение шестьдесят восьмого, протестовали не только против отдельных политических структур, но – против существующих общественных отношений в целом: против потребительского общества, против «террора потребления». Мы были убеждены, что наша система создала людей, которые были «винтиками» капитализма и функционировали только как «экономические люди». Это была не только критика политического истэблишмента, но всех экономических, общественных и культурных институтов.
Мы хотели создать нового человека - но не в том смысле, который вкладывался в это понятие в Советском Союзе 20-ых годов, а в смысле полного освобождения человека: новая музыка, освобожденный секс, возможности всестороннего развития. Речь шла о создании человека - но без применения манипуляций, в свободном самоопределении.
Культовая книга той эпохи была написана немецко-еврейским американским философом Гербертом Маркузе – она называлась «Одномерный человек»[3]. Мы хотели «многомерного», освобожденного от принуждения человека.
Немецкий 68 – особый случай
Описывая «основные понятия» 1968-го, я имею в виду Запад в целом. Но будучи немецем, я не забываю о том, что для Германии были значимы дополнительные, особенные аспекты движения, созданного «поколением 68-го».
Надо иметь в виду, что Германия - это не просто «Запад» - у нее есть собственная история. Германия была ответственна за войну, за Освенцим. Германия была освобождена от диктатуры - но через поражение в войне. То есть нас, немцев, освободили «извне» – мы не освободились сами, «изнутри». Важно отметить также, что после Второй мировой войны развитие демократических структур в ФРГ происходило под сильным влиянием, при гегемонии американцев и Плана Маршалла, а также благодаря тому, что открылись новые возможности, возникшие в результате европейского объединения. Известная книга того времени называлась «Демократия извне»: да, мы стали демократами через вестернизацию, интернационализацию нашего мышления и политических ориентаций. Это была поистине фантастическая ситуация, основные черты которой необходимо коротко перечислить:
В результате граждане тогдашней ФРГ жили почти исключительно в настоящем - и жили хорошо: они ездили на машинах, которых становилось все больше, путешествовали все дальше благодаря росту покупательной способности «немецкой марки» и благоприятной конъюнктуре рынка. «Мы, вундеркинды» назывался известный критический фильм того времени…
Мы – тогдашняя студенческая молодежь пользовались преимуществами ситуации, сложившейся в новой, Западной Германии с ее феноменальными экономическими успехами. Тем не менее, мы начали отодвигать на задний план историю немецкого успеха и осуждать дефициты немецкого развития. При этом было бы неверно говорить только о конфликте поколений, восстании сыновей против отцов, дочерей против матерей. В действительности, было немало писателей и поэтов, бывших солдатами на войне (как, например, Генрих Бёлль), или интеллектуалов из поколения «дедов», вынужденных бежать от Гитлера и жить в эмиграции (как, например, философы Теодор Адорно или Макс Хоркхаймер) – именно эти люди определили новое мышление сопротивления.
«Вторая вина»
В книге Ральфа Джордано «Вторая вина», появившейся в 1987 году, дана точная характеристика ранней ФРГ , уточненная и усиленная критикой, которая велась студенческим движением 1968 года. Кроме «первой» вины Германии – Холокоста и Второй мировой войны, была «вторая» вина - неготовность нести за это ответственность и вытеснение исторической вины из жизни послевоенного общества. Республика Аденауэра - первого канцлера ФРГ была демократией забвения (и это было аргументом обвинителей из студенческой среды ), только лишь формальной демократией, сделавшей возможным существование «элит» и защищавшей их продолжающееся существование в экономике, юстиции, медицине, а также – в Бундесвере: вермахт оправдывали, преступления немецкого прошлого были табуированы, «отцы» хранили молчание.
Это не выглядело таким образом, что о войне не говорили - но в центре внимания были собственные страдания немцев, а не те неисчислимые страдания, которые мы, немцы принесли другим народам и отдельным людям. В пятидесятые годы я много слышал о страданиях военнопленных - но только немецких, «наших» военнопленных, а не русских, польских или украинских, чья участь была еще более тяжелой.
Неверно и то, что в первые годы существования ФРГ замалчивался Освенцим – тем не менее большинство немцев считали, что до 1945 года они ничего не знали об Освенциме. Как будто бы политика уничтожения была делом Гитлера и СС - себя же немцы воспринимали тоже жертвой нацистской диктатуры, поскольку они были «соблазнены» Гитлером, ничего подобного они не хотели, и им самим дорого пришлось заплатить за войну.
И, наконец, в понимании, существовавшем в ФРГ, Советский Союз еще долго после войны оставался угрозой. «Восток» означал, как и прежде, угрозу существованию западных немцев. Несвобода ГДР десятилетиями стояла между нами. Хотя я как историк открыто критикую слепой антикоммунизм пятидесятых годов, но я также должен открыто признать: США были намного привлекательнее СССР. Кока-Кола и рок-н-ролл были соблазнительней, чем «Ленин»; свободные выборы вызывали больший восторг, чем коммунистическая диктатура. Но была и оборотная сторона этой медали: «железный занавес», существовавший в тогдашней действительности ФРГ, являлся политическим инструментом и был «занавесом», закрывавшем преступления, которые мы, немцы совершили в прошлом.[4]
Движение поколения 68-го осуждало немецкую политику не только как самоуверенную, но и лукавую. При этом время от времени общая критика капитализма соединялась с особенной критикой ФРГ: если фашизм был выражением капиталистических отношений, то сегодняшний порядок продолжает оставаться капиталистическим, поэтому во имя освобождения людей он должен быть преодолен. Именно в этом пункте становится очевидным значимое различие советских шестидесятников и «поколения 68-го» в ФРГ.
Конечно, часть студенческих движений подверглась опасной идеологизации: требования студентов колебались между желанием эмансипации и догматизмом. Только так можно объяснить то, почему некоторые из нас (и не только в Германии) почитали Мао-Цзе-Дуна символом освобождения.
Американская война во Вьетнаме – и волнения в Европе
Изменения культурных и политических параметров отражались на нашем отношении к двум супердержавам - США и СССР. ФРГ - с момента ее основания - не только рассматривалась как плод «холодной войны», но сама видела в США особого защитника. План Маршалла стал легендой. Американские самолеты, которые называли «изюмными бомбардировщиками», защитили и спасли от голода Западный сектор Берлина во время блокады 1948 года. В 1963 году Джон Кеннеди во время своего визита в Берлин сказал знаменитую фразу: «Я – берлинец». Мы, немцы, опьянели от восторга.
Но всего пять лет спустя имидж США радикально изменился: Вьетнамская война, которую вела Америка, стала определять настроения в мире. Протестное движение перенеслось из Беркли - в Берлин. Если в 1963 году убийство президента США вызвало у нас в отчаянную скорбь, то сейчас мы выходили на демонстрации против американского «империализма». То, что мы в Европе были зависимы от США, гарантировавших нашу свободу, увеличивало наше возмущение и делало еще яростней наш протест. Соединенные Штаты, раньше бывшие идолом, во многом потеряли свою привлекательность. После того, как символические фигуры перемен – Мартин Лютер Кинг и Роберт Кеннеди (брат Д. Ф. К.) - стали жертвами покушений, начала распространяться растерянность.
Вся Европа была в движении. Казалось, что соседняя страна – Франция - в мае 1968 года была на пороге революции. В то время как в Западном мире разочарование и даже –фрустрация в отношении собственной системы распространялась все сильнее, Восточный, советский мир не предлагал никакой альтернативы, за которую стоило бы политически агитировать. В Варшаве студенты-демонстранты были разогнаны милицией. Во время «Пражской весны» правящая компартия прокламировала фантастические реформы под именем «социализма с человеческим лицом». В течение нескольких месяцев казалось, что Александр Дубчек станет символом надежды в Европе. 21 августа 1968 года войска Варшавского договора разрушили эти мечты. Семерым отважным людям[5], проводившим демонстрацию 25 августа 1968 г. на Красной площади в Москве, все же удалось стать символом надежды.
Итак, для «поздних шестидесятых» в ФРГ было характерно отчуждение политики - от культуры, властных структур - от университетских протестов, «картеля» официальных партий - от мира интеллектуалов. Никто не мог представить себе, как можно преодолеть эту пропасть, как снова станет возможным сближение между поиском лучшего мира и вопиющей несправедливостью. Но такое сближение все-таки произошло.
Фактор Вили Брандта - Россия в немецкой политике
В октябре 1969 года канцлером ФРГ был избран Вилли Брандт. Страстный противник национал – социализма, Брандт в годы гитлеровской диктатуры был вынужден бежать и эмигрировать из Германии. После войны он сделал политическую карьеру как правящий бургомистр Берлина, но остался близок интеллектуалам. Брандт решил «осмелиться на большую демократию» в своем правлении. Его фирменным знаком стала «новая восточная политика». Целью этой политики было политическое и историческое примирение с народами и государствами Восточной Европы. Чем безудержней становились кампании, которые организовывала против него консервативная, правоориентированная оппозиция, тем популярней становился Брандт в леволиберальных, интеллектуальных кругах общества ФРГ. При этом Советский Союз – вопреки всем дипломатическим расчетам – приобрел полностью новое значение в политической культуре послевоенной Западной Германии.
Для «поколения 68-го», или студенческого движения Советский Союз не являлся примером. Он не был ни вдохновляющей целью, ни идеалом, который мы хотели бы копировать или следовать. Советский социализм был диктатурой, диссиденты (которых мы определяли как родственное себе направление) находились в заключении. Восхищаясь Дубчеком, мы презирали Брежнева. Но новая восточная политика и просьбы Брандта о примирении с «Востоком» вынудили нас к постановке новых вопросов и изменению нашего понимания истории. Сформулирую это более жестко: если мы хотим сближения с Советским Союзом, Польшей и народами Восточной Европы, мы вынуждены по-новому посмотреть на наше прошлое и перестать замалчивать преступления немецкой армии во время войны; если мы хотим примирения, мы сами должны измениться.
Для нас, немцев шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годов - для «поколения 68-го» и последующих поколений - Россия играла важную роль в деле освобождения Германии от диктатуры через воспоминание и осмысление. В то время, как политическая система Советского Союза работала на то, чтобы укрепляться в мышлениями в категориях конфронтации, работа с общей катастрофической историей в Германии привела к образованию новой политической культуры.
Много лет спустя я познакомился с супругой Михаила Гефтера - Рахель. Она маленьким ребенком пережила Бабий Яр. Она сказала мне с печалью в голосе: «Вы должны знать историю во всей ее правде, чтобы мы могли жить вместе с вами. Но что еще важнее: Вы должны это сделать для самих себя, чтобы вы вообще смогли жить.»
Чтобы предупредить возможное недопонимание, подчеркну: я говорил только об одном аспекте 1960-ых 1970-ых годoв. Конечно, во всей полноте история ФРГ была намного сложнее. Эта история еще не закончена. Многие вопросы не решены до сих пор. Но, несомненно, культура России, ее литература, музыка, искусство в целом оказывают влияние, далеко выходящее за рамки политики. В смысле изменения нашего восприятия России и ее глубокой укорененности в нашей культуре я хотел бы назвать только два имени. Одно имя - Лев Копелев, один из «шестидесятников», ставший в Германии культурной, и даже – моральной инстанцией. Его влияние не немцев невозможно переоценить.[6]
Другое имя - Михаил Горбачев. Ни один государственный деятель так высоко не оценивался в ФРГ - даже Кеннеди. И это произошло еще до объединения Германии. Основанием для этого было то, что Горбачев стал символом перемен, которые никто не считал возможными, несмотря на все сопротивление. Горбачев символизировал (и символизирует) альтернативу, надежды, которые были у немцев и у советских шестидесятников. То, что после 1989-го и 1991-го многие возможности были упущены – другой вопрос. Но я благодарю Михаила Горбачева за его «политику с человеческим лицом». А что касается «шестидесятников» – у них есть свой исторический смысл и значение.
[1] Руди Дучке - немецкий социолог и политик, один из самых известных лидеров западногерманского и западноберлинского студенческого движения в 60-ые годы.
[2] «Хроника текущих событий» (XTC), первый в СССР неподцензурный правозащитный информационный бюллетень. Распространялся в самиздате. Первый бюллетень был выпущен 30 апреля 1968 г.. XTC выпускалась в течение 15 лет, с 1968 по 1983 гг.; за это время вышло 63 выпуска «Хроники». Редакторы подвергались репрессиям.
[3] Книга Герберта Маркузе «Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества» вышла в 1964 году в США, а в 1967 году была издана в ФРГ.
[4] Здесь я вынужден сделать некоторые сокращения. Но не могу не упомянуть о том, что в 1963 г. состоялся первый большой процесс по делу Освенцима , и о том, что начиная с семидесятых годов и вплоть до сегодняшнего дня можно наблюдать интенсивные дискуссии широкой общественности в Германии (например , в связи с «Выставкой о вермахте», посвященной роли германских военнослужащих в военных преступлениях времен Второй мировой войны).
[5] Демонстрация 25 августа 1968 года также называемая «демонстрация семерых» (Константин Бабицкий, , Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг) — одна из наиболее значительных акций советских диссидентов. Была проведена на Красной площади и выражала протест против введения в Чехословакию войск СССР и других стран Варшавского договора, произведенного в ночь с 20 на 21 августа для пресечения общественно-политических реформ в Чехословакии, получивших название Пражской весны.
[6] Kaufmann, Doris: „Gute Russen“ im Gedächtnis der Deutschen. Briefe an Lev Kopelev, 1981 – 1997, : OSTEUROPA 57 / 4 (2007), S. 157-165.
|
|