Выступление на заседании Круглого стола "Экспертиза"

В письменном тексте, который вам представлен, я попытался подробно изложить свои взгляды по вопросу о возможных стратегических подходах к развитию нашей экономики. Сейчас же хотел бы коротко суммировать то, что в тексте весьма подробно и, возможно, скучно расписано.

Начну с того, что я, действительно, рассматриваю нынешний момент как очень важный с точки зрения будущей траектории средне- и долгосрочного развития нашей экономики. Поэтому дискуссии по вопросам хозяйственной стратегии, которые возобновились в стране, считаю абсолютно своевременными. Мало кто сомневается в том, что в экономическом отношении 2000 год является наиболее успешным за последний десяток лет. В то же время широко распространено мнение, что факторы, обеспечившие благоприятное развитие нашей экономики не носят фундаментального характера. И в этом смысле проблема стоит так: сумеем ли мы воспользоваться нынешней благоприятной ситуацией для того, чтобы перевести экономику в устойчивый режим роста, или после небольшой передышки вернемся ко многим из тех проблем, с которыми до этого сталкивались?

В представленном на ваше рассмотрение докладе мне хотелось обратить внимание на ряд вопросов.

Начну с дискуссии между так называемыми сторонниками монетаризма и кейнсианства. Убежден, что этот спор не только изрядно надоел, но и, по сути, не очень уместен. Слишком большой упор на проблемы регулирования совокупного спроса - будь то с позиции его стимулирования или ограничения - на деле уводит от куда более важных вопросов. Не хочу сказать, что положение дел с совокупным спросом можно вообще игнорировать при выработке экономической политики. В конечном счете, всегда существует проблема, какую кредитно-денежную и фискальную политику следует проводить. Но совершенно неоправданно рассматривать тот или иной вариант финансовой политики как панацею от всех бед.

Более того, при механическом переносе на нашу почву различия в подходах к экономической политике, действительно существующие между монетаризмом и кейнсианством в условиях нормальной рыночной экономики, приобретают какой-то карикатурный характер. Многие российские "кейнсианцы" искренне уверены в том, что дефицит совокупного спроса - это отсутствие денег у хозяйственных субъектов. Соответственно, их рецепты сводятся к тем или иным вариантам увеличения денежного предложения и осуществления на этой основе "монетизации" экономики. Между тем, самого Кейнса волновала прямо противоположная проблема: как заставить тратить деньги в условиях, когда хозяйственные субъекты этого делать не хотят. Не случайно в качестве основного инструмента увеличения эффективного спроса он рассматривал фискальную, а не кредитно-денежную политику.

В то же время монетаристский подход, который имеет достаточно строгие логические основания в условиях нормальных рыночных экономик, также выглядит весьма странным в современной России. Можно и на цифрах, и на жизненных примерах показывать, как ужесточение монетарной политики в наших условиях вело не столько к ограничению инфляции, сколько к прогрессирующему "дефициту денег". Точно так же можно на цифрах продемонстрировать, как сокращение государственных расходов приводило в России к тому, к чему оно в нормальных условиях приводить не может: к примерно такому же, а иногда и еще большему сокращению доходов бюджета. Это являлось следствием того, что в наших условиях урезание расходов провоцировало распространение бартерных сделок и неплатежей, чего не должно происходить в функционирующих по стандартным правилам рыночных экономиках.

Именно поэтому считаю очень существенным разобраться в вопросе об отличиях российской экономической системы от обычной рыночной экономики.

Одно из таких отличий характерно для всех постсоциалистических государств. Оно достаточно очевидно, хотя, как мне кажется, должного значения этому обстоятельству все-таки не придается. Речь идет о том, что после запуска рыночных механизмов в бывшей командной экономике начинается интенсивный процесс ломки производственной структуры, причем не только межотраслевой и внутриотраслевой. Реструктуризации подвергаются и доставшиеся по наследству от социализма хозяйственные единицы. Вообще говоря, в структурных изменениях нет ничего необычного; они постоянно происходят в любой экономической системе. Но одно дело, когда чуть упал спрос на шоколад и чуть увеличился спрос на мороженое, а другое - когда вся экономика начинает функционировать по принципиально иным правилам, диктующим качественно иную аллокацию ресурсов. В этом случае экономика сталкивается со своеобразной разновидностью "шока со стороны предложения", накладывающего очень серьезные последствия на все экономическое развитие. Убежден, что именно здесь находятся корни явления, которое пережили все постсоциалистические страны, - рост инфляции при углубляющемся спаде производства. Дело в том, что стагфляционные процессы вообще возможны только в условиях "шока со стороны предложения"; при "шоках со стороны спроса" одновременное ускорение инфляции и углубление спада, как известно, просто невозможно.

Но если речь идет о шоке со стороны предложения, то меры связанные с регулированием совокупного спроса могут иметь лишь очень ограниченную эффективность. Надо иметь в виду, что значительная часть свободных мощностей является в этом случае результатом структурных несоответствий прежнего производственного аппарата потребностям новой экономической системы, а не факторов, лежащих на стороне совокупного спроса. Хотя, как и всегда, когда речь идет о таких мощных дестабилизирующих процессах, случаются так называемые "перехлесты" (overshooting). Иными словами, выбывают не только те производственные мощности, которые "обречены", но и некоторые из тех, которые при определенных условиях вполне могут оказаться востребованными.

Надо иметь в виду, что ресурсы не могут мгновенно перераспределяться в соответствии с новыми (рыночными) условиями деятельности; в этом смысле можно говорить о наличии трения в экономике. Отсюда - опасность, хорошо известная специалистам в области макроэкономической теории: временные неприятности могут иметь очень серьезные долгосрочные последствия. Иными словами, если процесс реструктуризации затягивается, то те факторы производства, которые, вроде бы, выбыли из употребления временно, могут навсегда остаться невостребованными. На нашем, российском примере мы видим, что значительная часть потенциала, которая, в принципе, вполне могла бы работать, оказалась безвозвратно потеряна.

Другое наше отличие от нормально функционирующих рыночных экономик состоит в специфичности реакции хозяйственных субъектов на сигналы рынка. Всегда придерживался точки зрения, что неплатежи, бартер, отрыв финансовой сферы от реального сектора экономики, многократное превышение в течение многих лет уровня процентной ставки над реальной доходностью применения капитала в экономике - это не результат тех или иных частных ошибок в области монетарной или фискальной политики, а проявление ее глубокой системной деформированности. Коль скоро это так, нам предстоит сделать выбор между двумя возможными путями дальнейшего экономического развития.

Первый заключается в том, чтобы пытаться наилучшим образом адаптироваться к особенностям сложившейся хозяйственной системы. Тот факт, что в 1999-2000 гг. нам удалось добиться весьма впечатляющих результатов, показывает, что определенные резервы здесь есть. Но, в стратегическом плане, такой подход вряд ли может рассматриваться как привлекательный.

Второй путь - в осуществлении комплекса мер, которые заставили бы нашу экономику работать так, как должна работать нормальная рыночная экономика. С этой точки зрения, я весьма высоко оцениваю те разделы в "программе Г.Грефа", где формулируются предложения, направленные на устранение базовых деформаций нашей хозяйственной системы. В частности, очень хорошо, на мой взгляд, в упомянутой программе прописаны меры по совершенствованию системы корпоративного управления; совершенно верно ставится (к сожалению, не решается) задача наведения порядка с управлением государственными активами.

По этому последнему поводу я свою позицию многократно излагал. Полагаю, что пока мы не добьемся успеха в этой области, трудно надеяться на перевод экономики в нормальный режим функционирования. Дело в том, что, когда имеется крупная собственность, которой ее владелец не управляет, деформации подвергается поведение остальных хозяйствующих субъектов. У меня есть некоторые соображения в отношении вариантов перевода государственных активов в рыночный режим управления, но я сейчас на этом вопросе останавливаться не буду.

Придерживаюсь также позиции, в соответствии с которой нормальное функционирование нашей экономики невозможно до тех пор, пока мы "революционным" способом не расчистим балансы хозяйствующих субъектов, включая государство. Не разделяю оптимизма в отношении достаточно быстрой естественной монетизации экономики. Нередко, когда я говорю об этом, меня воспринимают как сторонника тех зачетных схем, которые все это время применялись и давали лишь временный и весьма противоречивый эффект. Однако речь совсем о другом.

Мое предложение заключается не в замыкании цепочек взаимной задолженности, а в проведении крупномасштабной операции, которую, в сущности, можно рассматривать как разновидность денежной реформы. Неликвидность реального сектора превратилась к настоящему времени в системный фактор, так как без ее преодоления функционирование экономики в нормальном рыночном режиме просто невозможно. В частности, нереалистично надеяться на нормальную работу такого совершенно необходимого в условиях рыночной экономики механизма, как банкротство. Показательные процессы, конечно, можно устраивать и сейчас. Можно использовать механизм банкротства для передела собственности. Но превратить институт банкротства в способ освобождения экономики от неэффективных видов деятельности, неумелых менеджеров и собственников, увы, нельзя.

Такова моя позиция в отношении первой группы вопросов, касающихся перевода экономики в нормальный рыночный режим функционирования. Но далее, уже применительно к нормальной рыночной экономике, встает другая группа вопросов: в какой степени эта экономика должна регулироваться государством?

Здесь очень многое зависит от ценностных подходов. Рассмотрим, например, структурный шок, о котором я уже говорил. Понятно, что он имеет серьезные социальные последствия, а потому возникает вопрос, должно ли на него реагировать государство или нет? Сегодня сторонники либерализма отвечают на этот вопрос так: нельзя, конечно, допускать, чтобы люди с голода умирали, но неправильно и искусственно сохранять неэффективные производства. Разумный выход, с этой точки зрения, состоит в создании надежной "сетки социальной безопасности".

У меня большие сомнения в том, что технически возможно удовлетворительно решить эту задачу: слишком уж масштабна проблема. Но даже если мои сомнения напрасны, то все равно остается серьезный вопрос нормативного характера: допустимо ли, чтобы в стране имелись целые регионы, в которых у людей не было бы работы, хотя никто из них бы не голодал?

Альтернативный подход заключается в сочетании мер в социальной сфере с мерами в области промышленной политики. Причем, промышленная политика может быть двух видов - пассивная и активная. Пассивная - применяется исключительно для смягчения структурного шока. Ее смысл в том, что государство не дает сразу умереть предприятиям, оказавшимся в тяжелом положении. Есть механизмы, которые позволяют постепенно усиливать давление на них рыночных сил. В результате либо соответствующие предприятия адаптируются к новым условиям, либо общество успеет подготовиться к их закрытию, создав условия для появления новых рабочих мест. Я - сторонник именно такого подхода.

Теперь - об активной промышленной политике. Потребность в ней зависит от ответа, который мы дадим на вопрос: какой мы хотели бы видеть Россию в обозримом будущем? Есть ли у нас желание восстановить (хотя бы частично) позиции в области высоких технологий, собираемся ли продолжать космические исследования, сохранять место среди стран с высоким уровнем развития науки? Это опять-таки сугубо нормативные вопросы. Ответить на них от имени общества можно только в том случае, если существует эффективный механизм выявления преференций граждан страны. Отсюда следует, кстати, сколь большое значение, с сугубо экономической точки зрения, имеет для нас создание развитой демократической системы, рациональное распределение функций между органами законодательной и исполнительной власти.

О вкусах, как известно, не спорят. Но важно понимать, что характер экономической политики не может быть автономен по отношению к формулируемым задачам. В программе среднесрочного экономического развития страны, которую принято именовать "программой Грефа" ставятся весьма амбициозные задачи, сводящиеся к необходимости модернизации российской экономики, занятия ею достойного места среди развитых государств мира. Однако предполагается, что произойдет все это "естественным" путем, на основе действия рыночных сил в условиях проведения государством либеральной экономической политики. После всего того, что и у нас, и за рубежом было написано об "отрицательной добавленной стоимости", характеризующей функционирование значительной части нашей обрабатывающей промышленности, после той деградации, которую эта промышленность (и наука тоже!) претерпели в последнее десятилетие, такой вывод представляется совершенно фантастическим.

Готов охотно допустить, что при хорошей и четкой реализации либеральной политики можно в краткосрочном или даже в среднесрочном плане иметь более высокую динамику ВВП. Но какое отношение такая политика в нынешних российских условиях имеет к модернизации экономики, сохранению высоких технологий, обеспечению достойных, с этой точки зрения, позиций страны в мире - это для меня загадка.

И последнее. В представленном тексте доклада отсутствует "социальная тематика". Однако несколько слов на этот счет все же хотелось бы сказать.

Я не против экспериментов в этой области. Но, все же, мне кажется, надо быть очень осторожными, особенно в таких областях, как образование, медицина. Проблема в том, во всем мире в этой области идет поиск; многие вопросы остаются пока не вполне ясными. Возьмем, например, здравоохранение. Главная сложность состоит в том, что здесь условия для нормального действия рыночного механизма крайне неблагоприятны из-за существования фундаментальной асимметрия информации. Если я заболел, то, как правило, мало что понимаю в природе болезни. Врач же что-то знает о ней или, по крайней мере, думает, что знает. Полагать, что в этих условиях есть какие-то простые рыночные рецепты, это значит, помимо прочего, игнорировать весь имеющийся опыт, в том числе и зарубежный.

В порядке иллюстрации приведу следующий пример. Как-то в нью-йорксом метро мне довелось увидеть рекламное объявление адвокатского бюро такого содержания: "Если вы считаете, что ваш врач взял с вас слишком много денег или направил вас на слишком дорогие обследования, обращайтесь к нам. Мы будем с ним разбираться". Вот такой это рынок, вот такой это механизм формирования равновесных цен на услуги здравоохранения!

В "программе Грефа" говорится о том, что организации здравоохранения будут финансироваться не по смете, а в зависимости от числа пациентов. Вроде бы замечательная мысль. Больше пришло - больше спрос на услуги; значит, надо поощрять тех, кто хорошо работает. Но на самом деле, я прошу прощения, - это ведь глупость. Такая модель может эффективно работать только в очень узком специализированном диапазоне (как, например, в клинике покойного профессора С.Федорова).

Если же мы возьмем обычные районные поликлиники, то увидим, что здесь есть, по меньшей мере, два обстоятельства, которые делают такой подход бессмысленным, а, быть может, и вредным. Во-первых, и сейчас эти учреждения переполнены пациентами. Во-вторых, разве неясно, что привязка финансирования поликлиник к количеству посещающих их клиентов приведет к возникновению у нас особой профессии - "пациент". В очередь к врачам встанут родственники, знакомые, а то и просто бомжи (за небольшую плату).

Горбачев М.С. В свое время Тэтчер, что ей только ни удалось переломать, а здравоохранение - нет.

Некипелов А.Д. Я на этом закончу. Спасибо за внимание.