Мау В.А. Логика российской модернизации. Исторические тренды и современные вызовы.

Введение 

1. В начале 2005 года Россия вновь находится в переломной точке своего развития, живет ожиданиями какого-то перелома. Может быть, не столь радикального, какой произошел на рубеже 80-

90-х годов. Но все-таки существенного сдвига, затрагивающего важные стороны нашей политической, экономической и социальной жизни. Сдвига, сопоставимого с «великим переломом» конца 20-х, который по своему влиянию на судьбы страны сопоставим с революцией 1917 года[1].

Ожиданиями перелома пронизано общество. Дело не в появлении каких-то кризисных явлений. Внешне все выглядит достаточно благополучно, а социальное недовольство – еще не кризис. Однако существует и постоянно воспроизводится ощущение неудовлетворенности жизнью и окружающим миром, недоделанности всей нашей посткоммунистической системы, какой-то недодуманности и недосказанности. Эта неудовлетворенность сводится к трем основным пунктам:

- все могло бы быть лучше, чем мы имеем - темпы роста, уровень жизни, социальная справедливость, международное положение и т.п. (список открытый);

- неоконченность перехода и неопределенность направления нашего развития. Создается впечатление, что страна находится в состоянии перманентного ремонта (аналог реформ), конца которому не видно. А ведь ремонт – очень некомфортный период жизни;

- ощущение хрупкости сложившегося порядка и опасение столкнуться с каким-то очередным кризисом – если не с дефолтом (от этой навязчивой идеи мы, кажется, избавились), то падением цен на нефть, развалом банковской системы, государственным переворотом, масштабным террористическим актом (список открытый).

У этих настроений есть объективная база. Страна, действительно, подошла к тому моменту, когда предстоит определиться относительно характера и механизмов нашего дальнейшего развития. Влияние краха коммунистической системы практически завершено, мы избавились от большинства элементов советской модели развития и создали основы современной рыночной экономики. Однако из этого напрямую еще не вытекает облик страны, ее политических и экономических институтов: сам по себе рынок не дает еще гарантий политической и экономической эффективности. Построенная на основе рыночной экономики модель может быть и очень привлекательной, и крайне уродливой. К точке выбора этой модели мы, по сути, подошли только сейчас.

Суть проблем, которые нам предстоит теперь решать, лучше видна сквозь призму оценки того пути, который страна прошла за последние пятнадцать-двадцать лет.

Завершение посткоммунистической трансформации и задачи модернизации 

2. Во второй половине 1980-х годов СССР вступил в полосу тяжелого системного кризиса. Сложность его состояла в том, что в стране разворачивался не один кризис, а четыре и, соответственно, переплелись четыре различных (хотя и связанных между собой) трансформационных процесса. Во-первых, происходил глубокий структурный кризис индустриального общества, который охватил примерно тогда же весь развитый мир: структурный кризис советской системы стал проявлением тех же процессов, которые применительно к западным странам 70-х годов описывались термином «стагфляция»[2]. Во-вторых, кризис коммунистической системы и осуществление посткоммунистической трансформации. В-третьих, масштабный макроэкономический кризис как результат популистской экономической политики (начиная со второй половины 80-х годов), что привело к развалу бюджетной и денежной системы, к высоким темпам инфляции, к падению производства. В-четвертых, экономико-политические, макроэкономические и структурные преобразования, с которыми столкнулась Россия на рубеже 80-90-х годов ХХ века, осуществлялись в условиях полномасштабной социальной революции[3].

Столкнувшись с проблемами, порождаемыми четырьмя названными кризисами, Россия за последние пятнадцать лет прошла через два важных этапа социально-экономической трансформации.

Первый этап, охвативший 1990-е годы, ушел на создание базовых институтов рыночной демократии и восстановление стабильности – макроэкономической и политической. К началу 1992 года в России отсутствовали институты, которые должны обеспечивать устойчивое функционирование, и даже существование, любой страны. Были разрушены экономические институты, что проявлялось в масштабных рыночных дисбалансах (экономический спад, товарный дефицит, надвигавшаяся угроза голода и холода). Но еще большую опасность представляло то, что с распадом СССР в России рухнули институты государственной власти. Поэтому первейшей задачей было восстановление институтов, без которых не может функционировать ни одна страна. К концу 1990-х годов были созданы и укрепились некоторые политические институты, осуществлена макроэкономическая стабилизация, которая дала стране устойчивую валюту и сбалансированный бюджет, проведена массовая приватизация, заложившая основы перехода российской экономики на рыночные рельсы. Формировалась новая система российской государственности, ориентированная на принципы рыночной демократии.

Однако сложившаяся в 1990-е годы система несла в себе опасный конфликт. Слабость государственной власти оставляла в госуправлении серьезные «лакуны»: ниши, которые государство не имело возможности (ресурсов) заполнить соответствующим институтом или поставить под контроль общества. В результате эти ниши заполнялись частными интересами, что приводило к эффекту «приватизации государства». Ряд важных государственных функций стал реализовываться в частных интересах, что служило постоянным источником дестабилизации. С одной стороны, население не могло быть довольно приватизацией государственных функций. С другой стороны, те группы интересов, которые подменяли государство, не только оказывались опасно влиятельными, но и начинали препятствовать политической и экономической стабилизации, поскольку стабилизация была для них равнозначна потере влияния и огромных доходов.

Второй этап в основном относится к 2000-2003 годам. Суть его состояла в том, чтобы на основе достигнутой макроэкономической стабильности начать формирование современных политических и экономических институтов и более точно ориентированных на особенности России. Необходимо было обеспечить политическую стабилизацию, восстановить влияние государства в фактически приватизированных сферах госуправления, а также сформировать развернутую нормативно-правовую базу развития страны (прежде всего экономическое законодательство).

Основная тяжесть работы в политической сфере пришлась на обеспечение условий для реального функционирования единого экономического пространства России и на преодоление зависимости государства от влияния групп частных интересов. Был обеспечен приоритет федерального законодательства над региональным, отменены льготы, которые смогли выторговать себе отдельные субъекты федерации.

Мощный удар по олигархической системе нанесло преодоление бюджетного дефицита, поскольку экономической основой олигархии была зависимость власти от готовности финансового капитала (олигархов) давать ему взаймы, то есть покупать ГКО. Теперь, благодаря ответственной финансовой политике, зависимость от финансового капитала была преодолена. Власть предприняла шаги по решительному дистанцированию от бизнес-групп, по отделению их от участия в политическом процессе.

Основное внимание на этом этапе реформ уделялось формированию базовых институтов рыночной экономики - Гражданского, Налогового, Бюджетного, Трудового и Земельного кодексов, пенсионного законодательства, начались процессы дерегулирования (снижения административных барьеров предпринимательской деятельности), проводилось совершенствование межбюджетных отношений (федеральный бюджет, регионы и местное самоуправление), началось реформирование естественных монополий и многое другое. Важнейшим фактором обеспечения финансовой устойчивости стало принятие законодательства, регулирующего создание и функционирование Стабилизационного фонда. Признанием успешности социально-экономического развития России стало последовательное повышение кредитного рейтинга, предоставления нашей стране ЕС и США статуса страны с рыночной экономикой. Реализация этих реформ позволила России продвинуться по пути экономических преобразований, обеспечить экономический рост. Начал обновляться производственный потенциал. Быстро росли золотовалютные резервы Центрального банка, постепенно (хотя и медленно) снижалась инфляция.

Общей особенностью обоих этапов трансформации является реактивность принимавшихся властью решений. Кризис был острым и длительным, а из-за краха государства у власти почти не было рычагов воздействия на экономические и политические процессы, носившие в силу этого хаотичный характер и лишь в малой мере регулировавшиеся властью. Президент и правительство должны были реагировать на складывавшиеся обстоятельства, несколько смягчать их последствия.

Первые два этапа реформ привели к важным институциональным структурным сдвигам. Три из четырех перечисленных выше кризисов в результате были преодолены, а соответствующие трансформационные процессы – исчерпаны. Была осуществлена макроэкономическая стабилизация. С восстановлением политической стабильности были практически исчерпаны процессы революционной трансформации – революция завершается. Наконец, можно говорить и о завершении посткоммунистического перехода: к началу XXI века в России были преодолены основные черты коммунизма (тоталитарные политический режим, абсолютное господство государственной собственности в экономике, товарный дефицит).

Это не означает, разумеется, что был полностью преодолен кризис, с которым страна вступила в 1990-е годы. Однако структурные проблемы, которые стоят сейчас перед Россией и которые делают ее уязвимой перед угрозой внешних шоков, не являются наследием коммунистической системы. Они – результат кризиса индустриальной системы, и практически все страны, которым приходилось решать задачи выхода из индустриального общества, сталкивались со схожими вызовами.

Доминирующей социально-экономической проблемой современной России является кризис индустриальной системы и формирование социально-экономических основ постиндустриального общества. Этот процесс предопределяет существо происходящей ныне трансформации и основные вызовы, с которыми будет сталкиваться страна на протяжении ближайшего десятилетия. Именно они должны стоять в центре внимания на нынешнем, третьем этапе социально-экономического развития России.

3. Нынешний (третий) этап социально-экономических проблем в России основывается на достигнутой политической и макроэкономической стабильности. Можно выделить три принципиальных особенности этого этапа. Во-первых, впервые за почти два десятилетия появилась возможность сформулировать долгосрочные цели, ориентиры развития страны, определиться со стратегией. Из этого вытекает, во-вторых, возможность выйти за рамки «политики быстрого реагирования», то есть отказаться от реактивной политики предыдущих этапов и приступить к реализации курса, ориентированного на достижение стратегических целей.

Поэтому, в-третьих, настало время перейти от политики реформ, предполагающих замену старых институтов на новые, к нормальной, стабильной политике. Отличие реформ от политики состоит не в глубине и масштабности осуществляемых действий, а в их характере: реформы расчистили поле и создали базу для новой системы, политика же предполагает реализацию долгосрочных задач. Мы слишком долго живем в условиях реформ, за это время выросло целое поколение россиян. Однако нельзя постоянно жить в условиях реформирования, как нельзя постоянно жить в условиях ремонта, как бы ни был важен ремонт при вселении в новую квартиру.

Таким образом, Россия подошла к этапу реализации положительных задач своего развития, к формированию долгосрочной системы общественных институтов. И от того, какими будут эти институты, зависит облик страны и, главное, долгосрочные перспективы ее развития. Поэтому цена ошибки сейчас очень высока: неадекватные вызовам времени, ориентированные на решение сиюминутных задач институты могут стать мощным тормозом на пути долгосрочного развития страны. Ведь в истории ничего не гарантировано: облик страны, ее вес в мире зависят от интеллектуальной зрелости и ответственности народа, политической элиты, в переломные моменты национальной истории. Именно такой момент Россия переживает в настоящее время.

Решение задач долгосрочного устойчивого развития России требует осмысления и выработки ее стратегии. Стратегия не сводится к желательным целям. Здесь необходимо вписать цели в объективные возможности и тенденции развития современного мира, избавиться от их «вкусового» определения.

Таким образом, определяясь со стратегией нашего дальнейшего развития, необходимо выработать и обсудить следующие три ключевых вопроса. Во-первых, цели, стратегические ориентиры развития страны. Во-вторых, опасности и препятствия, с которыми может столкнуться реализация этих целей; естественно, здесь надо говорить об объективных препятствиях, а не о «злой воле» отдельных личностей. В-третьих, механизмы достижения поставленных целей. В дальнейшем мы рассмотрим эти три группы вопросов.

4. Суть стоящей перед Россией цели можно определить как комплексную модернизацию, то есть модернизацию всех сторон общественной жизни – экономики, политики и идеологии, технологической и социальной базы общества. Модернизация предполагает формирование сильной в экономическом, политическом, военном, научном и иных отношениях страны при росте благосостояния ее населения. Иначе эта задача может быть определена как преодоление отрыва России от уровня наиболее развитых стран мира, что количественно измеряется показателем среднедушевого ВВП.

Это очень амбициозная и долгосрочная задача. Она стоит на повестке нашей страны вот уже на протяжении 300 лет, то есть с началом эпохи современного экономического роста. Задача, поставленная еще во время петровских преобразований, так и осталась пока нерешенной. На протяжении трех последних столетий Россия то приближалась к наиболее развитым странам, то увеличивала свое отставание от них, но преодолеть этот разрыв никогда не удавалась. Причем с конца XVIII века интервал отставания оставался примерно одинаковым – порядка 50 лет или два поколения. Преодоление отставания по отдельным параметрам (например, по вооружениям) не позволяло констатировать решительного преодоления этого разрыва.

Сложность и амбициозность задачи ускоренной модернизации наглядно демонстрирует мировой опыт. Только считанным единицам стран удавалось решить ее за последние 200 лет. В XIX веке это сделали США, Франция и Германия, в ХХ веке – Япония, Финляндия, Австралия, Канада. Более или менее успешно решают ее в настоящее время страны Юго-Восточной Азии и некоторые небольшие европейские страны (Испания, Ирландия, Эстония), однако о результатах их развития говорить пока еще очень рано. Быстрое развитие Китая пока еще не дает оснований для каких-либо выводов, поскольку эта страна еще слишком далеко отстает от лидеров и по уровню экономического развития (среднедушевой ВВП, структура производства и занятости) пока еще не вышла из фазы преимущественно аграрной экономики. Гораздо более богатым является опыт провальных модернизационных экспериментов и даже отката назад, классический пример чего дает Аргентина, которая в начале ХХ века входила в десятку наиболее развитых стран мира

Задача преодоления отрыва от наиболее развитых стран не должна подменяться количественными установками, сколь бы политически эффектными они ни были. Модернизация – это не удвоение ВВП и даже не удвоение среднедушевого ВВП, и тем более не темпы роста сами по себе. Дело даже не в том, что количественные параметры легко поддаются фальсификации по принципу «самая надежная статистика – это та, которую ты сам сфальсифицировал». Еще более опасно, что даже при несфальсифицированной статистике (предположим, что такое бывает) «борьба за цифру» (за план, за рост) подменяет собой качественные преобразования, которые нам сейчас особенно важны. Поскольку только на базе качественного, структурного прорыва можно обеспечить и реальные, то есть высокие и устойчивые темпы экономического роста.

Главное в модернизации – качественные преобразования, прогрессивные структурные сдвиги, которые сочетаются с высокими темпами роста только в средне- и долгосрочной перспективе. В текущей же экономической жизни задача поддержания темпов роста в переломные моменты технологического развития противоречит задачам технологического и структурного обновления. Классическим примером этого являются 1970-е годы, когда советская экономика росла, а западная внешне стагнировала, хотя, как выяснилось позднее, на Западе происходила структурная адаптация к постиндустриальному рывку, а СССР шел к системному кризису.

Я бы выделил три принципиально важных обстоятельства, которые необходимо принимать во внимание для вывода России на наиболее передовые рубежи, преодоления отрыва от наиболее развитых стран.

Во-первых, успешной и устойчивой модернизация оказывается лишь тогда, когда она имеет комплексный характер, то есть охватывает все сферы жизнедеятельности данного общества. Неустойчивость российских модернизационных успехов последних 200 лет связана преимущественно с некомплексностью преобразований, когда акцент делался на военные, технологические или социальные достижения при игнорировании политических и экономических аспектов модернизации или даже принося их в жертву[4]. Модернизация не может решить вопрос сокращения разрыва, если она протекает в одних секторах за счет других. Логика «поэтапной модернизации» - сперва армия и оборонная промышленность, потом, может быть, политика и социальные отношения – не дает устойчивого результата.

Во-вторых, политика модернизации должна соответствовать особенностям данного этапа развития общества, современной технологической базе (уровню развития производительных сил). Невозможно добиться прорыва в постиндустриальном мире, используя опыт и институты индустриализации и тем более опыт успешного развития аграрных стран. Между тем, такого рода советы очень популярны среди отечественных и зарубежных «мыслителей». То нам предлагают использовать опыт ускоренной индустриализации 1930-х годов, то полагаться на мудрую политику китайского руководства. Следовать подобным советам опасно, поскольку перед Россией стоят принципиально иные задачи – задачи трансформации индустриального общества в постиндустриальное.

В-третьих, если отбросить политкорректные условности, то модернизация представляет собой достижение уровня технологий и институтов, характерных для современных западных демократий (или даже превосходящих его). Можно сколько угодно говорить о ценности различных цивилизаций и уважении к ним, о важности сохранения национальной идентичности, но непреложным фактом является то, что лидерами современного экономического роста являются западные страны. Более того, страны иных регионов мира, успешно решающие задачи модернизации, в процессе своей трансформации становятся все более западными - как по структуре экономики, так и по характеру политических институтов. Первой это продемонстрировала Япония, теперь в этом направлении идут и другие, менее развитые европейские и неевропейские страны. Понятие «Запад» приобретает не столько географический, сколько институциональный контекст. Иными словами, «Восток», которому удается совершить модернизационный рывок, становится «Западом». В противном случае «им не сойтись никогда».

Таким образом, решение задач модернизации означает формирование современной страны, включая современные институты (политические, экономические социальные), на базе которых строится сильная экономика и военно-политический потенциал. Если попробовать определить успех решения модернизационной задачи, то это – формирование страны, которую уважают в клубе наиболее развитых стран мира. Это, конечно, определение нестрогое, но точное. 

Проблемы и препятствия на пути модернизации 

5. Главной проблемой построения современного социально-экономического общества является кризис доверия. Доверие не является экономической категорией, однако оно составляет основу для успешного общественного развития. Доверие – комплексная, многоплановая проблема, которая объединяет взаимоотношения практически всех субъектов современного российского общества.

В настоящее время у нас отсутствует доверие всех ко всем. Отчасти это результат революционного кризиса последнего пятнадцатилетия, характеризовавшегося высокой степенью неопределенности и тотальным обновлением всех субъектов, среди которых теперь никто не имеет длительных кредитных историй. Отчасти кризис доверия является наследием советской эпохи, поскольку тоталитарная система подрывала необходимость и возможность доверия и кооперации: частное сотрудничество было заменено централизованным управлением, которое не только не требует, но даже отрицает горизонтальные взаимосвязи, коллективизм. Наконец, доверие отнюдь не было характерно и для царской России, также пропитанной идеологией подавления частного творчества государственным регулированием.

Прежде всего налицо кризис во взаимоотношениях бизнеса и власти. Государство не доверяет предпринимательству, видя в плохо контролируемых им частных интересах опасность политической стабильности. Патриотизм противопоставляется частному интересу, и распространенным становится представление, согласно которому преследование частных интересов по определению противоречит интересам национальным. Здесь вряд ли уместно долго объяснять, почему этот вывод ошибочен: еще А.Смит замечал, что преследуя частный интерес предприниматель в нормальной рыночной экономике удовлетворяет общественные потребности. Проблема в том, что недоверие к частной инициативе было характерно не только для коммунистической эпохи (что естественно), но и для Российской империи. На рубеже XIX-XX веков, когда происходил бурный рост капиталистических отношений и предпринимательство становилось важнейшей движущей силой российского общества, власти стремились ограничить влияния бизнеса на разработку и принятие политических решений, в том числе и по вопросам хозяйственного законодательства. Тому существуют многочисленные свидетельства в письмах предпринимателей и газетных статьях начала ХХ века. Государство опутывало бизнес огромным числом инструкций и ограничений, крайне затруднявших возможности открытия нового дела и ведение бизнеса[5]. (На все эти обстоятельства в свое время обращал внимание министр финансов С.Ю. Витте в записке Николаю II[6], причем большинство препятствий для ведения бизнеса звучат актуально и применительно к нашему времени).

Впрочем, подозрительное отношение к политической активности частного бизнеса в принципе характерно для индустриальной эпохи, когда формировались крупные монополистические объединения. Недоверие к крупным корпорациям пронизывает всю политическую историю США первой половины ХХ века. «Перед нами стоит … опасность концентрации всей экономической и политической власти в руках тех, кого древние греки называли олигархией», - говорил в 1930 году Ф.Д. Рузвельт[7].