Лысенко В.Н.

     Спасибо за возможность выступить. Михаил Сергеевич, у нас уже десятки обсуждений прошли, но сегодняшнее – самое насыщенное и концентрированное и подводит итоги тому, что мы друг другу сказали, услышали. Я думаю, что это чрезвычайно полезно. Все-таки 10 лет прошло. Я был в свое время одним из создателей и Демократической платформы, и Республиканской партии. Конец 80-х – начало 90-х годов было, наверное, самым светлым периодом – я его называю романтическим периодом в нашей истории, – когда не только узкий слой демократической элиты, но и все население верило, что страна действительно идет к лучшему будущему и что это близкая цель. Мне кажется, это время было романтическим еще и потому, что интеллигенция взяла на себя основную лидерскую функцию в нашем обществе. Наша партия и другие партии создавались из представителей интеллигенции, поэтому было так много ярких личностей, которые и на сегодняшний день остаются звездами общественного мнения. Я пока не могу сказать, что во второй половине 90-х годов появились какие-то известные политики, кроме, может быть, Шаманова, генерала, губернатора Ульяновской области, который мог бы быть диктатором в нашем больном государстве.

Как историк я могу сказать, что действительно России в этом плане не везло. Страна, начиная с Петра I, пошла по пути создания сильнейшего государства. Российская империя развивалась вширь. Не развивались собственные политические институты, гражданское общество и политические процессы. Оппозиция уходила на Дон и другие окраины империи. Она неактивно боролась с властью, не добивалась демократических институтов, как в маленьких государствах Европы уже тогда. У нашего населения веками складывалось патерналистское сознание, которое, мне кажется, с успехом дожило и до сегодняшнего дня, и в выступлениях тех, кто выступал передо мной, это очень четко прозвучало. Если спросить народ, кого бы он хотел видеть в качестве управления страной – партии или Президента, я думаю, подавляющая часть к нашим партиям отнеслась бы, мягко говоря, не очень дружелюбно и ситуацию не изменило даже то, что к Борису Николаевичу Ельцину последнее время относились плохо. Поэтому даже небольшой период начала XX века, с 1905-го по 17-й год, когда у нас был период многопартийности, во многом даже похож на то, что у нас существует на сегодняшний день. Этот период закончился победой левых партий на выборах в Учредительное собрание, которое было разогнано большевиками. В этом отношении, мне кажется, мы немного ушли дальше в том плане, что все-таки у нас сейчас усилились в обществе именно центристские партии, хотя их можно назвать и «квазипартиями». Я с В.Никоновым здесь согласен. Но у нас вырисовывается более нормальный политический сегмент, чем это было в начале XX века, когда крайности доминировали и готовы были уничтожить друг друга, что и привело к еще двум русским революциям после 1905-го года.

Давайте посмотрим вокруг себя – В. Рыжков посмотрел только на Восточную Европу. Я говорю: давайте посмотрим и на Азию. Россия – евразийская держава. У нас в азиатской части бывшего Советского Союза давно уже установились классические авторитарные режимы. Туркмения – самый классический вариант. Но я думаю, что и Казахстан, и Таджикистан, и многие другие наши бывшие братские республики уже давно выхолостили полностью многопартийную систему и там фактически существует власть одного человека.

Если посмотрим даже внутри России, то у нас есть Калмыкия, где уже давно установлен ханский режим. Я думаю, что Татарстан с Башкортостаном тоже недалеко от этой модели ушли. Мы с Владимиром Александровичем считали, сколько у нас авторитарных режимов внутри Федерации. Он насчитал 60, а у меня 40 получилось. Но я думаю, что это не меняет картины.

Мы сегодня видим, что у нас во многих субъектах Федерации оппозиция в эмиграции находится. Она не может жить в регионе и выпускать свои газеты. Многие лидеры оппозиционных сил из этих республик живут в Москве. Поэтому я думаю, что мы постоянно мечемся между Европой и Азией. Это, наверное, судьба России, ее «крест», цивилизационная миссия.

Мы доказываем, с одной стороны, что мы ни на кого не похожи, у нас своя цивилизация и что у нас свой путь, а с другой стороны, всегда это все кончается тем, что мы оказываемся в конечном счете в Азии. Я думаю, что вот эти патерналистские авторитарные тенденции, которые больше присуще как раз азиатскому континенту и, наверное, азиатской культуре и цивилизации, сегодня и для нас остаются во многом доминирующими.

Дальше я хотел бы сказать, что у нас была хорошая традиция в начале 90-х годов, когда регионы начали вводить смешанную систему выборов. В ряде субъектов (около 10) тогда она поработала. В Марийской республике был достигнут очень хороший результат. Но уже на следующих выборах большинство регионов отменило эту систему и провозгласило, что выборы в регионах беспартийные. Уже говорилось, что есть избиратели конкретные, конкретный депутат. Я думаю, что эта ситуация и сейчас является коренной преобладающей. И то, что Совет Федерации у нас был беспартийным, и сейчас, когда заговорили, что там «Единство» и коммунисты хотят создавать фракции, то это вызвало в самом Совете Федерации крайне негативную реакцию. Они дружно все вместе с Путиным заявили, что никакие фракции в Совете Федерации создаваться дальше не будут.

Я также думаю, что за прошедшие 10 лет практически так власть и не сменилась в России. Если в Прибалтике, Восточной Европе (я был руководителем группы в Болгарии) менялись социалисты с демократами несколько раз у власти, то у нас практически та же группа политической элиты (но сейчас с определенными изменениями) остается у власти и никому ее отдавать не собирается.

Эта ситуация наводит на грустные размышления, что мы за 10 лет здесь не очень далеко продвинулись. Конституция, принятая в 1993 году, консолидирует политическую систему суперпрезидентской республики. Роль партии в этой системе при нынешней Конституции, мне кажется, крайне ограничена.

Мы сейчас пытаемся с В. Рыжковым внести в закон «О правительстве РФ» поправку о парламентском большинстве в Госдуме, хотя бы, чтобы она была зафиксирована и как-то начала обсуждаться в Государственной Думе. Тем более, что во Франции формирование правительства партией, победившей на выборах, происходит без изменения Конституции. И в России это вполне можно было сделать по доброй  воле.

Я думаю, что если бы был создан прецедент и Путин, меняя Правительство, мог бы опереться на «Народный депутат» и «Единство» и при их поддержке сформировать новое Правительство, то в сознании  политической элиты и общества действительно произойдет гигантский сдвиг. К 2003-2004 году, к следующим выборам, нам действительно можно будет тогда существенно изменить ситуацию и создать ответственный перед Парламентом Кабинет министров.

Я думаю, что главная, наверное, наша беда в том, что интеллигенция, разочаровавшаяся в демократической революции, сегодня ушла во многом из политики. В середине 90-х годов у нас был всплеск люмпенской части общества. Сейчас и эта волна также уходит.

Мне кажется, что сегодня бюрократия в России снова вернула себе все ключевые функции в нашем государстве, безраздельно правит  и в центре, и на местах. С моей точки зрения единственная социальная сила, которая может помешать сегодня вернуть Россию в свое прежнее состояние, – это средний класс или класс предпринимателей, который у нас также очень медленно и слабо развивается.

Я говорил уже, что вчера было заседание правительства по вопросу поддержки малого бизнеса. Министр по антимонопольной политике Южанов сказал, что вопрос о малом бизнесе – это политический вопрос, это вопрос об электорате. Назвав цифру 15 миллионов предпринимателей, связал с ними будущее нашей России.

Я думаю, что на самом деле это единственная социальная сила, способная сегодня что-то радикально и в лучшую сторону изменить в нашей стране. Повторяю, что интеллигенция полностью устала и уже заниматься этим больше не хочет.

Поэтому, если эта сила успеет сорганизоваться и если действительно она сможет выдвигать свои собственные политические требования, иметь свои политические структуры, то тогда есть шанс, что бюрократия будет отступать. Если же эта сила будет такая же слабая, индифферентная, какой она была эти десять лет, то я думаю, что бюрократия окончательно укрепится. И при криминальности нашего государства, и других известных всем недостатках ситуацию изменить будет все более сложно.

Теперь, что касается «партии власти». Мне кажется, что конечная цель партийного строительства Путина – это к выборам 2003-2004 года создание все-таки мощной партии власти (в отличие от Бориса Николаевича Ельцина, который никак не захотел этим заниматься, несмотря на то, что часть его окружения ему это очень советовала). Мне кажется, что Путин как раз решил пойти по этому пути. Вчера я Шойгу спрашивал, кому же он все-таки вручит партбилет № 1. Он мне по секрету сказал, что есть достойный кандидат, и они с ним уже договорились.

Поэтому я думаю, что это действительно будет уже ближе к выборам. Это будет партия, куда впишут не только артистов, но и всех министров, всех губернаторов. Используя административный ресурс, я надеюсь, что Путин не растеряет и свой рейтинг, как Борис Николаевич это сумел сделать все-таки за эти четыре года, в предыдущие периоды. Я думаю, что вполне она сможет получить очень много голосов. И тогда мы можем это называть итальянской, может быть, японской системой, когда у нас будет снова огромная доминирующая партия. У нас будет такая многопартийная система одной постоянно правящей партии или полуторапартийная система.

Если мы посмотрим на сегодняшнюю Думу, то мы можем сказать, что реальные шансы пройти в следующую Думу имеют коммунисты и «партии власти». Я думаю, что, скорее всего «Союз правых сил» имеет шансы сохраниться к следующей Думе, если не наделает никаких глупостей. Что касается «Отечества», «Яблока» и ЛДПР, то это партии, которые могут не пройти в следующую Думу.

В этой связи мы говорили здесь и о том, какие могут пройти новые партии. Я не вижу сегодня ни одной новой партии, которая реально могла бы на следующих выборах действительно переступить пятипроцентный барьер. Думаю, что, скорее всего, если появятся партии, которые смогут сделать, то это будет типа партии Шаманова ≈ Лебедь № 2. Но если Шаманов действительно сумеет за эти четыре года не потерять, как Лебедь в Красноярске, свою политическую известность, а еще больше закручивать гайки и еще больше стращать наш народ массой проблем, катаклизмов и катастроф, которые нас подстерегают.

Еще я хотел сказать о региональных партиях и организациях, поскольку мы, занимаясь, много ездим по России и видим, что в каждом субъекте, во всяком случае – в крупнейших, есть собственная жизнь, в том числе и политическая жизнь. Поэтому идея, что нужно ликвидировать региональные партии, пагубна для федеративного государства. Я думаю, что это будет больше отрицательный результат, чем положительный, поскольку, по подсчетам Минюста (нам прислали справку), в субъектах Федерации порядка 400 отделений политических партий и около 700 региональных политических партий и организаций.

То есть одним этим законом мы ликвидируем половину политической элиты в регионах России. Зачем это делать – мне не понятно. Конечно, в принципе когда-то может в Татарстане партия «Итифак» снова поднять вопрос и усилиться, если будут сделаны какие-то глупости. Но сегодня это факт: менее 1% голосов получат на выборах националистические партии, они не представлены сегодня ни в Госсовете Татарстана, ни в местных Советах этой республики; как и в других республиках, сегодня крайние националисты уже давно там не присутствуют.

Поэтому мне кажется, что сегодня, если мы пойдем на поводу все-таки у авторов закона, то мы резко обедним политическую жизнь России.           Вот, скажем, «Отечество» провело в Москве опрос. Москвичам-членам «Отечества» был задан вопрос: «Если политическая организация «Отечество» преобразуется в партию, вы останетесь в «Отечестве»?» От трети до половины ответили, что мы в партию не пойдем; нам нравится Лужков, мы будем за него голосовать, но идти в партию с жесткой дисциплиной, с членскими взносами половина членов «Отечества» не хочет. Я думаю, что эта картина не только для «Отечества» будет характерна, но и для ряда других политических организаций, которые сегодня не являются политическими партиями.

Я все-таки считаю, в отличие от В. Никонова, что мы эволюционным путем и так достигаем своей задачи. На последних выборах шесть партий прошли с огромным отрывом от всех остальных в отличие от выборов 1995 года. Либо все маленькие партии будут вынуждены группироваться вокруг больших, либо они действительно умрут в ближайшие 10 лет собственной смертью. Поэтому я не вижу здесь от них какого-то большого вреда. Тем более люди уже давно разобрались, какие партии отражают их интересы.

Поэтому мое отношение такое, что мы должны максимально все-таки постараться этот закон сегодня исправить с тем, чтобы он не привел к тому, что у нас скоро останутся одна большая партия власти и две-три партии, которые реально эту власть получить у этой партии никогда не смогут.