Макаренко Б.И. Перспективы развития партийно-политической системы в России

ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ПАРТИЙНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ В РОССИИ

1.       Постановка проблемы: реформа партийной системы как фактор политического развития страны

Политическая ситуация, сложившаяся на момент начинающейся реформы партийной системы представляется парадоксальной: реформа инициирована «сверху» и с заявленной целью укрепления роли партий в политической жизни страны. Хорош или плох проект закона о партиях, он пытается сверху, «архитектурно» задать партиям немалую роль в формировании органов федеральной власти.

На протяжении всего правления Б.Ельцина официальная позиция Кремля, да и большей части властного истеблишмента была «недружественной» по отношению к партиям. Утверждалось, что предпочтительнее, легитимнее, честнее  выдвижение кандидатов непосредственно избирателями, т.к. в этом случае он отвечает только перед ними, а не «политиканствующими» партиями. Сейчас сделан поворот «все вдруг». Предложен закон абсолютно бюрократический по своей генетике. Самая большая опасность заключена в том, что он не будет соответствовать тем ожиданиям, которые в него сегодня закладывает власть, а тогда доверие населения к партиям не вырастет, и соответственно будет подорвана легитимность выборов, а, значит, и легитимность политической власти вообще. Не будем пока драматизировать эту ситуацию, но такая опасность, к сожалению, есть.

На такую опасность указывают данные опросов общественного мнения, свидетельствующие, что в обществе авторитет партий не просто низок, но можно сказать, что стремится к нулю.

            По опросам РНИСиНП, многопартийность уступает по важности всем остальным «непременным элементам демократии»: таковым ее считает лишь 26% населения (причем с 1997 по 2000 год этот показатель упал на 13 пунктов); право выбирать среди нескольких партий занимает лишь пятнадцатое место среди определений «что такое демократия?» (15,5% респондентов). Участие в деятельности партии как средство политического участия считается важным лишь 2% респондентов (кстати, общественные организации «ушли» ненамного дальше – эта форма отмечается 4%).[1]

            По данным ФОМ, абсолютное большинство россиян (54%) считают, что партии «мешают власти эффективно работать», и лишь 24% придерживаются противоположного мнения; в условном «рейтинговом голосовании» о желательном числе партий в России 4% считают партии вообще ненужными, 23% – за однопартийную систему, и лишь 15% полагают, что в России должно быть более трех партий[2]. В выборе между голосованием по партийным спискам и мажоритарным округам «партийный принцип» выдвижения кандидатов в разы (!) проигрывает «личному», «представительскому» принципу[3].

            Упрощенно говоря, отношение общества к политическим партиям осталось на уровне известной частушки времен перестройки:

Да зачем нам много партий?

Нам одну бы прокормить!

Разумеется, данная постановка вопроса намеренно обострена до предела. Главная форма выражения отношения к граждан к партиям – это голосование на выборах, и мы можем констатировать, что за три цикла парламентских и два цикла президентских выборов вокруг ведущих партий сформировались относительно стабильные электоральные ядра, сложилась система «обратной связи» с избирателем. Но в целом это не отменяет общего вывода: уровень доверия населения к институту политических партий весьма низок. Рассматривающийся в Думе закон сам по себе неспособен решить проблему повышения авторитета партий; напротив – есть опасность, что интенции власти и настроения общества не совпадут по вектору, и тогда дистанция между властью и обществом еще более вырастет.

Такое незавидное положение партий – не чья-то злая воля. Оно стало результатом эволюции партийной системы как части политического режима 90-х годов; оно обусловлено не только слабостью демократических институтов в России вообще, но и ущербным положением партий в этой системе и, разумеется, собственной генетикой этих партий.

2.       Политические функции партий

Нынешнее состояние партийной системы во многом определяется тем, насколько успешно партии выполняют типичные для политических партий функции. Оба предыдущих докладчика отмечали, что у нас партии не служат легитимным агентом политической конкуренции за власть, во всяком случае, за власть исполнительную. Полностью к этому присоединяюсь, но, тем не менее, в возражение Владимиру Александровичу хотел бы напомнить о том, что произошло в Молдавии. Меньше года назад Молдавия перешла от парламентско-президентской республики к чисто парламентской форме правления. В этой стране существовали достаточно серьезные для пост-советского пространства партии. Партийная система Молдавии по уровню развития была похожа скорее на балканские страны – Румынию, Болгарию, чем на Россию. Но после перехода к парламентской системе партии страна быстро попала в масштабный парламентский кризис, из которого партии выйти не смогли, и это подорвало доверие общества к традиционным партиям. Сохранили популярность только «экстремы» политического спектра: с одной стороны – мощная Партия коммунистов Молдовы, с другой стороны – националистический Народный фронт, а традиционные центристские, правоцентристские, левоцентристские партии скорее всего не возьмут или 6-процентный барьер. Зато существенно выросла значимость лидерской компоненты политики: лидер коммунистов, популярный премьер, ставший лидером «партии власти», и выступающий по списку «фронтистов» генерал Алексей («молдавский Лебедь») задают темп парламентской кампании, именно их партии выходят в лидеры рейтинга[4]. Это говорит о том, что отход от президенсткой системы – процесс крайне деликатный. Эта система и для России, и для постсоветского пространства, как свидетельствует опыт Молдовы, весьма органична.

Но сказав это, следует согласиться, что с первейшей функцией партий – служить легитимным агентом политической конкуренции за власть – российские партии испытывают наибольшие проблемы. Партии не определяют основного содержания борьбы за исполнительную власть, которая в России  почти тождественна понятию «власть вообще». Президентская республика при неагрегированных интересах и «демократии хаоса» приводит к тому, что накопление ресурсов, состав коалиции победителя, идеология и программа предвыборной борьбы за исполнительную власть определяется вне партий. Разумеется, у коммунистов партия в этом  процессе активно участвует и на федеральном и на региональном уровне. То же относится и к другим партиям, которые проводят своих депутатов в органы законодательной власти и в нескольких случаях добивались победы на губернаторских выборах. Однако так называемая «партия власти», которая выигрывает президентские выборы и большую часть губернаторских, не имеет реальной партийной основы, а те структуры, которые выполняют в ней функции партий, являются в лучшем случае «политической пехотой», инструментальным компонентом избирательной стратегии.

Поскольку партии лишь в некоторой степени участвуют в борьбе за власть, они достаточно слабо выполняют и другую, неразрывно связанную с предыдущей функцию – служить механизмом выдвижения во власть. Принадлежность к партии не обеспечивает выдвижения во власть ни на федеральном, ни даже на региональном и местном уровне. Разумеется, у этого общего заключения есть  существенные оговорки:

Во-первых, у левых партий, которые проводили во власть своего губернатора, его однопартийцы попадали на властные посты. Правда, практически никогда областные правительства не формировались по чисто партийному принципу, зато конфликты «левого» губернатора с местной партийной организацией (в т.ч. и по кадровым вопросам) стали распространенным явлением. Есть отдельные примеры прихода в региональную власть представителей партий, вошедших в коалицию победителя (та же КПРФ, АПР, «Яблоко»), но, как правило, таким «младшим партнерам» было достаточно трудно во власти удержаться.

Во-вторых,  партии сыграли большую роль в формировании и профессиональном росте думской (парламентской) элиты. Это важно само по себе, т.к. законодатели представляют собой самостоятельный отряд «политического класса». Кроме того, ряд парламентариев именно через такую думско-партийную карьеру поднялись на высокие посты в исполнительной власти (А. Починок, М. Задорнов, О. Дмитриева, Г. Боос) или «пересиживали» в Думе промежуточный период своей карьеры (как бывшие секретари обкомов, попавшие в губернаторы своих областей через кресло депутата от КПРФ, или как аграрий Г.Кулик). Но даже в этом случае уход депутата в исполнительную власть зачастую происходил без согласования или даже через конфликт с партией.

В отношении этих двух важнейших функций политических партий новый закон «напрямую» меняет только один существенный параметр: вводя обязательное требование выдвижения кандидатов от партий (а не «групп избирателей» или «самовыдвижения»), он затрудняет независимым кандидатам всех видов доступ к выборным должностям федерального уровня, побуждает их договариваться с ограниченным числом партий. В этом явлении есть и положительные, и отрицательные аспекты: с одной стороны, политический класс «профессионализируется», избавляется от «случайных людей», с другой стороны, при этой модели неизбежен «торг» между партиями и кандидатами, в котором номинацию от партий имеют шансы получить не самые перспективные политики, а самые «конкурентоспособные» (highest bidders). Экстремальным примером исхода такого «торга» может служить партийный список ЛДПР 1999г., в первом варианте которого присутствовали одиозные фигуры с криминальной репутацией (Михайлов-«Михась», А. Быков, «генерал Дима» Якубовский). К тому же, повторимся, межпартийная конкуренция остается крайне слабо связанной с влиянием на исполнительную власть, тем более «вхождением» в нее.

Если функции, связанные с властью, российским партиям выполнять трудно, то в том, что касается их отношений с обществом, картина несколько более благоприятная. Партии в той или иной степени служат агрегации частных интересов граждан и групп, а также институционализации и формализации политического участия граждан.  Череда федеральных и региональных выборов де-факто стимулировала формирование в обществе «привыкание» к основным партиям. Политические субкультуры научились идентифицировать себя с конкретными партиями, лидерами, ярлыками. Представительство партий в Думе относительно точно соответствует величине основных «духовных семей». Сложились электоральные ядра ведущих партий; наработалась практика механизмов мобилизации избирателей; артикулируемые партиями идеи находят отклик у соответствующих сегментов общества через привычные порт-пароли, роль которых выполняют авторитетные для каждого электората лидеры, ангажированные СМИ и т.п.

            Но и в отношении этих функций необходимо сделать существенные оговорки.

Во-первых, реальный уровень связи российских партий с обществом (за исключением, пожалуй, КПРФ) принципиально отстает от развитых партийных систем и Запада, и Востока. Формирование программ и выдвижение лидеров зависит преимущественно от партийной верхушки, которая лишь в ограниченной степени опирается на «обратную связь» от партийных низов. Правда, «верхушечный характер» партийно-политического дискурса не исключает его значимости для общества: партии по сути дела повторяют ту же схему «плебесцитарного» общения с нацией, которой пользуется и «беспартийная» исполнительная власть.

            Во-вторых, роль публичной политики в российской политической системе относительно низка. Партии не только не участвуют в формировании исполнительной власти, но и оказывают весьма ограниченное влияние на ее курс, а роль законодательной власти (в которой партии весомо представлены) представляется обществу достаточно скромной. Поскольку «проверка жизнью» партийных программ в таких условиях предельно затруднена, партии оказываются свободными от ответственности за свои программы и обещания. С одной стороны, это фактически поощряет партии на выдвижение популистских, заведомо нереальных обещаний, а с другой – закрепляет в обществе стереотип о партиях как «политиканских», второстепенных субъектах политики.

Что касается функции формализации политического участия, новый закон способствует ей в полной мере. Во-первых, исчезнет «дутая» многопартийность: при формальных цифрах в 100-200 зарегистрированных субъектов избирательного процесса, на думских выборах 1995 и 1999 гг. сколь-либо реальные шансы взять 5% барьер имело не более 10 списков – видимо, примерно столько партий у нас и останется после перерегистрации. Во-вторых, требования закона побудят партии существенно ограничить «вольницу» в своих структурах, формализовать свой региональный актив.

 Однако и здесь, к сожалению, есть оборотная  сторона. Высоко подняв «планку» получения статуса политической партии, закон оторвет их от гражданского общества, затруднит их взаимодействие с общественными организациями и движениями. Это затруднение диктуется не буквой закона (соответствующая норма в проекте присутствует), а реальной жизнью. В нынешней Думе из 6 фракций 4 по своей генетике представляют коалиции различных партий, политических движений и общественных организаций: так создавались СПС, ОВР, «Единство» и (на более раннем этапе) «Яблоко». Образующие эти политические объединения силы при всех своих различиях они были равны по одному параметру: праву доступа к избирательному процессу.

После принятия закона партии составят некую «высшую лигу» и будут вести диалог с «движениями» (и, кстати, с региональными политическими образованиями) с позиций «старшего брата», что отнюдь не способствует образованию представительных политических коалиций. Гражданское общество лишат стимулов и возможностей врасти в политику. Дистанция между политикой и массами у нас и так катастрофически большая, но она еще более увеличится. Исчезнет возможность появления таких, пусть очень противоречивых, но достаточно интересных движений, как «Май», которое выросло «снизу» Партия не сможет позволить себе расколоться, отторгнуть устаревшее консервативное или, наоборот, слишком радикальное крыло – то, что происходит со всеми нормальными партиями во всех нормальных демократиях, потому что потеря даже 10-20% членства будет грозить партии немедленной дерегистрацией. Партийная жизнь может быть засушена и заморожена.

            Таким образом, «функциональная нагрузка» партий в российской политической системе остается ущербной. Ни одна из типичных для зрелой демократии функций не выполняется ими в полной мере. Как показано выше, нельзя впадать и в другую крайность, утверждая, что партий в России нет или, что то же самое, что они не выполняют общественно значимых функций и абсолютно оторваны от общества.  Но «ущербность» партий делает их зависимыми, уязвимыми для воздействия политическими игроками.

3.       Нынешняя партийная система: генетика 1993 года.

В обществе, начавшем переход от тоталитарного строя к демократии, воздействие юридических норм формирования парламента на структурирование партийных институтов оказывается исключительно сильным. Доминирование списков предопределяет целый ряд особенностей поведения партий.

Пропорциональная система обеспечивает элите каждой партии высокую автономность от собственного избирателя, поскольку при ней отсутствует элемент персональной ответственности каждого депутата перед избирателями конкретного округа. Попав в парламент, партия получает значительную свободу действий в принятии политических и законодательных решений, ограниченную лишь рамками своего «общего имиджа», т.е. принадлежности к определенному сегменту электората. Поскольку в достижении электорального успеха практически всех партий (хотя и в разной степени) велика роль лидеров, которые привлекают избирателей своей личной популярностью, этот процесс находит после выборов свое логическое продолжение – лидер/ лидеры автономизируются от собственной партии и даже ее парламентской фракции, получают свободу действий в кулуарных договоренностях с исполнительной властью и партнерами по Думе. Таким образом, лидерский характер партий при этой системе не только не ослабевает, но закрепляется и институционализируется, потому что фракционная система Думы заставляет каждого депутата следовать партийной дисциплине под угрозой исключения из избирательного списка на следующих выборах.

Вместе с тем именно эта автономная роль лидеров создает возможность для ведения политического диалога между противоборствующими институтами и политическими силами, делает предсказуемым итог критических голосований, и в конечном итоге накладывает сильнейший ограничитель на развитие конфронтационных сценариев.

При сохраняющейся неопределенности идеологических ниш и неструктурированности интересов в обществе именно выборы становятся главным «движителем» партийного строительства. Ради электоральных успехов накапливаются ресурсы, вырабатываются коалиционные стратегии (не обязательно рациональные). Партийные программы «кроятся» под избирателя и сводятся к набору лозунгов. По этой причине все жизнеспособные российские партии имеют одну специфическую черту (также вытекающую из «доминанты списков»): они строятся «сверху вниз», от лидера (лидеров) к суб-элите, а не «вырастают» из гражданского общества. Другими словами, стабильная партия в первую очередь является политическим орудием лидера и/или группировки, уже «укоренившейся» в элите (или контр-элите). К числу таких партий относятся все «издания» партии власти, партии, «достроенные» из списков-победителей 1993г. (ЛДПР и «Яблоко»), коалиция СПС, а также партии традиционно-коммунистической ориентации (КПРФ и АПР), которые медленно и неравномерно эволюционируют от тоталитарных образований, построенных на началах «демократического централизма», к партиям парламентского типа.

По итогам трех выборов в Государственную думу все партии-победители в борьбе за списочный компонент Думы можно разделить на четыре категории по главному мотиву, привлекающему к партии массы избирателей.  Разумеется, типология по одному фактору носит достаточно условный характер – и идейная платформа, и личность лидера играли важную роль у всех партий, но мы в данном случае пытались выделить тот мотив, который сильнее всего участвовал в формировании идентичности той или иной партии в глазах избирателей.

Типология партий по главному мотиву мобилизации избирателей

            Основное условие «выживания» всех этих партий, которое сохранится и после принятия нового закона, это приоритет парламентских выборов. Попадание в Думу остается главным условием жизнеспособности партий. Соответственно, все отмеченные черты («верхушечность», доминирование лидеров, жесткая «дисциплина списков», накопление элитных ресурсов) будут сохраняться, а строительство партийной сети, укрепление связи с гражданским обществом и т.д. будут восприниматься большинством партий как вспомогательные задачи – важные для общего «ресурсного портфеля», но не играющие решающей роли. Единственное исключение из этого правила – КПРФ, у которой мощная общероссийская организация и традиционная партийная дисциплина составляют главшнейший партийный ресурс, но и у коммунистов накопление «социального капитала» в федеральном центре и «красных» регионах постепенно приобретают роль приоритетного ресурса.

Следовательно, и сегодня, и завтра в России практически исключается появление подлинно «гражданских» партий; все они в высокой степени будут носить элитный характер, расти от группировок в федеральной элите к более или менее широким кругам элиты региональной.

Несколько сложнее обстоит дело с «лидерским характером» партий. На сегодняшний момент большая часть партийных лидеров, сыгравших важную роль в становлении партий и привлечении к ним устойчивых симпатий сегментов общества, «выходит в тираж» - их харизма угасает, «привычность» для избирателя сменяется «усталостью», изношенностью образа; их ресурс как думских публичных политиков в «эпоху Путина» оказывается менее востребованным элитой и обществом. Однако представляется, что мы имеем дело с «кризисом поколения лидеров», но не самого феномена партийного лидерства.  И «плебесцитарный характер» российской демократии, и объективно высокая роль лидеров в управлении партией говорят в пользу того, что первое лицо партии будет иметь определяющее значение и для успеха партии на выборах, и для партийной жизни в межвыборный период. Но на сегодняшний день практически невозможно предсказать, как пройдет смена поколений в ведущих партиях, и кто выдвинется на первые роли к следующему электоральному циклу.

4.       Новый закон о партиях

В условиях укрепляющейся вертикали власти и неукорененности партий в обществе юридические рамки вновь, как и семь лет назад, будут играть определяющую роль в функционировании партийной системы. Повторим вывод об «асимметричной» роли этого закона: сам по себе создать здоровую партийную систему он не сможет, зато опасность «засушить» ее, еще более оторвать от общества и поставить под контроль властей отнюдь не исключена.

Вокруг законопроекта о партиях уже сломано столько копий, что вряд ли целесообразно подробно разбирать его содержание. Поэтому остановимся кратко только на двух важных «прикладных» вопросах:

a.      Сколько будет партий, и какие это будут партии?

Для начала оговорим, каких партий точно не будет. Не будет не только в силу нового закона, но потому, что они невозможны по всей логике российской политики.

Во-первых, не будет «вестминстерских партий», т.е. двух «партий- гигантов» двухпартийной системы (условно, «партии власти» и КПРФ): подлинная «двухпартийность» невозможна, если власть не может (хотя бы теоретически) перейти к другой партии и обратно, а вряд ли сегодня можно представить, как власть переходит в руки Зюганова «сотоварищи».

Во-вторых, и здесь я возражу Вячеславу Алексеевичу, вряд ли есть реальная возможность формирования системы с доминантной партией (по образцу мексиканской Институционально-революционной, индийского ИНК или итальянской Христианско-демократической). Дело в том, что эти партии представляли собой реальные широкие элитные коалиции, которые «внутри себя» решали вопросы выдвижения во власть, номинирования лидеров на высшие государственные посты и определения курса политики страны. Следовательно, подобный план подразумевал бы превращение «Единства» в реальную и сильную партию, что вряд ли вписывалось бы в «политическое видение» Кремля и кроме того было трудно реализуемо в организационном плане (как свидетельствует второй съезд «Единства», оно сталкивается с серьезными проблемами в партийном строительстве).

Не появится гражданских партий, потому что гражданские партии – это «казачья вольница», а новый Закон казачью вольницу искореняет на корню.

На нынешней стадии рассмотрения проблемы точного ответа на вопрос о количестве и «внутреннем содержании» партий дать невозможно. Во-первых, пока неясно, с какой степенью «жесткости» будут сформулированы в законе нормы, ставящие партии под контроль государства. Еще большая неопределенность связана с практикой применения подобных норм. Например, формально выйти на требуемую численность партии не так трудно (хотя бы применив ту же модель, что при «коммерческом сборе подписей» избирателей), следовательно, встанет вопрос о пределах контроля и проверок реальной численности.

Во-вторых, предполагаемый законом «переходный период» и льготные правила для регистрации думских партий не позволят начать «партийную жизнь с чистого листа».

Первой естественной реакцией всех сколь-либо жизнеспособных партий будет попытка «дотянуться» до новых требований. Очевидно, что сегодня «с нуля» создать партию, соответствующую требованиям будущего закона, невозможно. Это потребовало бы масштабных финансовых и организационных ресурсов, которые сегодня вложить в «партстроительство на пустом месте не может никто, кроме исполнительной власти. Шансами на успех в превращение в партию «нового типа» имеют либо уже сложившиеся парламентские политические объединения, либо общественные движения, располагающие реальной активистской базой в масштабах России. С этой точки зрения можно выделить три группы потенциальных партий.

I.                    Думские партии

Все шесть «партий думских фракций» имеют реальные шансы на перерегистрацию по требованиям нового закона. Две из них пройдут новую процедуру безо всяких проблем. Это, разумеется, КПРФ, которая и сейчас соответствует количественным параметрам членства (около полумиллиона членских билетов практически во всех субъектах РФ) и «Единство», которое как «партия власти» легко может выйти на заданные параметры.

Еще три партии (СПС, «Яблоко» и ЛДПР) имеют солидный запас стартовых ресурсов для партийного строительства: парламентские фракции, узнаваемых лидеров, сеть партийных организаций во многих регионах, достаточно долгую партийную историю и «идейную узнаваемость». Тем не менее, шансы каждой из них не абсолютны. Даже если они «автоматически» сохранят свой статус как представленные в Думе партии, в случае неудачи на следующих выборах они будут обречены на тот же «тернистый путь» перерегистрации.

            ЛДПР еще несколько лет назад располагала общероссийской партийной сетью немалого масштаба; формально все эти организации существуют и сегодня, причем по массовости и мобилизованности они пожалуй уступают только коммунистам. Однако после череды провалов – сначала на всех региональных выборах, а затем и в федеральных кампаниях Жириновского – эти организации пребывают в состоянии полураспада. Неясно, сможет ли Жириновский мобилизовать свои организации до требуемого новым законом уровня массовости.

            «Яблоко» – наиболее близкая к критериям новой партии организация в демократической части политического спектра. Но и ей будет нелегко довести «устойчивое» членство до 10 000 тысяч человек. Тем более трудно это будет для СПС, который опирается на порядком «износившийся» актив ДВР и других мелких демократических партий. Тем не менее, шансы на появление одной или двух партий либерального толка достаточно высоки.

Менее надежными представляются шансы «Отечества». Формально большой актив, равно как и изобилие «фланкирующих» организаций, казалось бы, дают ей шанс. Но утрата «смысла существования», фактический уход Лужкова из федеральной политики и низкий интерес региональных элит к «Отечеству» (для них более привлекательна «настоящая» партия власти, т.е., «Единство») предельно затруднят этот процесс. Только появление новых стимулов и/или очевидное «проседание» «Единства» могут создать возможность для превращения «Отечества» в партию.

II.                 Партии депутатских групп

            В том или ином виде все три депутатские группы сегодняшней Думы («Народный депутат», «Регионы России» и Аграрно-промышленная группа) попытаются выйти на требования нового закона – во-первых, чтобы использовать свое положение думских инкумбентов, во-вторых, чтобы получить право выдвигать кандидатов по одномандатным округам.

            У «Нардепов» и «Регионов» уже существуют общероссийские политические движения, которые пока играли вспомогательную, координирующую роль. Теперь обеим группам придется вместо традиционного для них обличения партий и подчеркивания «прямой связи» с избирателем перейти к партийной пропаганде. Отметим, что пока в России не было удачных прецедентов создания политических партий на базе объединений одномандатников, хотя несколько таких попыток в прошлом предпринималось. Сегодня «суровая необходимость» нового закона может задать сильный организующий стимул, который в случае «Народного депутата» может быть подкреплен и поддержкой из властных структур.

Аграрная партия в прошлом избирательном цикле сохраняла немалую активистскую базу, поддерживаемую административным ресурсом в аграрном секторе. Однако пережитый в 1999 г. раскол и «кризис идентичности» привели к размыванию этой базы. Сегодня АПР имеет только одну надежду на «конституирование» - если КПРФ сочтет, что ей необходим «аграрный союзник» и поделится своим ресурсом, партия получит пропуск в новую партийную систему.

III.               Партии, рожденные Кремлем

            К этой категории относится не только упомянутые выше «Единство» и «Народный депутат», но и такой «побочный» проект властных структур как альтернативное левое движение «Россия». Не исключено, что политическая конъюнктура побудит власть оказать содействие каким-либо другим структурам, неспособным самостоятельно выйти на критерии нового закона –  это может быть и ЛДПР, и возможные «раскольники» в либеральном лагере.

IV.              Партии- аутсайдеры

            Все остальные российские партии или общественные объединения имеют еще менее весомый пакет ресурсов. Какие-то шансы могут быть у тех из них, кто сохранил «со старых времен» активистские сети. Заметим, что при прочих равных, более предпочтительными выглядят перспективы политических движений, опирающихся на традиционалистский сегмент общества, более привычный к партийным билетам и партийной дисциплине, тогда как либеральная, индивидуалистическая, молодежная субкультура по своему складу с трудом поддается уставным требованиям.

Еще две организации левокоммунистического спектра располагают членской базой, сопоставимой с требованиями нового закона. Это Российская коммунистическая рабочая партия В. Тюлькина и Движение в поддержку армии В. Илюхина (правда, в ее случае видимо имеет место «двойное членство» в КПРФ и ДПА, которое может быть запрещено новым законом). Но в любом случае велика вероятность появления в «высшей лиге» хотя бы одной радикальной коммунистической организации.

Два объединения – «Женщины России» и «Союз труда» (политическое крыло ФНПР) унаследовали с советских времен обширные активистские сети. Чтобы пройти сквозь игольное ушко нового закона, им надо всего лишь «принять в партию» свой актив.

Партия пенсионеров накануне прошлых выборов распространила 600 тысяч партийных билетов. При наличии определенных ресурсов и присущего этой партии «предпринимательского подхода» к партстроительству она также имеет шансы выполнить требование по массовости.

            Итак, скорее всего требования нового закона смогут соблюсти всего 8-15 партий, среди которых окажутся до шести реальных парламентских партий со своими электоральными ядрами и одна-две левые партии-аутсайдеры.

Такие «безликие» партии как «ЖР», «Союз труда», «Пенсионеры» вряд ли могут рассчитывать на электоральный успех при самостоятельном выступлении, однако они могут «торговать» своим партийным статусом в том случае, если перед новыми выборами появится политическая сила, заинтересованная в участии в выборах. Механизм объединения «безликих» партий в избирательные блоки под новых лидеров был успешно опробован и ОВР, и «Единством» в 1999г. Кроме того, каждая из партий сможет выгодно «торговать» своим эксклюзивным правом выдвигать кандидатов в одномандатных округах.

            Огонь, воду и медные трубы по новому закону может пройти лишь несколько партий, причем в большинстве своем ориентированных на лояльное сотрудничество с федеральной исполнительной властью. Возможное исключение – радикальная коммунистическая организация, основанная на жесткой идейной и организационной дисциплине - не будет существенно менять такую картину.

b.       Что возможно и что нужно изменить в конкретных нормах закона?

Очевидно, что закон, основанный на президентском проекте, будет принят. Таким образом, решающая роль в определении формата этого закона приобретает конкретное содержание, а иногда и формулировки законодательных норм. Если исполнительная власть стремится вооружить себя механизмом контроля над партиями, то задача партий, в руках думских представителей которых сегодня находится законопроект, - ограничить этот контроль четкими рамками – рамками «демократического духа» и «разумной достаточности». К числу таких необходимых поправок, на наш взгляд, относятся:

•     Четкое определение порядка регистрации и дерегистрации партий (и обжалования решений регистрирующего органа). Максимальное упрощение порядка регистрации, составление минимально достаточного и непременно закрытого списка оснований для дерегистрации. В частности было бы целесообразно установить, что дерегистрация по основаниям численности членов партии или количества региональных организаций не может применяться к партиям, прошедшим в Думу на предыдущих парламентских выборах (вариант: набравших на выборах более 3% голосов). Также целесообразно запретить дерегистрацию по тем же основаниям или даже тотальную проверку соответствия партий количественным критериям в последние 12 месяцев перед плановыми выборами в Думу (чтобы ослабить искус воспользоваться контрольными механизмами в электоральных целях).

•     Устранение формулировок о запрете «авторитарного характера» партий или «экстремизма» их программ. Этих определений никому в России пока не удалось сформулировать удовлетворительным образом - ни в законодательных актах (вспомним печальную судьбу закона об экстремизме), ни в прокурорской и судебной практике (вспомним провалившиеся попытки привлечь к ответственности А. Макашова), ни даже на уровне политической культуры. Следовательно, если такие формулировки появятся в тексте закона о партиях, велика опасность произвольного использования их против «неугодных». В законе же можно ограничиться общими формулировками о том, что «партии должны соблюдать действующее законодательство».

•     Отмена государственного финансирования партий. Во-первых, в достаточных для нормальной деятельности объемах этого финансирования все равно не будет. Во-вторых, в условиях когда понятия «государство» и «исполнительная власть» фактически слиты воедино, сам факт финансирования может быть использован исполнительной властью против партий в популистской демамогии типа «мы им тут деньги платим, а они…».

•     И последнее: памятуя об опыте 1998, когда новые требования Закона о гарантиях прав избирателей уже вступили в силу, но ни одна партия еще не успела принять соответствующих поправок в свой устав, абсолютно необходимо четко прописать в избирательном законодательстве «переходные положения» на двухлетний период, отводимый на создание партий по новому закону. Нужно четко определить, кто имеет право выставлять партийные списки и кандидатов в течение этого переходного периода – логично, на наш взгляд сохранить на это время «старые» правила. В противном случае, если Дума будет распущена в течение ближайших двух лет, в стране может возникнуть конституционный кризис: пассивным избирательным правом «временно» не будет обладать никто.

            Таким образом, представляется, что главная опасность в новом законе относится не к действующим крупным политическим партиям: с высокой долей вероятности они «подстроятся» под его требования, а степень «манипулируемости» партиями со стороны государства повысится, но не настолько, чтобы обессмыслить партии как субъекты политики. Самое «узкое» место этого закона в том, что он «засушивает» партийную жизнь, создает высокие барьеры для появления новых партий или трансформацию существующих в соответствии с общественным запросом. Врожденные пороки российских партий, и в первую очередь – их «оторванность от народа» при новом законе не излечатся, а приобретут еще более тяжелый и хронический характер. Кроме того, возникает опасность, что новые общественные движения, испытывая сложности в получении статуса «партии» будут больше тяготеть к «несистемности». Правда, обозначенная опасность все же носит перспективный, а не сиюминутный характер, а значит, по мере развития ситуации будет сохраняться и возможность ее корректировки.