Рыжков В.А. Реальное общество и мнимая реформа: К вопросу о будущем партийно-политической системы в современной России

РЕАЛЬНОЕ  ОБЩЕСТВО  И  МНИМАЯ  РЕФОРМА

К вопросу о будущем партийно-политической системы

в современной России

            Неудача в рождении современной партийной системы – одно из наиболее значимых отличий итогов российской трансформации 80-90-х годов ХХ века от промежуточных результатов развития бывших социалистических стран Восточной Европы. Во всех из них более или менее успешно, но сложились устойчивые партийно-политические системы, вполне вписывающиеся в традиционные европейские координаты. Левый центр, представленный социалистическими (зачастую успешно реформированными бывшими коммунистическими) и социал-демократическими партиями, балансируется правоцентристскими образованиями христианского и либерального толка. Повсюду прошли несколько избирательных циклов, сложились устоявшиеся традиции смены у власти различных политических сил, правила политического взаимодействия власти и оппозиции. Важно отметить также широкое участие граждан восточноевропейских государств в политической жизни, в том числе и в деятельности политических партий. Достаточно привести в качестве примера активные общественные процессы, сопровождающие политическую жизнь в Чехии, Польше или Болгарии.

            На этом фоне бросается в глаза «рахитичность» политических объединений на всем постсоветском пространстве (за характерным исключением стран Балтии), а также ставшая хронической в последние годы политическая апатия общества.

            Новый всплеск интереса к проблемам становления в России многопартийности, вызванный недавними инициативами российского Президента В. Путина по принятию закона о партиях, делает актуальной задачу объяснения причин такого неблагоприятного положения дел, а также определения возможных путей вывода страны на траекторию устойчивого демократического развития, невозможного без возникновения сильных и укорененных в гражданском обществе политических партий.

            На наш взгляд, все многообразие причин, обусловивших успех партийно-политического развития в странах Восточной Европы и Балтии и его неудачу в России и других бывших республиках СССР, можно свести к двум основным – избранному этими странами конституционному устройству и господствующим в них общественным настроениям.

1.      Удушающие режимы «суперпрезидентств»

            Первый решающий водораздел между странами Восточной Европы и Балтии, с одной стороны, и Россией и другими бывшими республиками СССР, с другой, пролегает в избранном ими конституционном строе.

            Подавляющее большинство первых приняли Конституции, установившие смешанный президентско-парламентский тип республиканского устройства, который по отношению к ним правильнее было бы назвать парламентско-президентским в силу того, что практически повсеместно в этих странах решающую роль в формировании правительств играют не президенты, а парламенты и представленное в них большинство (Польша, Чехия, Румыния, Венгрия, Болгария, Литва, Латвия, Эстония и др.)

            Главы государств – президенты – играют в этих государствах важную политическую, но куда меньшую административную роль. Решающее воздействие на политику оказывают итоги парламентских выборов. Партии в этих условиях быстро стали основной политической силой, глубоко укорененной в обществе и оказывающей определяющее воздействие на практическую политику.

            В противоположность этому Россия и другие страны - бывшие республики в составе СССР избрали суперпрезидентский вариант республиканского строя, при котором ключевая роль в определении внутренней и внешней политики, а также в формировании правительства и руководстве его деятельностью принадлежит главе государства. Парламент играет в этих системах второстепенную роль, не имея контрольных полномочий и ограничиваясь лишь исполнением узко трактуемой законодательной функции. Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан, Грузия, не говоря уже об Узбекистане, Азербайджане и остальных, установили безоговорочное доминирование одного центра власти при сознательно ослабленных парламентских, судебных и даже исполнительных институтах.

            Такой выбор оказал решающее влияние на судьбу многопартийности в этих новых демократиях. Оказавшись в крайне неблагоприятных конституционных рамках, когда партиям отводится либо место в маловлиятельных и во многом декоративных парламентах, или же роль послушных придатков всесильной государственной бюрократии, политические партии не смогли преодолеть отчуждение общества, политическую легковесность и малозначительность, обрести стабильность. Будучи отлучены от реальных рычагов управления государством, они оказались не в состоянии разрабатывать квалифицированные программы модернизации своих стран, содержательно конкурировать с профессиональной государственной бюрократией. В результате происходит постоянная маргинализация политических партий, их распад и возникновение новых, образование между ними неустойчивых конъюнктурных союзов и коалиций, рост числа маленьких и неавторитетных партий, постоянная и бессмысленная борьба между ними. В то же время развитие государства все в большей степени подпадает под влияние беспартийной бюрократии, разделенной на враждующие между собой ведомства, неподконтрольной парламенту и другим общественным институтам.

            Ценой, которую платят общества постсоветских стран за «сильную власть» своих «суперпрезидентов», оказывается в целом крайне неэффективная государственная машина, пораженная такими общими для всех них болезнями, как системная коррупция, крайне раздутые штаты, избыточное вмешательство государства в общественную и экономическую деятельность граждан, отсутствие ясной политической стратегии власти, раздираемой противоречиями консервативно настроенных ведомств. И, в конечном счете, глубокое отчуждение государства от общества и растущее разочарование в самой демократии.

2.      Иллюзии общественного сознания

            Справедливость требует от нас указания и на вторую фундаментальную причину неудачи многопартийного проекта на всем пространстве бывшего СССР (излишне всякий раз делать оговорку – за исключением стран Балтии). Она заключена в том простом факте, что сами общества этих стран не приняли идей партийной системы и парламентаризма.

            Все без исключения опросы общественного мнения в этих странах в течение последнего десятилетия указывают на глубокое недоверие общества по отношению к институтам политических партий и парламента. Помимо общего отчуждения граждан от «власти», за этим скрывается и более конкретное неприятие и непонимание природы институтов современной парламентской демократии. Недоверие к парламенту, как к «пустой говорильне», и к партиям, как к корыстному политическому «междусобойчику» профессиональных политиков. Традиционно общества этих стран куда больше доверяют персонифицированной власти в лице президента (губернатора, мэра), а также армии, милиции, спецслужб, нежели публичным общественным институтам, таким как партии и законодательные органы.

            Общественное сознание россиян и народов других стран СНГ традиционно ориентировано на идеалы «сильного лидера», «твердой руки», «единоначалия», «вертикали власти», «твердой дисциплины», «наведения порядка». Более сложные общественные и конституционные системы и идеи, такие, как разделение ветвей власти, федерализм и полномочное местное самоуправление, верховенство права и суда над госаппаратом, парламентский плюрализм и парламентский контроль за правительством, усваиваются крайне плохо или вовсе отторгаются.

            Устойчивые и широко распространенные мифы «сильного» патерналистского государства, упование на его руководящую и направляющую роль, как панацею от всех бед, до крайности затрудняет осознание обществом и его отдельными сегментами своих социальных, политических и корпоративных интересов, превращает социум в более или менее однородную пассивную массу. Формирование в таких обществах полноценных партий и даже более размытых «протопартий» превращается в исключительно сложную задачу.

            Молодые и амбициозные личности в подобных условиях часто стремятся прежде всего к карьере чиновников или бизнесменов, а не к участию в публичной политике, так как последняя, находясь на периферии реальной политической и экономической жизни, является малопрестижной и нередко бесперспективной (кроме как в рамках «партий власти»).

3.      Политическая периферия

            Так два различных, но тесно взаимосвязанных фактора определили системную неудачу с рождением в России и других государствах СНГ полноценной партийно-политической системы.

            Политическое руководство этих стран в начале 90-х годов выбрало суперпрезидентскую модель власти, мотивируя это тем, что любое иное строение государства не способно противостоять глубокому политическому и экономическому кризису, обеспечить сильное политическое руководство усилиям по его преодолению.

            Народы, напуганные страшным и неизведанным будущим на руинах великой империи, предпочли простое и привычное единовластие сложно постигаемой разделенной демократии, основанной на партийном и территориальном плюрализме, а также на верховенстве абстрактного права. К этому их, помимо всего прочего, подталкивала история и обусловленная ею культура, не знавшая серьезной парламентской и партийной, и шире -демократической традиции.

            Новорожденное гражданское общество оказалось вне поля зрения правящей элиты, озабоченной самоспасением и сохранением государства как такового. Более того, само оно оказалось не в состоянии осознать себя субъектом, а не объектом политики. В условиях отсутствия соответствующих властных институтов и процедур, а также осознающих себя субъектами политики общества и отдельных общественных групп, партийный проект был обречен.

            Вместо полноценных и правящих (в широком смысле, т.е. определяющих политику государства) партий Россия и другие страны СНГ получили псевдомногопартийность, состоящую из осколков «большой старой партии» (КПСС) и бесчисленного множества новообразованных политических карликов, ведущих изнурительную борьбу за проникновение в мало что решающие парламенты.

            Так общество и его малоудачные представители оказались на глубокой периферии политики, на самом краю широкой полосы отчуждения от власти и друг от друга.

4.      Как выбирают и кого выбирают?

            Тем не менее, во всех этих странах периодически проходят выборы. Народ относится к ним, скорее всего, как к привычному и неизбежному злу, как к чему-то навязанному сверху, но при этом неотвратимому, потому что «так принято».

            Активность избирателей на выборах вовсе не означает преодоления отчуждения между ними и политическим классом. Скорее, это часть ритуала, только подчеркивающая глубину отчуждения. Кто-то там, «наверху», составляет списки кандидатов, придумывает рекламные ходы, раздает обещания. «Населению» отводится роль пассивного потребителя рекламных политических продуктов.

            За исключением коммунистов существующие партии не тратят силы на массовую работу с активом и гражданами. Они мобилизуют все силы и средства на покупку эфирного времени и обретение так называемого «административного ресурса».

            «Виртуальные» партии создают виртуальное политическое бытие. К каждым новым выборам политическая сцена меняется до неузнаваемости. Старые «партии» бесследно исчезают, и их место занимают новые образования.

            Вялое и равнодушное большинство «электората» лениво следит за далекой политической «мыльной оперой» и, повинуясь господствующим в данный момент страхам и надеждам, голосует то за ЛДПР, то за КПРФ, то за «Медведя» (последовательно триумфаторы трех кампаний по выборам в российскую Думу). Если в этом и есть какая-то закономерность, то она заключается в полном отсутствии ясно выраженных электоральных групп (за исключением твердых сторонников КПРФ и СПС) и крайней размытости мировоззренческой основы российского общества.

5.      Реформа чего и реформа зачем?

            В контексте поставленного диагноза предложенный Владимиром Путиным и его администрацией партийный закон выглядит экзотично. Заявленная целесообразность его принятия состоит в «упорядочивании» российского партийно-политического поля путем перерегистрации всех существующих партий (более полутора сотен) на более жестких условиях, чем существующие, а также отсечения от федеральных выборов любых иных политических объединений, кроме общенациональных партий.

            Новые правила предполагают повышенные требования к численности партий, сложную процедуру их регистрации в Минюсте, возможность их запрета по формальным основаниям, а также приостановления их деятельности, строгий контроль  за финансами и имуществом партий, их госфинансирование. Партии будут в значительной мере беззащитны перед возможным произволом бюрократии, в то время как реальная ответственность чиновников за воспрепятствование деятельности партий законом не установлена.

            Очевидно, что закон широко учитывает ведомственные интересы Центризбиркома, Минюста, Генпрокуратуры и, в первую очередь, администрации Президента, получающей разнообразный инструментарий давления и влияния на партии.

            Менее очевидны выгоды поддерживающих закон думских партий, хотя одним из возможных мотивов их положительного голосования может быть названа надежда на объективное сокращение в результате появления закона числа политических партий, а стало быть, числа возможных конкурентов на следующих выборах.

            Но что невозможно обнаружить, так это интересы общества во всей этой затее. Ни одна из фундаментальных причин, обуславливающих слабость гражданского общества и такого важнейшего его института, как политические партии, не устраняется. Парламент не приобретает никаких новых полномочий. Партии по-прежнему будут отстранены от реального управления страной. Исполнительная власть по-прежнему будет внепартийной и подчиненной только главе государства. Никаких новых условий для усиления роли партий в региональной и местной политике также не появится.

            Более того, новый партийный закон может усугубить дело. Ведь согласно ему под запрет попадут экологические, женские, региональные и местные политические партии. Куда сложнее будет создать и зарегистрировать новую партию. Оппозиции, если она когда-то появится, будет труднее привлечь средства спонсоров, так как финансы партий будут поставлены под контроль государственных органов.

Отчуждение между обществом и политикой может не смягчиться, а, напротив, возрасти.

            Мы имеем, таким образом, дело не с партийной реформой, а с ее имитацией. Подлинная партийная реформа должна состоять в изменении политической и конституционной роли партий и парламента, например, в переходе к формированию правительства страны на основе парламентского большинства, сформировавшегося по результатам очередных парламентских выборов (как в странах Восточной Европы и Балтии). Предложенный же В. Путиным подход ведет к прямо противоположному – к еще большей оторванности партийной политики от общества, к еще большим возможностям для манипулирования партиями и парламентом со стороны президентской власти.

            После дружного принятия президентского законопроекта подавляющим большинством голосов в Думе вопрос о судьбе этой своеобразной «реформы» можно считать решенным. Попытки демократически настроенных депутатов улучшить текст за счет изъятия из него наиболее драконовских норм, будучи даже успешными, мало что изменят по существу. Проект концептуально, как мы постарались показать, неприемлем с точки зрения фундаментальных интересов общества. Его принятие в любом виде приведет к негативным последствиям. Самые первые из них таковы.

            Во-первых, после перерегистрации уцелеет не более четверти ныне существующих партий.

            Во-вторых, лишатся серьезного будущего региональные и местные партии. В национальных республиках (таких, как Татарстан) в перспективе это может подстегнуть сепаратистские настроения радикально настроенных представителей национальных элит.

            В-третьих, будет серьезно осложнена перспектива появления в России ответственной и серьезной оппозиции, что стратегически делает правящий режим слабым и неустойчивым перед лицом любых внезапных кризисов (примеров несть числа: Тер-Петросян в Армении, Милошевич в Югославии, Эстрада на Филиппинах). Нет большего гаранта политической стабильности, чем могущественная и влиятельная оппозиция. Понимает ли это нынешнее российское руководство?

            В-четвертых, и без того ничтожно малое число российских граждан, участвующих сегодня в партийной жизни (по некоторым оценкам, не более 0,5% от числа граждан, имеющих право голоса), рискует еще более сократиться.

            Судя по всему, российская государственность и политика медленно эволюционируют в сторону таких моделей, в которых классический набор демократических институтов лишь более или менее успешно прикрывает подлинные механизмы осуществления власти, в реальности принадлежащей неподконтрольной слаборазвитому гражданскому обществу государственной бюрократии (с характерно большим влиянием силовых структур), тесно связанной коррупционными и иными связями с национальным капиталом. Такая модель предполагает подчиненную, а порой откровенно марионеточную роль парламента и политических партий, ограниченную свободу слова, административную и финансовую централизацию, стремление к политическому популизму и широкому манипулированию дезориентированным и не имеющим иммунитета к имперско-патерналистким мифам общественным сознанием.

            У подобных моделей есть только один недостаток: в современном мире они безнадежно неконкурентоспособны.