Рябов А.В.

Мне кажется, что драматизм нынешней ситуации, ее неопределенность обратились в  резкой смене настроений экспертного сообщества. Еще в декабре, когда  90 процентов позитивно оценивали политику власти, 10 процентов как-то в ней сомневались, в том, что все идет хорошо,

 и только 1 процент аналитиков был настроен весьма негативно к происходящему. Мартовские встречи уже показали полную смену оценок. Что же случилось?

 Как мне кажется, главное достижение, ставшее основой  стремительного взлета Владимира Путина после избрания его президентом - общественная стабильность стала ослабевать. Дело в том, что эта общественная стабильность была результатом стечения двух благоприятных факторов общеизвестных и общеочевидных. Я их только назову. Первое – нефтяные цены. И второе – общественные ожидания. Наша стабильность  - это не был термидор, потому что термидор базируется на консенсусе интересов, ставших консервативными  и в завершающий период революции. В сегодняшней России мы имеем, с одной стороны, вполне осознанные консервативные интересы элит, вышедшие из революции, а с другой стороны – общественные ожидания перешли к лучшему. Такая стабильность, по определению основанная на разных принципах,  стабильной быть не могла.

Что произошло в начале 2002 года?

Первое. Вниз пошли нефтяные цены. Правда, нам опять немножко повезло, поскольку снова укрепил свою власть венесуэлец Уго Чавес, один из инициаторов поддержания высоких цен на нефть на мировом рынке. Возможно, это может поддержать на нефтяной подушке наш бюджет.

И второе. Ожидания этой весной  столкнулись с проблемой их реализации, о чем, собственно говоря, политологи раньше предупреждали. Но их предупреждения не хотели слышать ни в Кремле, ни в правительстве, – нигде. Воронежские события  – это первый признак того, что бывает с ожиданиями, когда их не реализуют. Даже умеренные, спокойные, позитивные, если они не получают подпитки, то сначала они фокусируются  на негативном отношении к государству, а потом уже и к национальному лидеру. У нас национальный лидер еще держит на себе позитивные ожидания.

Проблема и в том, что мы столкнулись с дефицитом инструментальных ресурсов президентской власти, у которой, а есть  3, 4, 5, 6 групп, преследующих собственные корпоративные цели вокруг стратегически целой  президентской власти институтов, включая медиа-, с помощью которых можно бороться  с оппонентами. Скоро приватизируют ОРТ. В итоге  медиакратия будет воссоздана в полном объеме, что еще более ослабит президентскую власть. Нет у президента партийной вертикали, потому что «Единая Россия» - это не реальная партия, а виртуальная конструкция.

А теперь перейду к некоторым технологическим проблемам функционирования нынешней политической власти.

Первое. Главная черта этой системы, обусловливающая ее работоспособность, заключается в необходимости принятия решения. Я утверждаю – в этой системе  плохое решение лучше отсутствия решения.

Ельцин в конце своей политической карьеры принял много плохих решений, но система, тем не менее, работала, казалось бы  вопреки здравому смыслу. Сегодня вроде бы благоприятная ситуация, но решений нет. Есть масса примеров тому, когда элита, общество ожидают решения – а его нет. Нынешний кризис в Думе, которого можно было вполне избежать на уровне «нулевого цикла» обсуждения, ведь с  коммунистами можно было договориться. А все эти странные инициативы с объединением субъектов федерации, «распиливанием» Курганской области на части и т.д. Почему все это возникает? Потому что нет решения, есть некая цепочка событий, которые инструментально воспринимаются теми или иными субъектами политики как сигнал к действию. И когда нет решений, возникают «пустоты», которые  заполняются наиболее инициативными, сильными и, используя терминологию Анатолия Борисовича Чубайса, «наглыми» субъектами.

Субъекты политики действуют хаотично, реализуя свои корпоративные интересы. В итоге  образуется хаос. Образуется то, что мы получили во внешней политике, когда спикер Совета Федерации сказал, что не хочет встречаться с Арафатом, потому что тот – покровитель терроризма. И это было в то время, когда специальный  представитель МИДа был в стране и решал совершенно  другие задачи. Кризис в Думе: странно, но президент, думающий  о национальной консолидации, 30 процентов избирателей КПРФ почему-то бросает, не берет в расчет. Примеры можно приводить и дальше. Почему? Они разве собираются его свергать? Нет, конечно. .

К чему приводит дальнейшее отсутствие решений? На мой взгляд, к двум самым наивным вещам. Сошлюсь на логику Алексея Зудина, который, описывая разницу между политической системой Ельцина и политической системой Путина, акцентировал внимание на том, что ельцинская система функционировала за счет управляемой нестабильности и управляемого конфликта, а путинская система работала, по крайней мере, два года на маргинализацию конфликта, стремясь к стабилизации и консолидации власти. Так вот, в условиях отсутствия назревших решений система, нацеленная на маргинализацию конфликта, начинает плодить конфликты там, где их в принципе можно было бы избежать. Примеров этому можно  привести много. И  природа этих конфликтов сводится к тому, что работа президента - принимать решения, а он их  не принимает их. Это первый аспект - технологический, но очень важный, без которого система не сможет работать.

Я не согласен с Виталием Тоевичем в  том, что нет альтернативы действующему президенту. Альтернатива под ту же программу может быть,  субъектом, умеющим принимать решения, запрос  на которые был направлен  обществом нынешнему президенту.

Вторая важная деталь функционирования этой системы – это кадровая политика. Я не хочу ее сводить к таким достаточно примитивным газетным историям, как, дескать, везде петербуржцы, выпускники юрфака ЛГУ,  выходцы из  ФСБ и т.д. Речь идет о другом. Как ни странно, при нынешнем президенте полностью закрылись каналы вертикальной мобильности. Я даже имею в виду  интеллектуалов. Бог с ними. Я имею в виду два ключевых слоя, которые реально продвигали Путина к власти. Это молодые региональные лидеры, типа Прусака, которым уже надо бы думать о том, как себя проявить в федеральном центре.

 И второе. Средний слой федеральной бюрократии, который ожидал, что, наконец, ельцинскую элиту уберут, а поставят вместо них представителей среднего звена федеральной бюрократии. Этого ничего не произошло. В итоге система начала стагнировать. Я думаю, что в принципе эту болезнь можно вылечить, но надо менять стиль политического руководства. Логика публичного политика говорит о том, что надо принимать всех, кто-либо соответствует твоей идеологии, либо политической интуиции. Вот и все.

Исходя из этого, выскажу мнение, что шансов на радикальные перемены становится все меньше и меньше. И все более реальным представляется сценарий компромисса альянса со старыми ельцинскими элитами. Вероятность этого варианта возрастает каждый день. Условий возможного компромисса, думаю, будет  три. Путин отказывается a) от прежней кадровой политики, b) от вмешательства правоохранительных органов в дела большого бизнеса и c) полностью проводит ту социально-экономическую политику, которая будет разработана в интеллектуальных штабах этих старых финансово-олигархических кланов. В ответ на  эти уступки  президент получит гарантии переизбрания в 2004 году при любом рейтинге, вне зависимости от него.