Зудин А.Ю.
«Надежды и разочарования президентства Путина»
(вопросник заседания Круглого стола «Экспертиза»)
1.Какую общественную повестку дня принял президент Путин, вступая в должность, и в какой мере промежуточные результаты его президентства соответствуют этой повестке?
Сверять итоги двух лет с «повесткой» можно с очень большими оговорками. Общественная повестка, которую принял Путин, похожа на «матрешку»: она включает принципиально разные цели и задачи - с точки зрения усилий, ресурсов и времени, необходимых для их достижения. Там есть задачи политические, но есть и исторические, геополитические и даже цивилизационные. Схематически они выстраивались следующим образом:
· на первом плане – порядок, с обязательным уточнением – «цивилизованный порядок»,
· на втором – модернизация и новая геополитика, т. е. «достойное место» России в мире.
Задачи второго плана были унаследованы от Ельцина и Горбачева.
2. Что можно считать самым крупным достижением и самой большой неудачей президентства Путина?
Насколько успешными оказались социальные и фискальные реформы, проводимые в последние два года; удалось ли создать в России «властную вертикаль» и повысить эффективность отечественной бюрократии; каковы итоги армейской и федеративной реформ; насколько устойчива и долговременна политическая консолидация российского общества?
Ни одна из упомянутых реформ не завершена. Вряд ли корректно ставить об этом вопрос, как и о повышении эффективности отечественной бюрократии за два года. Но продвижения есть на каждом из упомянутых направлений, больше – в восстановлении «властной вертикали» и федеративной реформе, меньше – на всех остальных.
Тем не менее, в первом двухлетии можно выделить бесспорные достижения. Это - «порядок» и возобновление политики модернизации. «Порядок» выступает одновременно и как реальность, и как ощущение: здесь и государственное единство, и политическая стабильность, и снижение социальной напряженности, и повышение национальной самооценки, и начало «постимперского» сотрудничества с Западом.
Определился и особый, чисто-путинский формат преобразований. Можно говорить о формуле «реформы+порядок», который обеспечивает стратегическую ориентацию «большой реформы» на укрепление российского государства. Этот формат предусматривает:
§ закрепление ведущей политической роли за государством;
§ особую приближенность спецслужб к власти;
§ чувствительность к интересам и настроениям социально слабых слоев;
§ приоритетную роль сохранения политической стабильности внутри страны в ходе реформ;
§ повышение внимание к вопросам безопасности в системе международных отношений по сравнению с периодом правления Б. Ельцина.
Сохранение общего формата преобразований приводит к тому, что либерализация экономики и модернизация государства сопровождаются консолидацией политического контроля в руках Кремля. Рамки политических событий остаются прежними: «большая реформа» идет рука об руку с укреплением моноцентрической политической системы.
Конкретными формами, обеспечивающими «встраивание» модернизации в замкнутую на Кремль систему власти стали:
§ деавтономизация ключевых политических институтов и игроков и установление над ними контроля из центра;
§ новая иерархия взаимоотношений, предусматривающая закрепление высших ранговых позиций за федеральной административной элитой;
§ сужение зоны конфликта за счет перевода системы принятия ключевых решений в «режим консультирования» (с губернаторами, элитой бизнеса и парламентской элитой).
Консолидация общества будет сохраняться до тех пор, пока будет сохраняться формат преобразований по формуле «реформы+порядок». Собственно, в этой формуле запечатлен неявный «социальный контракт», заключенный между Кремлем и обществом на думских выборах 1999 г. Сравнение плюсов и минусов не позволяет в полной мере увидеть главный результат двухлетия. Этот главный результат – новая политическая система, в которой есть и то, и другое.
Центральным свойством режима В. Путина следует считать «моноцентризм». Новая система власти максимально замыкается на Кремль. Политическая система преобразуется таким образом, чтобы сделать ее максимально проходимой для инициатив из нового центра. Эта особенность дает ключ к прочтению перемен, которые происходят в политической системе последние два года. И по названию, и по содержанию политический моноцентризм В. Путина во многих отношениях выступает антиподом своего предшественника – полицентрического режима Б. Ельцина.
Политическое ядро новой системы
Рейтинг как основа системы. Исходной составляющей нового политического режима стал необычно высокий и устойчивый рейтинг В. Путина, появившийся в начале второй «чеченской войны» осенью 1999 г. С этого времени возникает устойчивая связь между Кремлем и обществом. Появляется феномен «путинского большинства», который приносит политическую стабилизацию и становится основой для формирования моноцентрической системы. Если в основе полицентрической системы лежал союз Кремля с элитами, то базой моноцентризма стал негласный «социальны контракт» с обществом в обход элит.
Центральное положение рейтинга в политической базе моноцентрической системы имеет принципиальное значение. Новая политическая система возникла в результате глубоких социальных сдвигов и имеет прочные корни в обществе. Это с самого начало наделило Кремль ресурсом поддержки и «моральным мандатом» для дальнейшего развития моноцентризма. «Социальный контракт» с обществом позволил пойти на разрыв со «старыми элитами» и приступить к масштабным преобразованиям политической системы.
Новое место Кремля: «равноудаленность». На закате эпохи полицентризма Кремль превратился в номинальный центр политической системы. Моноцентризм вернул ему положение реального центра власти. В новой политической системе В. Путин занял позицию, позволяющую совмещать функцию главного действующего лица и функцию арбитра.
На наш взгляд, официально объявленная и реальная позиция Кремля в отношении всех институтов и игроков новой политической системы практически совпадают. Лучше всего эта позиция квалифицируется термином «равноудаленность». Из всех возможных, она больше всего соответствует логике моноцентрической системы и приносит наибольшие политические дивиденды.
Известно, что этот термин применительно к позиции Кремля всерьез не рассматривается. Первоначально В. Путин воспринимался как фигура сугубо несамостоятельная, неотделимо от «семейного» клана и силовиков. Потенциал политической независимости и свободы маневра, которые он исходно получил благодаря рейтингу, большинством наблюдателей упорно игнорировались. Термин «равноудаленность» для описания положения Кремля в политическом пространстве, первоначально появился как официальный в период борьбы с олигархами. Это было воспринято с недоверием и иронией. Борьба Кремля с медиа-магнатом В.Гусинским расценивалась как политическая месть.
Создание Совета по предпринимательству и института постоянных консультаций с РСПП стало новым подтверждением официально провозглашенной позиции. Тем не менее, фигуры Абрамовича, Дерипаски и Пугачев, занимавшие привилегированные позиции, оставляли почву для сомнений. После того, как Путин дистанцировался от корпоративных интересов «силовиков» и пошел на военную реформу и реформу МВД, круг неприкасаемых резко сократился.
Дистанция от «силовиков» получила дополнительное подтверждение после событий 11 сентября, когда Путин поддержал военную операцию США в Афганистане и не стал чинить препятствий для американского присутствия в бывших советских республиках Средней Азии. События середины февраля 2002 г., связанные со статусным понижением Грызлова и Клебанова, свидетельствуют о том, что и представители «питерского клана», наиболее близкого Президенту, не пользуются политической «неприкасаемостью».
Исчезли серьезные последние основания ставить под сомнения «равноудаленность» как обозначение нового места Кремля в политической системе. «Свои» и «чужие», безусловно, существуют, но «неприкасаемых» фигур, корпораций и кланов, действительно, нет. Отношение центра политической системы к основным игрокам характеризуется предельной инструментальностью. Только «равноудаленный» Президент может быть открыт для высокого рейтинга.
Отказ от «партии власти». Известно, что новый режим публично отказался от «партии власти». Как правило, это расценивается как обычная политическая декларация. Между тем, это можно рассматривать как проявление важного конструктивного свойства моноцентрической системы. Особенности генезиса нового политического режима предопределили отказ от «партии власти» на парламентских выборах 1999 г.
В условиях, когда Кремль опирался на коалицию меньшинства в элитах, этот шаг можно считать вынужденным. Но он создал «политическую матрицу», исключающую последующее формирование «партии власти». Моноцентрическая конструкция предполагает, что Кремль должен быть открыт для связей с обществом и свободен от обязательств перед элитами. Это – его главные политические ресурсы.
«Партия власти» предполагает определенную зависимость Кремля от элит. Она опирается на коалицию элит, предоставляющих свои политические ресурсы Кремлю на определенных условиях. «Партия власти» появилась в 1995 г., когда выстраивание прямых и эффективных связей с обществом стало для Кремля уже невозможно. Моноцентрическая конструкция, основанная на прямых связях Кремля с обществом, исключает существование «партии власти».
Новый истеблишмент. Необычной была и исходная композиция новой правящей группы, которая заняла руководящие позиции в моноцентрической системе. Оно была сформирована в результате экспансии маловлиятельного прежде политического клана («питерцы») и основана на симбиозе двух малосовместимых групп («силовики» и «либералы»). Не удивительно, что ее утверждение сопровождалось статусным переворотом в истеблишменте: центральные позиции заняли два периферийных отряда элиты («силовики» и «питерцы»).
Группы, которые занимали привилегированное положение в полицентрической системе, оказались в числе проигравших – региональные лидеры, «олигархи» и «москвичи». Федеральная административная элита восстановила доминирующее положение, в значительной степени утраченное в эпоху полицентризма. По своему месту и функциям в системе власти административная элита федерального центра в наибольшей степени соответствовала формату моноцентрической системы.
Основные направления политических преобразований
Возникновение сильного центра привело старую систему в состояние устойчивого неравновесия. Из этого состояния возможны только два выхода: или центр утратит свои новые свойства и перестанет быть сильным, или остальная часть системы будет постепенно преобразована в соответствии с новым статусом центра. Последние два года события развиваются по второму сценарию. Внутренне единый и политически сильный центр власти превратился в ядро новой политической системы, которая стала постепенно выстраивается вокруг него. В период 2000 – 2002 гг. преобразования политической системы разворачивались по следующим основным направлениям:
- деавтономизация,
- восстановление субординации в элитах,
- реинтеграция системы власти,
- институционализация,
- модернизация элиты,
- «умиротворение» общества.
Деавтономизация
Полицентрическая система предусматривала широкую автономию элит. В ее основе лежал официально зафиксированный и конвенционально закрепленный объема полномочий. Автономия элит предполагала не оспариваемый центром контроль над корпоративным «доменом» (ведомством, территорией, крупной фирмой или холдингом). Автономия включала и солидный «пакет» политических ресурсов. Наиболее внушительным «пакетом» располагали региональные лидеры.
Они совмещали положение в вертикали власти со статусом автономных политических игроков, имели собственное представительство в федеральном центре, независимые от центра региональные «партии власти» и ресурсы местной экономики. «Олигархи» опирались на «медиа-империи» и разветвленную сеть связей во властных структурах федерального центра. И региональные лидеры, и «олигархи» использовали автономные политические ресурсы для укрепления своих позиций в «корпоративных доменах», экспансии за их пределы и политической торговли с Кремлем.
С опорой на прочную политическую базу в обществе Кремль начинает выстраивать новые отношения с ключевыми политическим институтами и игроками. Широкая автономия элит и наличие у них собственных политических ресурсов стали одним из первых препятствий на пути моноцентризма. Составной частью развития новой политической системы стала деавтономизация – целенаправленные действия Кремля, призванные сократить автономию элит и лишить их независимых политических ресурсов. После того, как федеральный центр перестал зависеть от политической поддержки элит, они утратили статус «неприкасаемых», а вместе с этим – значительную часть автономии и политических ресурсов. Деавтономизация элит и политических институтов стала одной из главных политических целей двух важнейших акций Кремля в 2000 г. – «антиолигархической кампании», проводившейся руками правоохранительных органов, и изменения федеральных отношений (введение федеральных округов и реформа Совета Федерации).
Восстановление субординации в отношениях с элитами
Феномен рейтинга позволил изменить конфигурацию политической базы нового режима уже в начальный момент его становления. Резкое увеличение удельного веса неструктурированных, но прямых связей с обществом, дало возможность снизить роль элит и «посредников» – СМИ и судей. Во взаимоотношениях Кремля с элитами это сопровождалось восстановлением иерархии, «переформатированием» представительства и изменением политического статуса.
Региональные лидеры. Во взаимоотношениях с региональными лидерами иерархия была восстановлена в два приема. Первый шаг был сделан в ходе президентских выборов 2000 г. Избрание В. Путина на пост Президента в первом туре, в сочетании с особенностями избирательной кампании, в ходе которой региональные элиты сыграли менее значительную роль, побудили их «построиться». Вторым шагом стало введение семи федеральных округов во главе с представителями президента и реформа Совета Федерации. В результате региональные лидеры были лишены постоянного представительства на федеральном уровне и, как следствие, – лишились постоянного места в властной федеральной элите. Их политический статус был ограничен чисто-региональным уровнем.
Олигархи. С олигархами было по-другому. Восстановление субординации в отношениях с Кремлем в ходе «антиолигархической кампании» весны-лета 2000 г., исчезновение неприкосновенности и сокращение автономии не сопровождалось выпадением из состава федеральной элиты. Причина, скорее всего, состояла в том, что губернаторы были частью воссоздаваемой «вертикали власти», а олигархи - нет. Это обстоятельство помогло им сохраниться в качестве ослабленной группы влияния в составе федеральной элиты
СМИ. Обычно изменение места СМИ в новой политической системе обсуждается в связи драматической судьбой двух оппозиционных телеканалов – НТВ и ТВ-6. Но эти события можно считать лишь завершающей стадией длительного процесса, который отодвинул СМИ на периферию политической системы и превратил их во вспомогательного игрока. Можно указать на две основных причины политической маргинализации СМИ. В полицентрической системе СМИ занимали нишу политической оппозиции власти. Высокий рейтинг В. Путина в значительной степени обесценил эту нишу.
Но была и более долговременная причина вытеснения СМИ на периферию. Свободные СМИ родились в эпоху «демократического беспорядка» и ориентировались на культурную стилистику, соответствовавшую этой эпохе. Доминировали негативные эмоции и массовые страхи. Интерес к политике был замешан на тотальном неприятии и критике власти. Освещение происходящего определялось всеобщим недоверием (его ироническая разновидность получила название «стеба»).
К концу 90-х гг. изменилось общественное мнение и идеологический климат в обществе. Новые настроения, которые привели к власти Путина, все больше расходились с культурным стилем, доминировавшим в СМИ. СМИ столкнулись с «кризисом роста»: они не заметили перемен и замкнулись на внутренних проблемах узкого круга, частью которого является медиа-элита. Общество, уставшее от «негативной политики», ответило снижением доверия к СМИ. Таким образом, маргинализация СМИ в новой политической системе имеет социальные корни.
Реинтеграция системы власти
Утверждение моноцентризма изменило вектор развития политической системы. На смену центробежным процессам, утвердившимся в эпоху полицентризма, пришли центростремительные тенденции. Началась консолидация основных звеньев политической системы вокруг нового центра. Стержнем этого процесса стала реинтеграция системы власти – как по вертикали, так и по горизонтали – повышавшая ее «проходимость» для сигналов, исходящих из Кремля.
Восстановление вертикали власти. Восстановление «вертикали власти» стало только третьим по счету шагом в развитии моноцентрической системы (после установления политического контроля над Государственной Думой в январе 2000 г. и президентских выборов в марте), но самым «громким». Его побочным, но исключительно важными для Кремля последствиями были деавтономизация и восстановление субординации во взаимоотношениях Кремля с элитами. Восстановление «вертикали власти» положило начало экспансии моноцентризма на остальные участки политической системы.
Преодоление раскола власти по горизонтали. Восстановление «вертикали власти» шло рука об руку с преодолением политического раскола власти «по горизонтали». Политический раскол в отношениях между Президентом и правительством был преодолен еще в предшествующий период, после отставки премьера Е. Примакова. Политическая однородность исполнительной власти в новую систему переходит от старой.
Исполнительная власть и Государственная Дума. Взаимодействие исполнительной и законодательной власти в федеральном центре стало переводиться в режим сотрудничества с момента зарождения «моноцентрической» системы на парламентских выборах 1999 г. Главным инструментом стало установление политического контроля Кремля над Государственной Думой и законодательным процессом. Выстраивание новых отношений прошло в два этапа. На первом (январь 2000-февраль 2001 гг.) ключевую роль играло «подвижное большинство», включавшее КПРФ. На втором (с февраля-марта 2001 г.), с приближением крупной серии правительственных законопроектов по углублению рыночных реформ, эта роль перешла к центристскому большинству в составе «коалиции 4-х» (Единство, ОВР, Народный депутат, Регионы России). В этот период во взаимодействии исполнительной власти и нижней палаты парламента растущую роль начинает играть проработка законодательных инициатив в режиме «предварительных консультаций» (концепция «нулевого чтения»).
Исполнительная власть и Совет Федерации. Возможности для перевода отношений с верхней палатой парламента в кооперативный режим были заложены реформой Совета Федерации в 2000 г., которая лишила региональных лидеров возможностей прямого политического влияния в федеральном центре и изменила соотношение между законодательными и представительными функциями верхней палаты в пользу первых. Первоначально политической опорой Кремля в верхней палате стала группа «Федерация», образованная из «новых сенаторов» и лояльной части «старых сенаторов».
Завершение периода ротации и обновление руководства комитетов (прежде всего, экономического профиля) к началу 2002 г., а также избрание на пост спикера близкого к «питерца» С. Миронова, близкого к В. Путину, окончательно встроило Совет Федерации в моноцентрическую систему. Привлекательность верхней палаты в качестве политического партнера Кремля в законодательном процессе заметно возросла. Появилась перспектива повышения институционального статуса Совета Федерации. В ближайших планах – изменение формата взаимодействия нижней и верхней палат парламента, предусматривающее расширение участия обновленного Совета Федерации в законотворческом процессе, в том числе и за счет подключения к механизму «предварительных консультаций» по законопроектам совместно с Государственной Думой.
Это позволит изменить соотношение между законодательными и представительными функциями в нижней палате таким же образом, как это ранее произошло в Совете Федерации. (В одном из недавних интервью спикер Государственной Думы Г. Селезнев сожалел по поводу деградации представительной функции нижней палаты, и высказал неудовлетворение тем, что она все больше превращается в «законодательную машину»). В результате перемен произошло закрепление подчиненного статуса законодательной власти, а возможность проводить инициативы Кремля через Федеральное Собрание в целом существенно возросла.
Институционализация. Становление моноцентризма сопровождалось целой серией шагов, направленных на институционализацию места и функций основных участников политической системы, а также перевод взаимодействий внутри системы в рамки новых, кодифицированных правил игры.
Эта тенденция в разной степени коснулась всех участников политической системы со слабоинституционализированным статусом – региональных лидеров, административной элиты, партий, групп давления и общегражданских объединений. Формой проявления институционализации политической системы стали новые законы и законопроекты, а также новые официальные площадки для взаимодействия.
Новое место партий в системе власти. Составной частью институционализации наиболее «слабых» звеньев политической системы стало закрепление места политических партий в системе власти. Эта тенденция отчетливо прослеживается в законе о партиях 2001 г. и в недавних законопроектах по внесению поправок в избирательное законодательство. Стремление Кремля добиться институционализации политических партий может свидетельствовать об ориентации на создание правящей партии «доминантного» типа и повороте в сторону «партизации» политического режима. Создание «доминантной» партии в принципе способно ввести в определенные рамки клановую борьбу, которая постоянно дестабилизирует правящую группу, и в то же время институционально закрепить автономию Кремля от других отрядов элиты, прежде всего, региональной и экономической.
Косвенным подтверждением поворота в сторону «партизации» режима и создания «доминантной» партии служат недавние законодательные инициативы думских «центристов», направленные на подрыв региональных «партий власти». Речь идет об окончательной редакции предложений центристских фракций Государственной Думы по внесению поправок в закон «О гарантиях избирательных прав и праве на референдум граждан РФ», которые предполагают введение двухтуровой системы голосования на выборах региональных руководителей, а также отмену таких норм законодательства, которые в настоящее время позволяют снимать кандидата непосредственно перед днем голосования и после первого тура выборов. Реализация этих предложений способна привести к демонтажу значительной части административного ресурса региональных лидеров.
Первые попытки институционализации административной элиты. Обновление административной и тесно связанной с ней части экономической элиты («кадровая революция» в «силовом блоке», смещение Вяхирева и отставка Аксёненко), обычно рассматривается через призму клановой борьбы. Но в этом процессе прослеживается и логика развития новой политической системы. В настоящее время Кремль стремится четко зафиксировать определенную нишу для каждого и заставить всех играть по новым правилам, которые по-новому определяют степень автономии и характер отношений с федеральным центром.
Элита бизнеса была первым отрядом постсоветского истеблишмента, которая при В. Путине прошла через институциональную реформу. В результате трансформации статуса политически автономные «олигархи» исчезли. Региональная элита в настоящее время находится в процессе институционального «перехода». Отчасти смена статуса уже состоялась, отчасти она продолжается. Теперь очередь дошла до «государственных олигархов». Началось распространение новых «правил игры» на административную элиту федерального центра, которая с самого начала была составной частью «коалиции Путина». Это верхушка армии, правоохранительных органов, а также «внутренние олигархи» типа Аксененко.
Эти группы административной элиты привычно рассматривают собственное место в системе власти и контролируемые структуры как некое подобие «вотчины». Система «вотчин» с широкой ведомственной автономией, «непрозрачными» для центра отношениями внутри «корпорации» и разветвленной сетью внешних связей, похоже, все больше становится препятствием, сдерживающим дальнейшее развитие моноцентрической системы. Особые трудности создают «вотчины», образованные в секторе экономики, находящемся в номинальной собственности государства, но фактически полностью контролируемые различными группами федеральной административной элиты. По существу, речь идет о «внутренних олигархиях», базирующихся на «суверенной» территории государства.
Растущее несоответствие запросам моноцентрической системы сделало неизбежной институциональную реформу административных элит, которую можно описать по формуле замены «вотчин» на «поместья», знакомую по материалам дореволюционной российской истории. По существу, это означает разрыв «кондиций», которые в течение последних десяти лет определяли взаимоотношения Кремля с наиболее привилегированной категорией в составе нового правящего слоя – федеральной административной элитой. Эти неписаные договоренности включали право на корпоративную автономию и «вотчинный» характер распоряжения властью и собственностью.
На место самовластных «вотчинников» В. Путин стремится привести «служилых дворян», наделенных «поместьями». Параллельно идет процесс «огосударствления» самих «вотчин». О полном разделении власти и собственности в государственном секторе речь пока не идет. Но перспектива «тихой» приватизации государственной собственности исчезает, а то, что уже оказалось присвоено, вновь отчуждается в пользу «верховного собственника».
По «поместной» формуле собственность и власть даруется «сверху», временно и за заслуги, а не захватывается в инициативном порядке и «навсегда», с использованием преимуществ «инсайдерского» положения и «социального капитала», и не приобретается в ходе бюрократического обмена и теневых коммерческих сделок. Возвращается внешняя дисциплина, а субординация снова начинает совпадать с формальным положением в должностной иерархии. В систему мотивов административной элиты возвращаются категории «служебного долга» и «ответственности перед государством», исчезнувшие в период образования «вотчин». Для федеральной административной элиты это равносильно социальному перевороту.
Становление институционализированного корпоративно-гражданского представительства. В течение всего рассматриваемого периода также активно шло «отстраивание» принципиально новых звеньев моноцентрической системы, а именно структурированного корпоративно-гражданского представительства. В отношении групп интересов институционализация сопровождалась корпоративизацией, т. е. подключением во взаимодействие союзов и ассоциаций. К осени 2001 г. «вчерне» было завершено формирование ориентированных на взаимодействие с Кремлем корпоративных организаций российского бизнеса (РСПП, Деловая Россия, ОПОРА). К концу 2001 г. список корпоративных объединений, поддерживающих тесные связи с Кремлем, пополнился обновленной Торгово-промышленной палатой, лидером которой был избран Е. Примаков.
В конце ноября 2001 г. состоялся Гражданский Форум, положивший начало институционализации взаимоотношений федерального центра с широким спектром общегражданских организаций и инициатив. Первоначально предпринимались попытки распространить логику корпоративизации и на взаимоотношения с сектором гражданских инициатив (проект создания Общественной палаты). Но пока встраивание гражданских инициатив в моноцентрическую систему ограничилось институционализацией.
Трудовой кодекс, принятый летом 2001 г. в первом чтении, создал принципиальную возможность подключения к системе институционализированного сотрудничества с Кремлем и профсоюзов ФНПР. Но в последнем случае сохраняется определенная неясность, связанная со стремлением ФНПР сохранить прежнюю автономию, а также появлением «корпоративных» (или внутрифирменных) профсоюзов, больше связанных с материнскими структурами большого бизнеса, нежели с профцентром, в котором они формально продолжают состоять.
Модернизация элиты
Ориентация на модернизацию элиты обусловлена не только элементарными потребностями нового политического руководства (замена «чужих» на «своих»), но и более глубокими причинами, связанными с особенностями генезиса нового политического режима. Новый режим возник в результате глубоких социальных сдвигов и имеет разветвленные корни в обществе. Между ним и старыми элитами, унаследованными от прежнего режима, с самого начала возник разрыв. Эта ситуация благоприятствует курсу на модернизацию элиты по нескольким причинам. Новое политическое руководство свободно от каких-либо обязательств в отношении старых элит. Создан запрос на обновление элиты «снизу», т. е. в обществе. Появились карьерные ожидания в субэлитных группах.
Следует отметить и особый стиль модернизации элиты, отличающий политический режим В. Путина. Это не только «кадровые революции» в верхах и последующие «чистки» (подобные обновлению руководства «силового блока» в начале 2001 г.) и укрепление «силовиками» контрольных звеньев административного аппарата, но и «капиллярное» пропитывание истеблишмента новыми людьми технократического склада, с опытом карьеры в качестве менеджеров, но которые всерьез относятся к карьере государственного служащего. Их пока немного и они не очень заметны (прототипами «новых технократов» можно считать людей типа Кудрина, Грефа, Козака, Миллера, Добродеева). Именно они наиболее полно воплощают модернизационную струю в новой элите.
Другое направление модернизации представлено рекрутированием на политические и административные посты представителей сообщества бизнеса. По сравнению с предшествующим периодом присутствие в новом истеблишменте выходцев из деловых кругов явно расширилось. Это видно по депутатскому корпусу Государственной Думы, избранной в 1999 г, и по итогам ротации обновленного Совета Федерации (Соответствующие данные недавно были опубликованы О. Крыштановской).
«Умиротворение» общества
Сдвиги в обществе сыграли ключевую роль в становлении новой политической системы. Широкая общественная поддержка становится главным условием развития политического моноцентризма, поэтому ее сохранение превратилось в важнейшую политическую функцию. С приходом В. Путина поддержание социальной стабильности становится одним из первостепенных политических приоритетов.
Неструктурированная, но прочная связь с обществом, политическим воплощением которой стал президентский рейтинг, опознается как ценный политический ресурс. Крупные политические решения соизмеряются с тем, как они могут повлиять на социальное равновесие. Значительное присутствие социально–слабых групп в составе «пропрезидентского большинства» удерживает В. Путина от радикализации экономического курса (из последних крупных решений выделяется очередная отмена реформы ЖКХ через повышение цен) и побуждает правительство уделять повышенное внимание обеспечению регулярности в выплате пенсий и зарплат бюджетникам.
В. Путин не желал наследовать конфликты Ельцина, которые обрекали политическую ситуацию на тупик. Поэтому дополнительным вкладом в политическую стабилизацию стали сознательные попытки Кремля по символической, реинтеграции общества, направленные на частичное преодоление идеологического раскола, порожденного крахом коммунизма и распадом СССР. В этом был политический смысл истории с «новым-старым» государственным гимном. В этом же ряду стоит и намерение проводить активную культурную политику, одним из проявлений которого стало возобновившееся внимание государства к кинематографу.
«Новое качество» политической системы
В результате проведенных и проходящих преобразований политическая система существенно изменилась: возникла новая иерархия институтов и игроков, появились новые звенья. Но, пожалуй, самое главное состоит в том, что появилось «новое качество» политической системы. Это новое состояние политической системы выражается в маргинализации конфликта, сокращении публичной составляющей политического процесса и расширении круга участников подготовки ключевых решений за счет включения в их число политической оппозиции.
Маргинализация конфликта
Взаимодействия в политической системе стали менее конфликтными. «Правоцентристское» большинство в Государственной Думе и новый состав Совета Федерации перевели в режим сотрудничества законодательный процесс и взаимоотношения Федерального собрания с Президентом и правительством. Изменение политического статуса элиты бизнеса и региональных лидеров привели к схожим результатам в из взаимоотношениях с правительством и Президентом. Вся совокупность преобразований привела к вытеснению конфликта на периферию системы.
Изменение «публичной составляющей»
В полицентрической системе публичный характер политического процесса обеспечивался сочетанием двух факторов – повышенной конфликтности и агрессивного информационного освещения со стороны ведущих СМИ, которые способствовали «драматизации» событий и, зачастую, сами выступали в них заинтересованной стороной. Маргинализация конфликта, снижение политической роли СМИ и перевод информационного освещения в более спокойный режим дали основание говорить об упадке «публичной составляющей» политического процесса.
На наш взгляд, это не совсем точно. Прежний тип «политической публичности» во многом отличался демонстративностью. Его воплощением стали фигуры типа Жириновского и Марычева и растущая популярность политической эксцентрики. Публичная политика отождествлялась с театром, а принятие решений из процедурного мероприятия превращалась в бесконечный политический спектакль. Только так посредники, внешние по отношению к процессу, могли сохранять в нем свое присутствие и влияние.
Принятие решений все меньше соотносилось с реальными интересами и настроениями и все больше подчинялось логике клановой борьбы. Большая часть всех взаимодействий выстраивалась во внеинституциональном пространстве - не только происходят в «кулуарах», но и в соответствии с неписанными неформальными правилами игры. Прежний тип политической публичности страдал противоречием: он был подчеркнуто театрален, а с другой стороны – предельно «непрозрачен» и ограничен узким кругом участников. Основой такой публичности был негласный альянс распорядителей ресурсов политической драмы и лоббистов.
В моноцентрической системе происходит снижение статуса политических лидеров, позиции которых определялись преимущественно способностью к «политической драматизации». Теперь возможность бесконечно «переигрывать» ранее согласованное решение сократилась. Оказался востребован иной тип политической компетенции – контроль над всеми видами политических ресурсов и умение договариваться «напрямую», без вмешательства внешних посредников. Процесс подготовки и принятия решений вернулся в формат процедуры. Произошло заметное расширение круга участников за счет формализованного подключения сообщества бизнеса и верхней палаты парламента. Решения стали освобождаться от клановой логики и восстанавливать связь с реальными интересами и настроениями. Все это противоречит выводу об упадке публичной составляющей политического процесса.
Кооптация политической оппозиции
Моноцентризм изменил отношения «власть-оппозиция», поставив последнюю в трудное положение. Длительное пребывание в системе с сильным и влиятельным центром постоянно заставляет политическую оппозицию выбирать из «двух зол»: или демонстрировать беспомощность и неспособность повлиять на решения, или оказаться перед угрозой потери лица и размывания идентичности. Но причиной новых трудностей оппозиции стало не административное давление, а политическое притяжение сильного центра политической системы.
Позиция формальной равноудаленности от основных политических сил наделяет Кремль возможностями для широкого маневра. В. Путин посылает приветствия не только партийным съездам Единства и политически близкого СПС, но и в адрес аналогичных мероприятий, проводимых Яблоком и КПРФ. В отличие от Б. Ельцина Путин может встречаться для консультаций по законодательной программе с Г. Зюгановым. Кремль активно пользуется стратегией кооптации в отношении ведущих политических игроков, оставшихся «за бортом» нового большинства в Государственной Думе (Яблоко и КПРФ).
«Режим консультаций»
Один из парадоксов новой системы состоит в том, что все перемены протекают в конституционном поле, но по содержанию носят характер «институциональной революции». Удельный вес административного и политического давления на игроков не больше, чем он был в эпоху позднего Ельцина. Только тогда оно применялось в борьбе кланов и принимало форму использования приватизированных звеньев государства и информационных войн в политической борьбе. В меньших масштабах это сохраняется и в настоящее время. Но возможность применения политического и административного давления все больше сосредотачивается в руках Кремля
Систематическое проявление политической воли из единого и сильного центра налицо. Но игрокам не просто навязывают решения. Они участвуют в процедуре их подготовки в рамках «режима консультаций» (практика «нулевого чтения» в Государственной Думе и подключение элиты бизнеса на регулярной основе к подготовке основных экономических законов), который все больше замещает публичный политический процесс подготовки и принятия политических решений. Как и прежде, его содержание определяется политической торговлей между участниками. Просто Кремль стал центральным игроком, а объем политических ресурсов, который находится в его распоряжении, неизмеримо увеличился. Короче говоря, это не похоже на авторитаризм в обычном понимании. Хотя политическая автономия участников сократилась, политическая торговля осталась. Усилилось лишь принуждение к консенсусу. Стратегия деавтономизации переплетается со стратегией кооптации.
Политика Путина и создаваемая им политическая система основана на согласованиях и компромиссах. Только последние перестали быть синонимами иммобилизма, характерного для позднего Ельцина. Политика Путина показывает, что через согласования и компромиссы можно проводить целенаправленный курс преобразований. Эту сторону полностью игнорируют, когда говорят об авторитаризме. Подготовка и реализация решений осуществляются в рамках конституционного поля и при сохранении институционального и политического плюрализма.
Драматическая история вытеснения двух ведущих «медиа-магнатов» с политического поля заслонила важное свойство нового режима – его повышенную «инклюзивность». Моноцентрический режим открыт для широкого круга сил и интересов, которые он активно стремится привлечь к политическому сотрудничеству. Новые игроки включаются в систему принятия решений, а их поведение регламентируется в соответствии с новыми правилами игры. Все это также расходится с классическими представлениями об авторитарном режиме. В отличие от «авторитаризма» термин «управляемая демократия» более адекватно описывает изменения в политической системе. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что этот термин представляет собою «оксюморон», т. е. подчеркнутое соединение двух в действительности несовместимых начал. Скорее всего, это полемический термин, окрашенный скрытой иронией. Представляется, что моноцентрическая конструкция свободна от таких противоречий. Она позволяет проследить за развертыванием новой политической системы из ее главного звена и непротиворечиво описывать, каким образом происходят изменения ключевых звеньев, игроков и свойств этой системы.
3. Сформировался ли в стране социально-политический субъект модернизации?
Какой-либо сложившийся субъект или субъекты модернизации в стране все еще отсутствуют. Можно говорить о группах с повышенным и пониженным модернизационным потенциалом. Социальные агенты модернизации - деловое сообщество и формирующийся средний класс - все еще очень слабы (и политически, и культурно), а «транзит» протекает в стране, которую можно отнести к разряду «государствоцентричных», т. е. такой, где государство продолжает сохранять большую прагматическую и символическую ценность. Основным субъектом модернизации выступает высшее политическое руководство страны. Важное политическое условие успеха модернизации – сохранение политического союза социальных субъектов модернизации с высшим политическим руководством.
В этих условиях главным становится формирование – и сохранение – многосоставной модернизационной коалиции. Такая коалиция начала складываться. Ее участники – Президент, технократическое (или либеральное – как кому нравится) крыло высших административных кадров, крупный бизнес, значительная часть формирующегося среднего класса и общегражданские объединения.
Проблема в том, что Кремль вступает центром не одной, а сразу двух широких политических коалиций. Модернизационная коалиция вынуждена сосуществовать с политической коалицией, которая включает в себя силы, которые привели Путина к власти.
И та, и другая не замыкаются в элитных группах и захватывают значительную часть общества. По составу участников обе коалиции пересекаются, но не совпадают полностью. Но политическая коалиция включает традиционалистски настроенные группы элиты и социально слабые слои, которые плохо вписываются в модернизационный вектор развития.
Двум политическим коалициям соответствуют и два больших проекта – модернизационный и государственнический. Включенность в обе коалиции обеспечивает силу и прочность политических позиций Кремля. Она же позволяет производить своего рода «перекрестное опыление» между двумя проектами: логика модернизации частично распространяется на «государственнический» проект, а логика «государственничества» – на модернизацию. «Государственничество» приобретает современные черты, а модернизация становится контролируемой.
4. Какова динамика отношения к Путину в элитных кругах и обществе в целом?
Парадокс состоит в том, что здесь о динамике говорить почти не приходится. Можно говорить о том, что накапливаются – или уже накопились – предпосылки для каких-то сдвигов, но никаких реальных сдвигов, которые можно было бы обсуждать, пока нет.
В то же время на рубеже 2001-2002 гг. произошло ухудшение внешних условий. Во внешней политике – жесткий курс США по утверждению своей гегемонии после событий 11 сентября (решение выйти из Договора по ПРО, появление американских военных в Грузии, протекционистские действия по импорту стали, возобновление давления Запада на России по «чеченскому вопросу»). В экономике – снижение темпов роста и угроза стагнации, неустойчивые цены на нефть.
Во внутренней политике - переход к новым отношениям в Государственной Думе с «правоцентристским» большинством и отлученной от власти КПРФ, подготовкой к «запуску» большого тура реформ до конца 2002 г. На горизонте – начало избирательной кампании в Государственную Думу 2003 г. И все это – на фоне неуверенной экономики, неустойчивых цен на нефть и внутренних конфликтов, порождаемых курсом на вступление в ВТО. Следующие два года обещают быть менее похожими на первые и более трудными.
В какой мере Путину удастся «снять» неизбежные последствия ухудшения внешних условий без существенного политического ущерба – этот вопрос продолжает оставаться открытым. Пока же можно лишь констатировать, что специфика поддержки Путина в каждой из групп становится все более рельефной: в обществе – это аванс, в элитах – вынужденность.
5. Как можно оценить внешнюю политику президента?
Внешнюю политику Путина можно охарактеризовать как переходную от адаптации к оптимизации с точки зрения расширения реальных возможностей и ослабления ограничений для поведения России на мировой арене. Вряд ли отсутствие обязывающих внешнеполитических деклараций, доктрин и формул может быть поставлено в вину действующему Президенту: в условиях повышенной неопределенности повышенная свобода маневра особенно важна.
6. Как выглядят сценарии дальнейшего президентства Путина?
Каковы ресурсы и границы возможностей президента?
Следует различать «вызовы» второй части первого президентского срока и задачи второго президентского срока. Вызовы ближайших двух лет выглядят следующим образом. Это:
§ завершение строительства моноцентрической системы
§ институционализация новой политической системы в ходе сдвоенного тура парламентских и президентских выборов 2003-2004 гг.
Возможны три основных сценария. Их названия достаточно «прозрачны».
Сценарий №1. Институционализация моноцентризма
Сценарий №2. Политический авторитаризм
Сценарий № 3. Возврат к «олигархическому сценарию»
Следует особо отметить, что в рамках «олигархического» сценария Путину места нет.
Выбор сценария будет определяться тем, каким образом будут решаться внутренние противоречия политического курса Путина (прежде всего – между модернизацией и моноцентризмом), а также силой – и способностью преодоления - новых внешних ограничений (состояния экономики и новых внешнеполитических вызовов).