Фельгенгауэр П.Е.

Сегодня очень многие справедливо говорили о том, что Владимир Путин не особо нуждается в правящей партии для управления страной, что он одинок, что опирается на силовые структуры, но при этом популярен в народе, что происходит его канонизация в средствах массовой информации, особенно подчиненных Кремлю. Надо назвать, в конце концов, вещи своими именами. Мы говорим о бонапартизме, в его классическом, марксистском определении. А бонапартизм возникает не случайно, но по вполне объективным причинам, не из-за того, что кому-то захотелось установить режим личной власти, или потому, что Олег Добродеев, скажем, заполняет госэфир сюжетами о том, как Путин проснулся, потянулся, зевнул и пирожок съел.

В последние два года в стране произошли действительно революционные перемены: часть бывших воров-олигархов сумели превратить свои награбленные деньги в работающий капитал, работающий на собственное развитие и на развитие страны. Не у всех, конечно, вышло. Ведь Гусинского не Путин разорил, он сам разорился, так же как и Виноградов, и Смоленский, поскольку набивать карманы, растаскивая советское добро, - это одно, а быть реальным и успешным капиталистом - совсем другое.

В последние два года в нефтяной отрасли сменился во многом состав высших менеджеров, сменилась бизнес-практика. Начались реальные серьезные инвестиции, вводятся в дело принципиально новые западные технологии добычи нефти. Снизился уровень издержек и впервые за 10 лет начало устойчиво расти производство сырой нефти в России. Причем рост этот не за счет запуска простаивавших старых, советских мощностей и вовлечения в трудовой процесс «скрытых» безработных, как это происходило последние два года во многих других областях экономики («рост без инвестиций»). В нефтяной индустрии начался нормальный экономический цикл: закупка нового оборудования и технологий, увольнение излишних работников и ликвидация не связанной с производством «социалки», вместо обычной постсоветской практики формального сохранения избыточных работников с выплатой им номинальной, часто задерживаемой зарплаты («скрытая» безработица). Соответственно усилиям, начала расти производительность труда, снижаться стоимость добычи барреля нефти и т.д.

В аппарате правительства, кстати, очень понимают угрозу резко нарастающей силы нефтяного капитала. Наши нефтяные компании обгоняют Саудовскую Аравию по объему экспорта и вполне могут погнать дальше. Наше нынешнее правительство они могут просто купить и полностью подмять.

Реальному капитализму, который не исчерпывается, конечно, нефтяной индустрией, но это самый лучший пример, плохо уживается с существующей советской по сути бюрократической военно-полицейской имперской системой. Внутриполитические и внешнеполитические цели нарастающего капитализма и бюрократической военно-полицейской системы, а также тесно связанного с ней нереформированного сектора экономики (старый ВПК, неконкурентоспособная обрабатывающая промышленность, колхозный агропром и т.д.) - радикально противоречат друг другу. Одним нужен многополярный мир, определенная удаленность от Запада, политический изоляционизм, экономический протекционизм, вхождение в ВТО лет через 100, мощная программа государственных инвестиций во все убыточные области экономики и т.д. Другим нужны: западные технологии, западные капиталы и банки, поскольку отечественные финансовые институты неспособны обеспечить необходимый уровень инвестиций. Новой, реально развивающейся части российского общества и экономики нужен устойчивый политический, а в дальнейшем, возможно, и военный союз с Западом, ускоренное вхождение в евро-атлантическое сообщество, которое одно только может обеспечить стабильность экономических и финансовых связей, облегчить передачу современных технологий, в том числе двойного назначения.

Но нашему растущему капитализму все еще очень нужна бюрократическая военно-полицейская система - чтобы контролировать нищее большинство. Нужен некий Бонапарт, «одинокий», стоящий как бы над обществом и над партиями президент классический внешний посредник между социальными группами, которые сами пока не могут договориться и создать зрелую, устойчивую западную демократическую систему сдержек и противовесов, обеспечивающую общественное спокойствие и стабильность.

Путин нужен также, чтобы как-то сдерживать полицейско-бюрократические эксцессы налоговиков и прочих надзирающих. Отсюда объективная природа незаменимости Путина. Причем особенно Путин нужен как гарант и защитник мелкому и среднему бизнесу - нарождающемуся классу лавочников - классической опоры сильной, вертикально-выстроенной бонапартистской власти. Это, похоже, стали понимать и в Кремле. Кампания защиты и поощрения малого бизнеса может стать большим, чем просто очередное пропагандистское поветрие.

Я соглашусь с Александром Ципко в том, что режим Путина в принципе никак не отличается от режима Ельцина. В личном плане трудно найти двух более разных людей. Но социальная база и основная социальная функция - надклассовый, надпартийный посредник и арбитр - прежние, что, кстати, объясняет, почему после двух лет, когда Путин никем в стране не воспринимается, как «приемник» и давно стал совершенно самостоятельной, политически более сильной, чем Ельцин фигурой, он, Путин, продолжает во многом опираться на доставшихся в наследство назначенцев так называемой «семьи».

Нынешний режим, со всеми его минусами и плюсами, с путинской стабилизацией, управляемой демократией и сервильным телевидением - совершенно исторически неизбежен в нынешней России. То есть мог, в принципе, наш Наполеон мог зваться хоть Сергеем иль Александром, а не Владимиром, но разница была бы лишь в нюансах (скажем, увлечение хоккеем вместо горных лыж). Социальная вакансия на Наполеона была открыта, а человек - нашелся.

Путину предстоит много лет, если не десятилетий оставаться у власти в Кремле (конституция в России, как известно, подвержена изменениям). Но бонапартизм все же исторически ограничен по времени. Путинская удивительная свобода рук во внешней и внутренней политике, ограниченная, только объективными физическими и финансовыми возможностями страны, станет опасным анахронизмом, когда созревающее обществ через окрепшие политические партии потребует введения действенных западных сдержек и противовесов вместо делегирования всех полномочий власти всепонимающему и всесильному Бонапарту.

Конец может быть хороший, как в постфранкистской Испании, то есть плавный, успешный переход в обычную западную капиталистическую демократию, с бурно растущим средним классом, развивающейся экономикой и т.д. Но может быть, как в Индонезии, когда рухнул режим Сухарто, а вместе с ним началась социальная и территориальная дезинтеграция страны. Наполеон III, о котором писал наш любимый классик Карл Маркс, тоже плохо кончил, проиграв войну немцам, хотя Париж он весьма украсил, а Франции задал мощный импульс модернизации и развития. К чему приведет нас Путин - не знаем.