Пикаев А.А. События 11 сентября и их возможное воздействие на политику безопасности США

События 11 сентября 2001 г. оказали серьезное воздействие на внешнюю и оборонную политику Соединенных Штатов. Было бы преувеличением утверждать, что эта дата стала поворотным пунктом в мировой истории. Однако захват четырех пассажирских авиалайнеров исламскими фанатиками посредством ножичков для резки бумаг и последующая атака на Международный торговый центр в Нью-Йорке, а также на Пентагон в пригороде Вашингтона в значительной степени ускорила и сделала более явными процессы в американской и мировой политике, начавшиеся после окончания холодной войны.

В 90-е годы Соединенные Штаты переживали один из наиболее длительных и значительных периодов экономического подъема в своей истории. Это позволило им серьезно усилить свои позиции в мире. Подобное укрепление позиций произошло не только в связи с распадом Советского Союза, но и за счет перераспределения влияния внутри западного мира. Обе другие крупнейшие державы Запада – Германия и Япония – испытывали известную экономическую стагнацию. Европейский Союз сконцентрировался на внутренних процессах интеграции, и не сумел занять место в мире, соответствующее его экономическим возможностям. Значительный рост наблюдался в ряде крупнейших стран «третьего мира» – Китае, Индии, Бразилии. Но этот рост пока не привел к качественному изменению роли этих государств, поскольку они начали свое развитие с весьма низкого уровня.

Данные процессы способствовали беспрецедентному увеличению влияния Соединенных Штатов на международной арене после периода, непосредственно последовавшего после окончания второй мировой войны. Это создало объективные предпосылки для стремления Вашингтона решать международные вопросы, затрагивающие интересы США, односторонним путем, все менее полагаясь на международные режимы и институты. Такой унилатерализм оказывал растущее воздействие на негативное отношение Соединенных Штатов к ООН и ряду важнейших режимов ограничения и нераспространения вооружений, включая Договор по ПРО.

В условиях явного и растущего доминирования Соединенных Штатов в глобальной политике другие государства и негосударственные игроки на мировой арене испытывали все возрастающие сложности в противодействии ряду аспектов американской политики. Это создавало стремление у части этих игроков к внесистемному сопротивлению господству США, в том числе и посредством террористических методов. Именно такое внесистемное сопротивление и привело к террористическим актам 11 сентября.

После 11 сентября американская политика может развиваться по одному из трех сценариев:

· дальнейшее усиление унилатералистских тенденций во внешней и оборонной политике;

· под влиянием угрозы продолжения несистемного сопротивления Соединенные Штаты могут сделать выбор в пользу более кооперативного поведения на международной арене с большей опорой на многосторонние институты и режимы;

· процесс поворота в сторону большей кооперативности может занять достаточно длительное время, носить весьма болезненный и противоречивый характер и сопровождаться всплесками крайнего унилатерализма.

В течение нескольких месяцев, последовавших за событиями 11 сентября, американская политика носила достаточно противоречивый характер, свидетельствующий о том, что события стали развиваться по третьему сценарию. С одной стороны, был предпринят ряд действий, носивший чисто унилатералистский характер. Вместо опоры на действующие международные институты и режимы, такие как НАТО и ООН, Соединенные Штаты предпочли осуществить акцию возмездия с опорой на временную коалицию государств, поддержавших американские авиарейды против Талибана в Афганистане.

С другой стороны, после первоначального шока стали появляться некоторые признаки большей кооперативности. В частности, Вашингтон решил погасить часть долга, накопившегося в результате неуплаты части его взносов в ООН. Кроме того, деятели умеренного крыла администрации Дж. Буша, прежде всего, госсекретарь Колин Пауэлл, стали восстанавливать свои внутриполитические позиции, утраченные ими в первые месяцы 2001 г. Наконец, Вашингтон в конечном итоге сделал выбор в пользу развертывания миротворческих сил в Афганистане на переходный период по мандату Совета Безопасности ООН – что, в целом, соответствовало модели миротворчества, сложившейся на Балканах в 90-е годы.

События 11 сентября стали серьезным шоком для общественного мнения Соединенных Штатов. Как и после нападения японцев на Пирл-Харбор в декабре 1941г., американская общественность теперь в подавляющем большинстве поддерживает участие США в широкомасштабных военных операциях за рубежом. Более того, значительное количество потерь среди гражданского населения в результате террористических актов – более 5 тыс. чел., или примерно вдвое больше, чем в Пирл-Харборе – привело к тому, что общественное мнение в Соединенных Штатах оказалось готово принять существенные потери в ходе военных акций за рубежом. Можно говорить об окончательном преодолении «вьетнамского синдрома». По-видимому, в течение нескольких лет будут отсутствовать сколько-нибудь серьезные внутриполитические ограничители для ведения широкомасштабных военных действий. Это позволяет сделать вывод о том, что США будут в гораздо большей степени склонны к осуществлению более значительных и длительных интервенционистских действий в Старом Свете, чем в 90-е годы.

В Соединенных Штатах стали лучше понимать, что новые угрозы их безопасности сдвинулись в Азию. Если в 90-е годы было принято считать, что западное геополитическое пограничье пролегает на востоке Европы, то в результате развертывания американских войск в Узбекистане это пограничье неожиданно и радикально продвинулось до южных границ бывшего СССР. Россия, ранее воспринимавшаяся как государство, скорее, находящееся вне пределов западного мира, оказалась глубоко «в тылу» новой линии «фронта». И это может уже в ближайшее время коренным образом изменить представление на Западе об участии России в основных западных военно-политических институтах, возможно, включая НАТО.

Сдвиг американских приоритетов безопасности в направлении азиатских театров, готовность США к более длительным и чреватым большими потерями военным действиям не могут не отразиться на трансатлантических отношениях. В странах континентальной Европы оказались явно не готовы к новому повороту в политике США. После кратковременного взлета симпатий к американцам после 11 сентября там нарастает недовольство затянувшейся воздушной кампанией против Афганистана, приведшей к значительным жертвам среди гражданского населения. Кроме того, в отличие от США, европейские страны не могут согласиться принять участие в военных действиях на отдаленных театрах, если они чреваты большими потерями среди военнослужащих. Это делает проблематичным их реальное участие в возможной наземной операции в Афганистане, а также, в перспективе, на других азиатских театрах.

Если большинство европейских государств не готово к широкомасштабному участию в военных действиях в Азии, то Соединенные Штаты, скорее всего, продолжат сокращение своего военного присутствия в Европе. Еще до 11 сентября Вашингтон явно стремился к ограничению своего участия в миротворческих операциях на Балканах. Об этом свидетельствует динамика участия США в трех балканских операциях – Боснии, Косово и Македонии. В 1995 г. в Боснии военная операция, как и последовавшая вслед за ней миротворческая миссия, осуществлялись под очевидным руководством Соединенных Штатов. В 1999 г. в Косово военная кампания велась при явном американском лидерстве, но в миротворческой операции лидерство пришлось взять на себя европейцам. В 2001 г. в Македонии США согласились взять на себя лишь достаточно символическую функцию материально-технической поддержки, тогда как основное бремя легло на плечи европейских государств. Начавшаяся кампания в Афганистане способствует дальнейшему сокращению американского присутствия на юго-востоке Европы, потребовав переброски части сил с Балкан и их замену европейскими контингентами.

Сдвиг приоритетов США в Азию снизил роль НАТО во внешней и оборонной политике Вашингтона. Из-за позиции большинства европейских стран Альянс оказался неспособным реально поддержать Соединенные Штаты в войне против Талибана, ограничившись небольшой передислокацией сил в европейской зоне с тем, чтобы высвободить американские силы и средства для переброски на Восток. Визит генерального секретаря Альянса лорда Робертсона в Вашингтон, состоявшийся в октябре 2001г., был, по мнению наблюдателей, неудачным, и не смог переломить наметившуюся в США тенденцию действовать в обход этой организации. Такая тенденция проявилась еще в результате косовской войны. Тогда американские военные были недовольны сложностями, которыми сопровождалось достижение консенсуса в НАТО относительно различных аспектов проведения косовской кампании. По их представлениям, необходимость достижения консенсуса – а это было сложной задачей, учитывая, что в частности, в Греции, до 90% населения выступало против войны, – существенно снизило эффективность и гибкость при осуществлении воздушных рейдов против Югославии.

Если продолжится тенденция к «европеизации» балканских операций, то можно ожидать, что деятельность НАТО в Европе вступит в растущее противоречие с быстро формирующейся Объединенной политикой в области безопасности и обороны государств ЕС. Ожидается, что к 2003г. будет сформирован Еврокорпус быстрого реагирования, который будет насчитывать 60 тыс. чел. Это сопровождается созданием общих военно-политических органов Евросоюза в Брюсселе. После завершения этого процесса уже в ближайшие годы может возникнуть закономерный вопрос: если происходит деамериканизация миротворческих операций в Европе, то почему лидирующую роль там должна играть НАТО, а не чисто европейские институты? Во всяком случае, данная тенденция может еще более усилить дебаты относительно растущей конкуренции основных институтов европейской безопасности, о роли и месте этих организаций. И в условиях сдвига американских приоритетов в Азию эти дебаты необязательно завершатся в пользу Североатлантического альянса.

Разумеется, было бы ошибочно полагать, что появляющиеся признаки конкуренции между НАТО и Евросоюзом в обеспечении европейской безопасности означали бы серьезный разрыв между ЕС и Соединенными Штатами. Скорее всего, стороны предпримут максимум усилий, чтобы возникающие противоречия были разрешены кооперативным путем. При определенных условиях, Вашингтон сам может оказаться заинтересованным в передаче Евросоюзу урегулирование ряда нынешних и потенциальных конфликтов в европейской зоне.

Очевидная непопулярность НАТО в России создает питательную среду для того, чтобы с известным злорадством следить за испытываемыми этой организацией определенными неприятностями. Однако Североатлантический альянс – это важнейший инструмент, все еще позволяющий западноевропейским государствам оказывать влияние на американскую внешнюю и оборонную политику. В условиях недовольства в Вашингтоне деятельностью ООН, НАТО, в сущности, осталось единственным влиятельным многосторонним институтом, вынуждающим Соединенные Штаты действовать в кооперативных рамках и, отчасти, сдерживающим их от проведения односторонних действий. Ослабление альянса может поощрить Вашингтон на проведение еще более крайней унилатералистской политики на международной арене.

События 11 сентября изменили формат дебатов вокруг ПРО. Ранее демократическое большинство сената рассчитывало сократить запрос администрации на нужды ПРО и добиться того, чтобы сенат давал разрешение на проведение каждого испытания с тем, чтобы предотвратить нарушение Договора по ПРО. После террористических актов демократы приняли решение солидаризироваться с администрацией Дж. Буша и сняли свои возражения по ассигнованиям на противоракетные программы. Таким образом, временно перестал действовать ключевой внутриполитический ограничитель деятельности республиканской администрации в данной области.

Широкие симпатии в отношении Соединенных Штатов после событий 11 сентября в известной степени ограничили возможности их западноевропейских союзников по оказанию давления на Вашингтон в пользу отказа от одностороннего выхода из Договора по ПРО. В этих условиях предпринимавшиеся Россией и Китаем в 1999 и 2000 годах довольно успешные попытки организовать широкую международную кампанию в защиту этого Договора посредством одобрения соответствующих резолюций на Генеральной ассамблее ООН вряд ли могли бы возыметь аналогичный эффект в 2001г.

Тем самым, администрация Дж. Буша осенью 2001г. оказалась в уникальной ситуации, когда прежние внутренние и внешние ограничители временно перестали действовать. Это создало понятный стимул воспользоваться возникшими благоприятными обстоятельствами и форсировать проблему ПРО. Не случайно в преддверии Шанхайского саммита АТЭС, состоявшегося в октябре 2001г., президент Дж. Буш заявил о том, что создание системы ПРО остается важнейшим приоритетом его администрации.

Вместе с тем, появились новые ограничители внешнеполитического характера. Трудности в проведении операции возмездия в Афганистане все же, вопреки заявлениям администрации США, привели на практике к некоторому снижению места ПРО в системе приоритетов Вашингтона, хотя и не в столь сильной степени, как НАТО. Кроме того, необходимость поддерживать хорошие отношения с Россией и Китаем в ходе антитеррористической кампании вынуждает администрацию Буша к более осмотрительному курсу в отношении Договора по ПРО. Видимо, с этим связано то, что несмотря на сложившуюся благоприятную конъюнктуру, Соединенные Штаты так и не решились в текущем году выйти в одностороннем порядке из этого Договора.

Тем не менее, события 11 сентября неизбежно будут использоваться в качестве дополнительного более долгосрочного аргумента в пользу развертывания системы ПРО. Предпринятые фанатиками-самоубийцами террористические акты придают большую убедительность аргументу, что Соединенные Штаты нуждаются в противоракетной обороне на случай, если доступ к ядерному оружию приобретет склонный к суициду диктатор. В этом случае тысячи американских ядерных боезарядов могут оказаться бессильными для его сдерживания от ядерного нападения и, следовательно, система ПРО может оказаться единственным средством для защиты территории США.