Кузнецов А.И.

События 11 сентября произвели такой сильнейший психологический шок во всем мире, что общественное мнение до сих пор остается под своего рода гипнозом этой даты. Если верить многочисленным оценкам и комментариям относительно последствий этих событий, то может и впрямь сложиться впечатление, что мир был заново сотворен 11 сентября. Но мы знаем, что это не так. Н.А.Симония в своем докладе убедительно проиллюстрировал это на примере глобальных тенденций в мировой политике и экономике. То же самое можно сказать и о внешней политике России.

Если мы внимательно посмотрим на ту позицию, которую Россия заняла после событий 11 сентября, то увидим, что в ней по существу нет ни одного элемента, который принципиально противоречил бы тому, о чем российская дипломатия постоянно и настойчиво заявляла в последние годы, правда, к сожалению, далеко не всегда встречая положительный отклик.

В частности, мы говорили о том, что пора пересматривать стереотипы в отношении сложившейся структуры международной безопасности после «холодной войны». Призывали серьезно заняться противодействием новым угрозам и вызовам, которые лежат в иной плоскости, чем те, против которых создаются "противоракетные щиты" и т.д. И сегодня для многих это стало очевидным, хотя, конечно, никто не мог себе представить, что вызов международного терроризма приобретет такие чудовищные масштабы.

Мы также говорили о том, что для эффективной борьбы с этими угрозами нужны новые механизмы, иная модель международной безопасности, а следовательно, и новое качество взаимодействия между Россией и Западом. При этом для нас было очевидным, что партнерства неравного, партнерства по принципу «ведущего» и «ведомого» не получится. Это мы проходили в начале 90-х годов, и такая формула не сработала. Партнерство может быть только равноправным. И сейчас мы видим, как наши западные партнеры ищут новые формулы взаимодействия с Россией. Кстати, сегодня утром я прочитал в Интернете, что целый ряд американских «мозговых центров» получил заказ на разработку рекомендаций относительно новых механизмов взаимоотношений между Россией и НАТО. В рамках Европейского Союза мысль также работает в этом направлении.

Задолго до 11 сентября мы говорили о том, что проблема международного терроризма носит глобальный характер. Но вы помните, что еще несколько месяцев тому назад на Западе это ставилось под сомнение. Сплошь и рядом действовали двойные стандарты, когда одни террористы воспринимались как преступники, а другие чуть ли не как борцы за свободу. А сейчас те, кто нас критиковал за операцию в Чечне, уже начинают искать какие-то иные подходы.

То же самое, но со своими нюансами, происходит в российско-американских отношениях. Ведь новая атмосфера, которую мы сейчас видим накануне визита Президента Российской Федерации В.В.Путина в Вашингтон и в Техас, начала формироваться до 11 сентября. Все началось раньше, во время встреч в Любляне и в Генуе. Именно там были произнесены ключевые слова о том, что «холодная война» закончилась, и что мы больше не противники, а значит, надо воплотить эту формулу в конкретные механизмы взаимоотношений между нашими странами. И сейчас стоит вопрос о том, как это перевести на язык практических дел. Это сложная проблема – слишком велика инерция не только «холодной войны», но и «холодного мира», который продолжался последние годы.

Я полностью согласен с теми, кто говорил, что никаких иллюзий не должно быть. Это тоже часть нашего опыта. Ведь очевидно, что проблемы в наших отношениях с Соединенными Штатами никуда не исчезли. Но если бы действительно нам удалось бы выйти на новое понимание взаимоотношений России и Соединенных Штатов в изменившемся мире, тогда, наверное, многие проблемы, в том числе и ПРО, и расширение НАТО, и многое другое, включая даже такие непростые вопросы, как взаимоотношения на пространстве СНГ и в Центральной Азии, смотрелись бы в другом свете. Исчезла бы логика взаимоотношений, присущая государствам, которые считают друг друга потенциальными противниками. Складывается впечатление, что сейчас наступает некий «момент истины», когда мы должны отбросить «торгашество», о котором говорил Г.И.Мирский, поскольку появился такой мощный элемент, как ощущение общего врага. Раньше его не было, а сейчас оно появилось. И для России борьба с международным терроризмом столь же актуальна, как и для Соединенных Штатов, и для всего мирового сообщества.

И все же хотелось бы ответить на вопрос: а что же нового появилось после 11 сентября? Мне кажется, что один из новых элементов, о котором подробно здесь еще не говорили, – это факт существования глобальной антитеррористической коалиции. Интересно отметить, что эта коалиция была создана на тех самых условиях, к которым мы постоянно призывали, когда шла речь о противодействии глобальным вызовам, то есть на базе ООН. В последнее время принят целый набор резолюций Совета Безопасности, которые конкретизируют задачи мирового сообщества в борьбе с терроризмом и придают легитимность действиям и Соединенных Штатов, и в целом коалиции.

В том, что касается дальнейших перспектив, существуют два принципиальных вопроса. Первый вопрос из них – это роль коалиции, ее судьба применительно к конкретным задачам борьбы с терроризмом. Совершенно очевидно, что без твердой политической поддержки со стороны таких стран, как Китай, Россия, Индия и других, Соединенных Штатам пришлось бы гораздо труднее в той борьбе, которую они ведут. И самый серьезный риск, с которым они сталкиваются, – это риск оказаться один на один с яростным исламским миром, который действительно может дойти до такой точки кипения, когда будут просто отброшены все умеренные силы, о чем также говорил Г.И.Мирский.

Тот факт, что в момент наивысшего психологического шока в первые дни после 11 сентября Соединенные Штаты все-таки не пошли на авантюристические действия и не бросились, очертя голову, бомбить кого попало, а собрались с мыслями и, в первую очередь, попытались опереться на сотрудничество с мировым сообществом, говорит о том, что, может быть, в более спокойной обстановке эта тенденция тем более будет сохраняться.

Второй вопрос – что будет с антитеррористической коалицией в дальнейшем? Чем она станет – эпизодом на этапе эмоционального переживания событий 11 сентября или все-таки основой какой-то новой модели международных отношений?

По моему убеждению, нашим национальным интересам в наибольшей степени, отвечало бы возникновение на базе этой коалиции новых механизмов международного сотрудничества, в которых Россия была бы одним из центров принятия решений наряду с Европейским Союзом, с Китаем, Индией и другими странами. Иными словами, одним из центров международного сотрудничества в многополярном мире.