Иванов И.Д.

Я согласен, что не нужно спешить с драматическими оценками того, что произошло. Нужно время, чтобы более внимательно присмотреться к этим событиям, не разругаться с исламом в целом. Ведь мы имеем значительное исламское население, а Северный альянс – это тоже ислам. И, наоборот, в Латинской Америке нет сторонников ислама, а террористов сколько угодно.

Хотел бы особо остановиться на экономических последствиях 11 сентября. Я не считаю, что мировая экономика понесла от этого теракта какой-то нокаутирующий удар. Как параллель, в какой степени теракты российских эсеров повлияли на становление капитализма в России? Наверное, тоже ни в какой.

Да, был краткосрочный сбой в системе финансовых расчетов, в работе информсетей в той части, в которой они были завязаны на башни МТЦ. Выпал ряд расположенных в них операторов рынка, в том числе рынка ценных бумаг. Существенные убытки понесли туризм и авиационные кампании. Хотя у последних без того было тяжелое финансовое положение. Суммарно, США получат от игр Олимпиады в Солт Лейк-Сити примерно на миллиард долларов меньше, чем ожидалось, но убытки других стран гораздо меньше.

Важнее, наверное, долгосрочные экономические последствия на уровне корпораций и на уровне государства. Так, корпорации поставлены сейчас перед необходимостью существенного повышения расходов на обеспечение безопасности своей инфраструктуры, сотрудников и баз данных. Можно ожидать становления индустрии деловой безопасности, её бума. Это расходы и для нас, но может быть, и второе дыхание для ВПК. В России есть в работе или в заделе многие вещи, о недостатке которых говорят сейчас американцы, включая аппаратуру конвейерного обеззараживания почты. Его поставки уже начались.

Возрастут и иные накладные расходы компаний. Придется дублировать базы данных, организовывать резервные пункты энергопитания и управления, усиливать личную охрану высших менеджеров, в т.ч. от похищений.

Станет более тщательным отбор корпоративного персонала. Возможно, что расхожая формула о лицах определенной национальности (вероисповедания) получит свое международное измерение и это уже началось.

Идет ощутимое повышение страховых сборов по ряду экономических операций и районов, в основном в области транспорта, связи и недвижимости.

Бизнес, чего он не делал раньше, активно идет на объединение с государством своего потенциала в области дипломатии и разведки. И эта частная дипломатия и разведка, сотрудничает уже не только с отечественными органами, но и аналогичными службами других государств.

На государственном уровне предпринимается очень активная работа по инвентаризации и осмыслению новых угроз. Контуры нового врага пока плохо видимы. Создаются системы быстрого организационно-правового реагирования на терроризм, причем даже за счет традиционной либеральной демократии.

Можно ожидать ужесточения финансово-экспортного контроля, в частности, расширения ограничительных списков ядерных, химических и биологических материалов. Финансовый контроль, в т.ч. по линии ФАТФ, переходит от выявления последствий правонарушений к перекрытию корней и каналов финансирования терроризма. Это кстати, довод за исключение России из «черного списка» ФАТФ, ибо без нашего участия такая борьба может иметь лишь ограниченный успех.

Уже ужесточается режим виз и иммиграции. Причем не только против стран-изгоев, но и государств, имеющих прозрачные границы. Это касается и России, её южных границ. И когда мы ныне просим на консультациях с ЕС льгот по Шенгенскому соглашению, от нас твердо требуют предварительного заключения соглашения о реадмисии. Но это для нас разорительно, ибо мы сейчас не можем за свой счет возвращать в места их происхождения десятки и сотни тысяч незаконных эмигрантов, транзитирующих через Россию.

Что касается международного сотрудничества, почему-то никто здесь не упомянул Организацию Объединенных Наций. А «черный сентябрь» – это шанс для нее повысить свой престиж и действенность. Другое дело, что в Уставе ООН агрессором может быть только государство, а не физическое или юридическое лицо. Но эта организация должна проявить бóльшую активность, еще и потому что бомбить можно только с санкции Совета Безопасности. И если сейчас кого-то бомбят правильно, то неясно кто односторонним решением может попасть под бомбежку в следующий раз. В истории был Ирак, но была и Сербия.

В масштабном плане в системе современного производства и, если хотите, цивилизованного уклада, выявился ряд звеньев, слабо защищенных против терроризма. Это, прежде всего, транспорт, в том числе авиационный транспорт. Это и энергоснабжение. Это – связь, причем не только телекоммуникации, но и информатика. Современный терроризм стал наукоемким и не составляет особого труда регулярно запускать в компьютерные системы вирусы или «взламывать» базы данных корпораций и государства, парализуя их. Сюда же можно добавить здравоохранение, причем врачи говорят, что они боятся эпидемий не тех болезней, которые на слуху, а тех, которые были подавлены и забыты. Медицина потеряла опыт борьбы с ними, нет запасов соответствующих вакцин.

Очевидно, предстоит усилить контроль за продовольствием, причем не только конечным, но и за кормами, ибо через них легче и шире передавать заразу. Это наглядно показал «диоксиновый кризис» в Западной Европе в конце 90-х годов.

Самым сложным на перспективу является нефтяной сценарий, тем более для нас. Как бы не убеждало нас Минэкономразвитие, что будущее российской внешней торговли связано с ВТО, всего один дополнительный доллар за баррель нефти пока дает нам больше, чем преимущества членства в этой организации, в т.ч. для бюджета.

Прямой связи 11 сентября со снижением цен нефти я не вижу. Важнее была здесь наша слоновья «энергетическая дипломатия», рассорившая нас с ОПЕК. Но если американская операция возмездия будет расширяться и создастся впечатление, что разница между исламом и терроризмом в её ходе утеряна, то можно ожидать политического сокращения предложения нефтепродуктов и нефти в адрес отдельных стран со стороны отдельных мусульманских нефтеэкспортеров. Здесь необходим дальнейший экспертный анализ.

Наша страна дала понять, что если такое случится, мы компенсируем Западу нехватку топлива. Но здесь есть большие сомнения. Наш ТЭК работает на пределе возможностей. По мере выхода из кризиса, повышенный спрос предъявит внутренний рынок, тем более что энергоемкость отечественного производства в три-четыре раза выше, чем на Западе и на 10% выше, чем была до перестройки. У нас с 1992 г. практически прекращена геологоразведка, оборудование наполовину изношено и устарело. Уже сейчас мы вынуждены притормаживать экспорт, облагая его экспертными пошлинами и ограничивая «балансовыми заданиями». И во всем этом нужно отдавать себе отчет.

Здесь правильно говорилось о связи 11 сентября с конфликтом Север-Юг, пусть опосредствованной. Проблема Север-Юг активно обсуждалась в 70-х годах, потом наступило затишье, но она осталась, вновь заявив о себе в конце 90-х годов. В частности, развивающиеся страны проявили невиданное упорство в отстаивании своих интересов в ВТО. Родился антиглобализм. При этом Россия в обоих случаях застревает где-то посередине, но это не преимущество, а сигнал политически определиться.

Однополярный или многополярный мир? Если США свяжут себе руки террористической операцией, то конечно же, получат бóльшую способность к самовыражению и другие страны, даже мелкие и средние страны, не говоря уже про Китай. Но мне кажется, что сейчас вряд ли стоит «меряться полюсами», нужно бороться с общим новым злом, хотя, конечно же, на базе национального прагматизма, без демонстративного самопожертвования, которое иногда у нас проскальзывает.

Но есть и один практический вывод. К всеобщему удивлению, в хвосте антитеррористических действий оказались ЕС и даже НАТО. ЕС попросту не отреагировало на события политически, потеряло лицо как союзник. По этому и нам стоит на перспективу воздержаться от эйфории «евроцентризма», не связывать всю свою политику лишь с этим направлением как к этому призывают иные борзые публичные политики.

Наконец, о Средней Азии. С позиций все того же национального прагматизма американское присутствие в этом районе нуждается в мониторинге. Одно дело, если оно сугубо временное, но другое, если это надолго. Через Узбекистан идут громадные поставки туркменского газа в Россию, Европу и на Украину. Мы и США соперничаем на Каспии за пути вывода его энергоносителей на мировой рынок. Нам быстрее удалось создать для этого инфраструктуру, показать несостоятельность альтернативного нефтепровода Баку-Джейхан. Но постоянные американские базы в Узбекистане дают всему делу новый расклад, как в глазах производителей, так и потребителей каспийского углеводородного сырья.