Никонов В.А. Меняющийся мировой контекст и место России

Новые реальности XXI века

Этапы человеческой истории не совпадают с круглыми календарными датами. Двадцатый век начался в августе 1914 года, закончился 10 лет назад в Беловежской пуще. Похоже, 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне наступил XXI век.

Сейчас мы не знаем, будет ли он более благосклонным для человечества, нежели XX-й. Но ясно, что век грядущий будет другим.

Мир XX века был довольно структурированным и прогнозируемым. Соревновались две группы государств, две системы, каждая из которых организовывала и контролировала свою часть планеты, не допуская там крупных безобразий. Военные конфликты вспыхивали в точках наиболее тесного соприкосновения двух систем (часто внутри одной нации – Корея, Вьетнам, Афганистан) и не достигали слишком высокой интенсивности из-за опасений перешагнуть ядерный порог. Мироустройство XXI века куда более хаотично. Соединенные Штаты, выступающие в роли единственной сверхдержавы, не в состоянии заниматься всем, что происходит на Земле, и не испытывает к этому слишком большого желания. Мир по факту становится многополярным, что делает его менее структурированным.

На место идеологического водораздела по линии Восток-Запад грозит прийти раскол на богатый Север и нищий Юг, на сытых и голодных. Классовое разделение все более стремительно и наглядно замещается религиозно-этническим или совпадает с ним. Воюют не силы коммунизма и демократии, а различные этносы, представляющие основные религии. Коммунистическая (или антикоммунистическая) убежденность XX века заменяется религиозным фанатизмом. Причем таким, который свою или, тем более – чужую жизнь не ценит ни на грош.

В прошлом веке сталкивались государства, каждое из которых старалось иметь большие армии, флот, авиацию и желательно ракетно-ядерное и другое оружие массового поражения. Обладание всем этим джентльменским набором было под силу только великим державам, количество которых не превышало пяти. Сейчас же даже великим государствам может быть брошен вызов не другой страной, а просто группой решительно настроенных людей. Им не нужны вооруженные силы и ядерное оружие. Они могут нанести потери, сопоставимые с результатами действий крупных армейских подразделений, как мы видим, просто воспользовавшись захваченными самолетами страны-противника. Теоретически, террористы могут нанести и ядерный удар, если их целью станут, атомные электростанции.

Оружие массового поражения больше не является привилегией клуба избранных наций. Знание о том, как его производить, давно перестало быть тайной. За Пакистаном, Индией, Израилем, уже создавшими атомную бомбу, стоит целая вереница т.н. «пороговых» стран, готовых это сделать в любой момент. Химическое и бактериологическое оружие, от которых цивилизованные страны спешат избавиться, напротив, только начинает появляться в арсеналах развивающихся стран, становясь для бедных их главным оружием массового поражения. Защититься от него с помощью традиционных военных средств обороны практически невозможно. Десятого сентября, за день до трагедии председатель сенатского комитета по международным делам Джо Байден, говоря о планах создания системы противоракетной обороны, пророчески заметил: «Мы истратим все деньги на отражение наименее вероятной угрозы, а тем временем настоящая угроза придет в корпусе корабля, фюзеляже самолета, просто в рюкзаке или пузырьке».

В XX веке страны-лидеры пытались контролировать уровень вооруженности, создав систему договоров о стратегических и обычных вооружениях. Сейчас не исключено, что вся эта система исчезнет вслед за выходом США из договора по ПРО, после чего поставить гонку вооружений в какие-либо рамки будет крайне затруднительно.

Глобализация принесла не только электронные потоки данных и транснациональные корпорации, но и транснациональные преступные организации. Терроризм, впервые изобретенный российскими народовольцами, в прошлом веке стал достоянием развитых стран, а сейчас окончательно глобализировался. Нью-йоркские небоскребы и Пентагон таранила интернациональная группа смертников, имевших паспорта разных стран и располагавших многочисленными соратниками в Европе и самой Америке.

Мир стал динамичнее, сложней и опасней. Никто уже не застрахован от кровопролития, даже самая богатая и вооруженная страна, со всех сторон защищенная океанами.

Россия и Запад после 11 сентября

Есть события, которые резко ускоряют ход истории, делают еще вчера невозможное возможным, заставляют глав государств и дипломатов за считанные дни проходить дистанцию, на которую раньше уходили бы годы.

Ничто так не ускоряет время, как наглядное осознание явной угрозы, и ничто так не сплачивает, как  общий противник. 11 сентября 2001 года у России и западного сообщества впервые после второй мировой войны появился общий зримый враг – международный терроризм. Причем, в отличие от предыдущего общего врага – государств нацистской оси, путь к победе над которыми был понятен и означал разгром армий, взятие соответствующих столиц и смену преступных режимов, нынешний противник интернационален, вездесущ, может находиться в любой стране и принимать любое обличие. Этого врага нельзя победить в ограниченной по времени открытой войне.

Владимир Путин однозначно рубанул по гордиевому узлу давнишних споров  западников, евразийцев и азиопцев, решительно и однозначно определив, с кем Россия. Мы с силами цивилизации против сил хаоса. При этом президент продемонстрировал более быструю реакцию на изменившуюся обстановку, нежели большая часть российской и западной политической элиты, которая, демонстрируя полное отсутствие воображения, по инерции продолжала дискутировать в духе старой повестки дня, как будто ничего не изменилось не только с 11 сентября, но и со времен «холодной войны». В заявлениях политиков и экспертов по-прежнему сквозили традиционные и плохо скрываемые антиамериканизм, с нашей стороны, и русофобия – с их; рассуждали о том, кто больше выигрывает геополитически от новой ситуации – Россия или Запад, хотя главный конфликт уже давно переместился в другую плоскость.

Путин совершенно правильно прочувствовал возможность выйти на качественно более высокий уровень отношений с Западом. Это предполагает выработку новой повестки дня по самому широкому спектру вопросов, ответы на которые определят и степень нашего участия в конкретной контртеррористической битве, и наше место в мироустройстве XXI века.

Есть ответы, которые мы должны дать сами себе. России нужно прежде всего определиться, считает ли она себя европейской, демократической страной и видит ли свое будущее в компании себе подобных. Кто для нас Америка: скорее партнер или скорее противник? Путин, похоже, уже решил, основная часть политического класса – нет.

Но есть вопросы, на которые хотелось бы получить ответы от Запада, США, особенно учитывая, что в планируемой антитеррористической кампании Россия может принести пользы куда больше, чем большинство европейских членов НАТО за исключением разве что Великобритании.

Что важнее – стратегическое сотрудничество с Москвой или прием в НАТО прибалтийских стран? Вступая в антитеррористическую коалицию, Россия сильно рискует: у нас самих не обустроены южные рубежи, мы можем столкнуться с дестабилизацией в Центральной Азии, недовольством части мусульман внутри страны и стать следующей крупной мишенью террористов. При этом мы взяли на себя обязательства помогать Западу, но пока не услышали никаких встречных обязательств. Если события будут развиваться по сложному сценарию и Россия сама станет жертвой агрессии, нас хоть кто-нибудь собирается защищать? Для членов НАТО проблема автоматически решается статьей 5 Североатлантического договора. А для России?

Каким образом, против кого, вместе или раздельно Россия и США будут создавать систему противоракетной обороны?

Готовы ли на Западе отказаться от деления террористов на «хороших» (вахабитские экстремисты в Чечне) и «плохих» (талибские экстремисты из числа друзей бен Ладена в Афганистане) и подержать наши акции против баз боевиков, в  том числе и за пределами Чечни, если они там обнаружатся?

Усиление позиций России в весьма взрывоопасных регионах Средней Азии и Закавказья – фактор негативный, как Запад это воспринимал до последнего времени, или все-таки позитивный? Нам будут по-прежнему вставлять палки в колеса на всем пространстве СНГ, или перестанут?

Важны проблемы и экономического свойства. Как долго нас еще будут не признавать страной с рыночной экономикой и ставить барьеры на пути многих российских товаров на западные рынки? Почему Россия является единственной посткоммунистической страной, которая платит 100% коммунистических долгов, да не только за себя, но и еще за 14 ныне независимых государств? А ведь участие в войне стоит денег.

Только ясность по всем этим проблемам позволит определить, на каком свете мы находимся и в какой степени мы должны брать на себя бремя антитеррористической борьбы, в чем-то жертвуя своей безопасностью, но сохраняя при этом жизни  натовских военнослужащих.

В последнее время на эти вопросы стали приходить ответы. Наиболее развернутый пришел от генсека НАТО Джорджа Робертсона в «Независимую газету», где и был на днях опубликован. Уже сам тот факт, что высшее должностное лицо Североатлантического блока направило статью стратегического содержания в газету, принадлежащую Борису Березовскому, открытому противнику Владимира Путина, говорит о многом.

Содержание тоже соответствует. После приличествующих обстоятельствам слов о необходимости более тесного партнерства НАТО с Россией, Робертсон переходит к сути: «События 11 сентября не уменьшили интереса государств-кандидатов к присоединению к альянсу. Напротив… НАТО дало обязательство открыть двери перед любым государством, которое готово принять на себя всю ответственность членства». То есть события последних месяцев не повлияли на планы расширения НАТО, а если повлияли – то в сторону ускорения их осуществления.

Выразил Робертсон и глубокую озабоченность по поводу значительных жертв среди невинных мирных жителей, продолжающегося гуманитарного кризиса и непрекращающихся сообщений о нарушениях прав человека в Чечне. Вообще-то, если говорить о жертвах среди мирного населения, нарушениях его прав и гуманитарных кризисах, то сейчас это наблюдается в Афганистане, а не в Чечне, где крупных боевых действий давно уже не ведется. Но если бы вдруг кто-то из российских лидеров стал бы сейчас акцентировать на этом внимание, его бы справедливо зачислили в пособники террористов. Опять «хорошие» и «плохие» террористы, «хорошие» и «плохие» антитеррористические операции.

Ответ на вопрос о договоре по ПРО давал американский президент Джордж Буш на форуме АТЭС в Шанхае. Он назвал его уже не только устаревшим, но и опасным  для Соединенных Штатов и международной стабильности. Я вовсе не считаю договор по ПРО священной коровой, но учитывая новые реалии, Буш мог бы проявить большую дипломатичность, чтобы уж так сильно не осложнять Путину проведение общей линии на партнерство.

По поводу СНГ ответы с Запада носят неоднозначный характер. Никто уже не возмущается присутствием 201-й дивизии и пограничников в Таджикистане. Но если проследить реакцию западной прессы и политиков на последние события в Абхазии (замечу, не многие обратили на них внимание), то очевиден отчетливый прогрузинский крен в оценках и комментариях.

Наиболее обнадеживающие сигналы приходят по экономической линии. Участники многосторонних саммитов и многочисленные визитеры в Москву в один голос говорят о поддержке скорейшего вступления России в ВТО (хотя слишком уж сильно туда спешить нам не стоит), прозвучали обещания в отношении снижения некоторых дискриминационных барьеров на пути российских товаров и финансирования инвестиционных проектов.

Итак, первые ответы, которые так важно услышать России, скорее разочаровывающие. Значит ли это, что надо отказаться от курса на сотрудничество? Думаю, что нет, наши интересы пока объективно совпадают по крайней мере с американскими (интересы Запада в целом мне сейчас не вполне понятны). Но очевидно также, что весомых стимулов к союзническому самопожертвованию и расширению участия в антитеррористической операции не появилось.

Россия и антитеррористическая операция

Успех или неудача войны, а во многом и степень российского участия в ней будет определяться в трех основных точках, на трех главных фронтах.

Во-первых, действиями Северного альянса. При условии скоординированных усилий по материально-техническому обеспечению с российской стороны и воздушной поддержке – с американской, Северный альянс способен в относительно короткий срок завоевать большую часть территории    Афганистана. Однако, Северный альянс, представленный в основном национальными меньшинствами, удержать власть над освобожденными территориями без помощи извне долго не сможет. Или без формирования коалиционного правительства из представителей всех основных этнических групп, инициатива создания и поддержка которого может прийти тоже только извне.

Во-вторых, исключительно важным будет развитие ситуации на границах Узбекистана и вокруг него. Есть такой принцип войны: если не можешь достать территории главного врага, достань его союзника. Ситуация складывается таким образом, что единственным из соседних с Афганистаном государств, доступным для контрудара талибов, является именно Узбекистан – полусоюзник  США, предоставивший свои аэродромы для американской авиации. В Пакистане живут братья-пуштуны, Китай, Индия, Иран – региональные сверхдержавы, прямо не оказывающие поддержки Соединенным Штатам, Туркменистан сохраняет нейтралитет, а рубежи Таджикистана прикрыты российскими пограничниками. Талибы будут прорываться в Узбекистан.

Оптимально, если силами генерала Дустума, действующим в районе афгано-узбекской границы, удастся отбросить талибов. Но если события будут развиваться по неблагополучному сценарию, и возникнет реальная угроза появления талибов в Узбекистане, то России придется оказать Ташкенту прямую  военную помощь. В противном случае велика опасность дестабилизации всей Средней Азии, просачивания экстремистов и террористов на территорию самой России. И серьезную помощь Узбекистану (танками, реактивной артиллерией) кроме России оказать некому.

В-третьих, исключительно важно, как будет развиваться внутриполитическая ситуация в Пакистане. Президент Мушарраф, разрешив использование территории страны и воздушных коридоров американцам и англичанам, уже до предела осложнил себе жизнь. Подавляющее большинство пакистанцев симпатизирует талибам. Антиамериканские настроения сильны в армии, которая на две трети состоит из тех же пуштунов. При этом Пакистан – ядерная страна. Попадание атомного оружия в руки друзей талибов – самое последнее, о чем мы можем мечтать. При таком сценарии совершенно  реалистичной выглядела бы совместная американо-российская военная акция по уничтожению ядерных объектов Пакистана.

Ход начального этапа контртеррористической операции дает основания опасаться, что при всем могуществе американской военной и политической машины, ей не удастся одинаково эффективно решить все ключевые задачи нынешнего этапа антитеррористической операции – уничтожить военную инфраструктуру талибов, поддержать Северный альянс, прикрыть Узбекистан и предотвратить дестабилизацию Пакистана. А это значит, что  России придется поучаствовать в средневосточных делах больше, чем нам того бы хотелось.

Сама логика войны, обеспечения собственной безопасности, чем дальше, тем больше, будет подводить Россию к более тесному сотрудничеству с США и Западом, к осознанию общности интересов в антитеррористической кампании, современном мире. И ставить нас, как и наших западных партнеров, в ситуацию ускоренного геостратегического выбора. Кто мы: временные попутчики, партнеры или долговременные союзники?

Уверен, логика конфликта и здравого смысла будет выводить нас на союзнические отношения. Но общественное мнение и политический класс с обеих сторон к осознанию такой перспективы придется тащить силком.

Однако есть надежда, что недостаток воображения и инерционность мышления пройдут. Тот общий противник, с которым мы столкнулись – надолго. А значит время для того, чтобы развить воображение, еще есть.