Шахов М.Н. Определились в стратегии – определимся в тактике

Ознакомление с докладом «Самоопределение России» свидетельствует о том, что участники исследования правильно определились с стратегическими перспективами социального, политического, экономического и международного развития России в рамках мирового сообщества. Более того, считаю своим долгом отметить, что теоретические и политические выводы итогового документа полностью совпадают с моими личными теоретическими взглядами и убеждениями по всему спектру рассмотренных в докладе вопросов.

            Пожалуй, единственным недостатком исследования является отсутствие позиции по вопросам духовного самоопределения. Проблема общенациональной идеи современной России лишь мелькнула, но не нашла должного рассмотрения. Видимо, она и не обсуждалась. А зря. Проблема  исключительно важна и заслуживает самого пристального внимания.

Нет смысла конкретно раскрывать важность этой проблемы и убеждать участников исследования в необходимости выработки теоретически и политически обоснованной позиции по данному вопросу. Скажем лишь, что политика без духовных приоритетов явно обречена на провал.

В целом можно констатировать, что участники исследования в основном определились с стратегическими приоритетами самоопределения России. Но на этом исследование завершать рано. Теперь пришло время широко обсудить и выработать обоснованную позицию по вопросам тактики. Стратегические позиции касаются преимущественно целей и магистральных направлений движения. Определиться в этом – дело благое и нужное. Но, как известно, мало иметь благие намерения. Не менее важно найти правильные  средства и способы достижения поставленных целей.

Выдающийся политический деятель Индии и основатель движения неприсоединения М.Ганди говорил: «Позаботьтесь о средствах, а цель сама позаботится о себе». Благим целям должны соответствовать  благие средства и способы деятельности. Большевики, к примеру, ставили своей целью утверждение нового типа демократии и власти в России, но в дальнейшем стали заложниками насильственно-революционных способов ее достижения  и вместо подлинной демократии утвердили партийно-государственный тоталитаризм  и командно-административный режим.

Одной из важнейших проблем самоопределения России в отношении средств и способов достижения стратегических рубежей является традиционный  вопрос о характере, темпах и скорости исторического движения страны в мировом пространстве и во времени. Каким должен быть характер этого движения: революционно-скачкообразным или эволюционно-умеренным, ускоренно-форсированным или постепенным? И какими должны быть средства и способы преобразований: радикальными или умеренными, экстремальными или обыденными?

В 1920 году, после Октябрьской революции, В.И.Ленин, как известно, написал работу, посвященную критическому анализу «детской болезни левизны в коммунизме». Это, однако, не излечило большевиков от болезни левачества, а сама болезнь давно уже превратилась из «детской» в застарелую и хроническую. Да и сам вождь большевиков, на словах выступавший против левизны, по своему революционному порыву и духу страдал той же болезнью.

Однако справедливости ради надо сказать, что болезнь левачества -  нигилизм, экстремизм, радикализм по своей природе выходит далеко за пределы большевистской идеологии и политики.

Пока российская реформация переживает не лучшие времена. Обновление общественной жизни идет сложно и противоречиво. Отдавая дань объективным причинам и трудностям, считаем более важным сосредоточить внимание на традиционных, застарелых «болезнях», присущих и нынешним молодым реформаторам. Думается, что одной из таких болезней выступает радикализм.

Десять лет назад, когда в России только началась демократизация общественной жизни, среди депутатов тогдашнего Верховного  Совета  возникла  группа во главе с С.Н. Юшенковым, именовавшая   себя «радикальными демократами». Все попытки разъяснить лидеру группы, что радикализм и демократия несовместимы, не имели успеха. В дальнейшем эта группа распалась, а сам ее лидер вначале примкнул к Демократическому выбору России, и ныне является депутатом Государственной Думы от Союза правых сил.

В 1995 году на выборах в Госдуму демороссы во главе с Гайдаром, Чубайсом и Юшенковым пожали горькие плоды радикальных экономических реформ. Однако сетовали они не на свой радикализм, а на незрелость электората, т.е. народа. Да и на последних выборах СПС не случайно оказался в меньшинстве, поскольку среди его лидеров находятся все те же Гайдар, Чубайс, Кириенко, Немцов, Юшенков и другие деятели, склонные к радикализму.

Наша молодая российская демократия такова, что под демократическими лозунгами выступают различные, подчас противоположные силы. Есть у нас демократы либеральные, социальные, народные, радикальные и другие. Коммунисты тоже не против демократии. За демократию стоят все, а реальной и подлинной демократии в стране пока еще нет. Очевидно, те, кто именует себя демократами, не утруждают себя глубоким пониманием истинного смысла самой демократии. Сказать, что это власть народа, значит, не сказать ничего.

Демократия - не просто власть народа, а такая народная власть, которая легитимна, поскольку опирается на народное волеизъявление и свободные выборы, принимает законы, отвечающие интересам народа, реализует их и отвечает за их исполнение, ставит во главу угла принцип социальной справедливости и действует во имя народного благополучия. При этом можно и не называть себя демократами. Важно действовать в соответствии с демократическими принципами. К примеру, на вопрос, какое правление лучше, Ж.-Ж. Руссо отвечал кратко и просто - лучше то правление, при котором народ множится и благоденствует.

Многие реформаторы пытались обратить Россию лицом к демократии, но получали обратный эффект. Большевики в октябре 1917 года тоже пришли к власти под демократическими лозунгами, однако пролетарская демократия в виде диктатуры пролетариата в конечном итоге вылилась в диктатуру партии, а последняя - в неограниченную диктатуру ее вождя.

Причины неудач многообразны, и одна из них – традиционное левачество и радикализм. В книге «Истоки и смысл русского коммунизма» наш выдающийся соотечественник Н.А. Бердяев убедительно показал природу российского радикализма - необузданную и крайне противоречивую ментальность русской души, на почве которой произрастали еретизм и атеизм, раскольничество и нигилизм.

Заметный след в российской истории оставили Иван Грозный и Петр Первый, декабристы и народовольцы, идеологи бунта Нечаев и Бакунин, Лавров и Ткачев, революционные вожди В.И.Ленин и Л.Троцкий, коммунистические лидеры И.Сталин и Н.Хрущев. При всех различиях их  роднит многое: неуемная жажда скорых перемен, политический радикализм и даже экстремизм, нигилистическое отношение к прошлому и правовой нигилизм, обращение к насилию и террору, экспериментаторство и политический волюнтаризм, стремление искусственно подтолкнуть ход истории, максимализм и нетерпимость к оппонентам, тотальная централизация властных функций.

Другой выдающийся представитель русского послереволюционного зарубежья И.А. Ильин пророчески предвосхитил нашу нынешнюю историю, когда писал: «Чтобы приучить людей к свободе, надо давать им столько свободы, сколько они в состоянии принять и жизненно наполнить, не погубляя себя и своего государства; безмерная и непосильная свобода всегда была и всегда будет - сущим политическим ядом». И верно: за десять лет преобразования мы больше потеряли, чем приобрели. Себя пока еще не погубили, но единое союзное государство утратили вопреки народному волеизъявлению на референдуме.

Нынешние российские демократы выглядели привлекательно, когда находились в оппозиции к официальным властям и собирали многотысячные митинги на центральных площадях, требуя немедленной отмены партийной диктатуры, государственного регулирования экономики, непомерной централизации власти, жесткой политики в отношении национальных регионов, монополизма и идеологизации духовной жизни. Но как только они пришли к власти, то стали очень похожи на раскритикованных ими же коммунистов.

Вот лишь несколько исторических параллелей. Тот же закулисный Беловежский сговор, похожий на Брестский мир. Тот же расстрел и разгон Верховного совета, похожий на разгон большевиками Учредительного собрания. То же нигилистическое отношение к праву в угоду сомнительным реформам, похожее на большевистское отрицание права в угоду революционной целесообразности. Та же нашумевшая быстрая приватизация по номенклатурному варианту, под фиговым листком ваучеров,  очень похожая на большевистскую национализацию и «экспроприацию экспроприаторов». Наконец, тот же радикализм экономических реформ  и та же криминализация общественной жизни, когда для наведения элементарного порядка не хватает разве что органов ВЧК.

Очевидно, именно поэтому наши нынешние демократы пребывают в глубоком кризисе, особенно те из них, которые склонны к радикализму. Не получив серьезной поддержки народа на выборах в Думу, демороссы настолько ослабли, что до сих пор не имеют собственной достойной кандидатуры на президентский пост. Как можно получить поддержку народа России, если Е. Гайдар даже не скрывает, что он и его соратники хотят внедрить в стране капитализм – причем тот капитализм, которым уже давно и не пахнет на Западе, тот «дикий» капитализм эпохи первоначального накопления, который не исключает ни новых «черных переделов», ни даже новых революционных потрясений. Можно, конечно, написать в пику Ленину «Государство и эволюция», но на деле Гайдар работает по Ильичу – побыстрее и с размахом.

Скажем прямо: многие наши демократы - вовсе не демократы, а лишь маскируются под демократию. Вообще радикальные партии и движения крайней ориентации (правой или левой) не могут претендовать на демократизм, потому что подлинная демократия не терпит радикализма.

Общественная практика XX века показала, что радикализм и максимализм, лихорадочная спешка с проведением новаций, непримиримость к иным позициям, неуважительное отношение к прошлому, правовой нигилизм, игнорирование народного волеизъявления, пренебрежение социальным благополучием большинства населения в угоду полукриминальному меньшинству, склонность к насильственным способам разрешения социальных противоречий не имеют ничего общего с настоящей демократией. Однако весь этот набор антидемократических средств и методов полностью проявился в общественно-политической жизни России с начала 90-х годов и заметно отдалил страну от демократических рубежей.

Философия российского радикализма уходит корнями в марксистско-ленинскую интерпретацию гегелевской диалектики как общей теории развития, в том числе социальных процессов. Длительное время эта концепция формировала сознание многих российских реформаторов социал-демократической  направленности, а  после революции 1917 года выступила в качестве моноидеологии.

Как справедливо указывают многие ученые-обществоведы, марксистская концепция общественного развития с самого начала содержала противоречие: с одной стороны К.Маркс признавал объективно-естественный ход развития общества, а с другой - обосновывал возможность  и необходимость революционно-насильственного преобразования капиталистического общества в коммунистическое посредством установления диктатуры пролетариата. Вот почему в дальнейшем вышедшая из гнезда Маркса социал-демократия постепенно распалась на два крыла: эволюционно-реформистское (Каутский, Бернштейн и др.) и радикально-революционное (В.И.Ленин, Л.Троцкий, Р. Люксембург, К. Либкнехт и др.).

Ленин сделал из гегелевской диалектики «алгебру» социалистической революции. В своих «Философских тетрадях» он провозгласил «ядром  диалектики» закон единства и борьбы противоположностей, в рамках которого утверждались относительность единства и абсолютность борьбы. При рассмотрении закона взаимоперехода количественных и качественных изменений Ленин утвердил теорию скачка как центральную в общей теории развития. Это и стало философско-теоретическим оправданием радикально-революционной практики большевизма.

В отличие от К.Маркса, склонного к экономическому детерминизму, В.И.Ленин выступил в России как ярко выраженный политический детерминист. Вопреки предупреждениям Г.В. Плеханова, революция в России произошла без наличия на то необходимых экономических условий, т.е. не по марксовой, а по ленинской схеме - сначала взять власть в экономически незрелой для перехода к новому обществу стране, а потом уже с помощью новой власти подтягивать страну до экономического созревания. Именно на радикализм, волюнтаризм и экстремизм теории и практики большевизма указывал Бертран Рассел в 1923 году в одной из своих книг, опубликованных сразу же после посещения им Советского Союза.

Вместе с тем корневая система российского радикализма глубока и разветвленна. Поэтому представляется необходимым отдельно остановиться на объективных предпосылках многообразных проявлений радикализма в России. К таковым, на наш взгляд, можно отнести следующие обстоятельства и причины.

Во-первых, одна из особенностей исторического становления России - постоянно «догоняющая» модель развития по отношению к более цивилизованному Западу. Отставание России от Европы и Северной Америки, очевидно, не дает покоя многим отечественным реформаторам  прозападной ориентации. Им очень хочется  разбудить  дремлющую Россию, ускорить темпы ее развития и побыстрее догнать Запад. А страна, видите ли, то не поддается, то буквально встает на дыбы, сбрасывая реформаторов-радикалов с политического седла.

Видимо, давно настала пора смириться с тем, что Россия - не Запад. У нее  свой исторический путь - свой социальный темперамент, свои  цивилизационные ориентиры, темпы движения, в том числе социальной модернизации. России суждено не догонять Запад, а идти в партнерстве с Западом своим историческим путем.

Во-вторых, Россия занимает огромное геополитически важное пространство между либерально-демократическим Западом и традиционно-консервативным Востоком. Её историческое тело объединяет удаленные от единого центра многообразные этнонациональные и конфессиональные регионы.

Социальному пространству России соответствует и свое социальное время, свои темпы исторического движения. Объективно социальное время в России течет медленнее, чем на Западе. Поэтому у нас значительно сложнее добиться быстрого и заметного эффекта от социальных нововведений. Между тем многим, особенно молодым реформаторам, очень хочется быстро получить заметные результаты. Значит, считают они, надо действовать решительнее, рубить сплеча.

Например, в программе приватизации государственной собственности России на 1992 год первоначально предусматривалось ввести именные приватизационные счета. Последующий отказ от них Е. Гайдар мотивировал тем, что пришлось бы ждать целый год, пока под эти счета будет расширена сеть сберкасс. Ждать Гайдар и его команда не пожелали и вместо приватизационных счетов, мы получили так называемые ваучеры.

В-третьих, делая исторический выбор между Западом и Востоком, Россия все-таки ориентировалась по преимуществу на Запад. С ним на протяжении столетий складывались прочные экономические и духовные связи. Российская интеллигенция многому училась у Запада. Россию с Западом роднит и христианство.

Поскольку Запад развивается динамично,российские реформаторы-западники невольно проявляют радикализм, не считаясь с тем, что нормальное для Запада, может оказаться ненормальным для менее динамичной России. Кроме того, далеко не все культурные ценности Запада могут быть органично приняты русской культурой в виду иного типа цивилизации. Искусственное насаждение западных либерально-демократических ценностей и моделей развития губительно для России с ее традиционно высокой централизацией власти, обусловленной размерами территории, разнообразием геополитического пространства, многонациональностью и многоконфессиональностью, неразвитостью демократических традиций и низкой политической культурой населения.

В-четвертых, радикализм - чаще всего удел молодых и недостаточно опытных реформаторов – выходцев из российской интеллигенции. Последняя всегда остро ощущала свой исторический долг перед народом, ибо за грамотность меньшинства большинство народа «платило» поголовной неграмотностью и низким уровнем социального благополучия. Отсюда искренне благое желание интеллигенции осчастливить российский народ, как можно быстрее приведя его к хорошей жизни.

Молодежи свойственно желать слишком многого. Она стремится быстрее достигнуть результатов, проще воспринимает социальные процессы и смелее принимает радикальные экономические и политические решения. Не зря, например большинство российской интеллигенции второй половины XIX века прошло через увлечение радикально-социалистическими идеями. Потому и в постсоветской России, как оказалось, лишь молодая команда Е. Гайдара осмелилась пойти на радикальные экономические реформы, печальные последствия которых мы ощущаем сегодня. Народ, как это было и раньше, в большинстве своем не понял и не принял идей и действий молодых радикалов.

Наконец, в-пятых, указанные выше обстоятельства и причины обусловили соответствующий духовный склад русского народа, его психологию и мораль. Эту своеобразную - противоречивую, непредсказуемую,  созерцательно-иррациональную,  духовно-соборную природу русской души глубоко раскрыли представители отечественной философии Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, Н.О. Лосский, В.В. Зеньковский и другие.

Складу русской души свойственны предметная созерцательность, удаль и широта, устремленность в будущее, стремление к воле вместо свободы, ориентация не на право, а на традиции, недостаточная сосредоточенность и вместе с тем критичность, склонность к святотатству, перемешанная со святостью, деспотичность наряду с сострадательностью, трудолюбие наряду с леностью и т.д. Многие из перечисленных черт русского национального характера способствуют радикалистским проявлениям.

Другие радикально-духовные стереотипы, как уже отмечалось, были заложены в душу российского народа в послереволюционный период. Это - революционный максимализм, идеологическая нетерпимость, классовая непримиримость, моральный релятивизм, партийный волюнтаризм, чиновный бюрократизм, администрирование и чрезмерное обращение к насилию при разрешении острых социальных проблем.

Очевидно, нами пока еще недостаточно постигнута глубина философии переходного периода к новым основам и формам жизнедеятельности с учетом исторических и национально-культурных особенностей страны.

Воспитанные на гегелевской диалектике в марксистско-ленинской интерпретации, мы привыкли считать, что скачок как процесс перехода к новому качеству, обязательно  должен сопровождаться быстрыми изменениями и решительными действиями. Но это в природе день быстро сменяет ночь, а вода легко переходит в пар. В обществе все гораздо сложнее и противоречивее. Здесь даже наблюдается своего рода закономерность: чем решительнее и радикальнее способы и формы социальных преобразований, тем выше плата общества за результаты общественных перемен.

Аналогично обстоит дело и с социальными последствиями радикального реформаторства, поскольку оно прерывает постепенность исторического движения, нарушает привычные темпы и характер общественного прогресса, исключает (или извращает) преемственность между новым и старым. Нынешним реформаторам России не лишне было бы напомнить обращение к Н.С. Хрущеву «старого британского льва» У. Черчилля: «Господин Хрущев, Вы затеваете большие реформы. И это хорошо! Хотел бы только посоветовать Вам не слишком торопиться. Нелегко преодолеть пропасть в два прыжка. Можно упасть в нее».

Радикализм возможен и предпочтителен лишь при определенных  обстоятельствах. Он, подобно хирургическому вмешательству в медицинской практике, необходим при решении острых общественных проблем частного, локального порядка - тех заражающих общественный организм социальных нарывов, которые вот-вот прорвутся. Такое хирургическое вмешательство освобождает общество от устаревших и тормозящих движение форм жизнедеятельности, но не подрывает социальные основы. Иными словами, радикализм предпочтителен и оправдан в тактическом плане, когда решительные и экстремальные действия не влекут за собой коренной ломки устоев и форм жизнедеятельности общества в целом.

Философия радикализма зиждется на утопически-иллюзорной уверенности реформаторов в своей способности понять и до конца просчитать ход и последствия мер по коренному изменению основ общественных отношений. Однако такая позиция изначально несостоятельна. Весь ход социальных процессов в период модернизации и характер последствий радикального реформаторства рационально просчитать невозможно. И чем более радикален процесс изменения социальных основ, тем он непредсказуемее, неуправляемее и разрушительнее. Таковы, к примеру, все революции как радикальная форма насильственного разрешения острых социальных противоречий.

Общественная практика XX века доказала ограниченность многих рационалистических моделей общественного развития и социальной модернизации, а также утопизм  наивной веры в возможность предвидения и регулирования социальных процессов в периоды революционных преобразований. Поэтому критику В.И.Лениным бернштейнианского тезиса «конечная цель - ничто, движение - все», нельзя считать вполне состоятельной. И конечная цель, и процесс движения к ней в равной мере имеют общественную значимость. При этом невозможно быть умнее реального жизненного процесса, который только и может выявить истинность (или ошибочность) задуманных моделей, средств и способов обновления общества.

Опасность радикализма состоит в том, что он создает благоприятные условия для экстремизма и насилия, обостряет социальную напряженность, порождает непредвиденные и чрезвычайные ситуации, из которых общество выходит с большими потерями. Радикализм в корне меняет не только темпы, характер, но и направление социального движения.

Так, например, восстание декабристов в 1825 г. отбросило начавшийся процесс реформ в России и резко сдвинуло ось политической жизни страны вправо. Октябрьская революция 1917г. вызвала длительную и кровопролитную гражданскую войну, из которой страна и народ вышли, по словам Маяковского, «с Лениным в башке и с наганом в руке». После непродуманных и волевых новаций Н.С. Хрущева политическая элита предпочла отказаться от каких бы то ни было серьезных перемен, и страна оказалась в застое. Нынешний, по общему признанию, системный кризис страны также в значительной мере обусловлен радикальным характером гайдаровских реформ в начале 90-х годов и нежеланием президента и правительства скорректировать курс реформ.

Критический  анализ российского  радикализма важен и  как предостережение нынешней оппозиции, если она легитимно придет к политической власти. Можно сколь угодно объявлять антинародной политику нынешней администрации, но после прихода к власти нужно отдавать себе отчет в реалиях сложившегося в стране положения дел и учитывать эти реалии при осуществлении нового курса. Новый курс, социально корректирующий результаты и дальнейший ход реформ, нужен, но он не должен приводить общество к новым социальным потрясениям. А такой исход возможен, если обновленная правительственная команда станет действовать радикальными методами.

Россия, подобно широкой и величавой реке, степенно и спокойно течет, развивается в собственном историческом русле. Это мелкие реки всегда шумливы и круты в поворотах, а большие обладают высокой инерцией и их трудно повернуть в заданном направлении.

Думается, что постепенное и умеренное движение России к цивилизованному, экономически эффективному, демократически-правовому и социально благополучному обществу без социальных потрясений и катаклизмов возможно при условии непременной реализации политической властью следующих основных принципов.

Во-первых, легитимность и законность всех общественных перемен. Во-вторых, ненасильственные средства и способы разрешения социальных противоречий. В-третьих, реализм и глубокая научная проработка политических решений. В-четвертых, толерантно-конструктивное отношение к идеям и действиям оппозиции в рамках закона. В-пятых, партнерство и взаимовыгодность отношений с мировым сообществом в реализации общенациональных интересов России.

Реализовать эти принципы будет непросто, но простых политических решений не бывает.