Дискин И.Е.

Прежде всего, я хотел бы высказать два предварительных замечания. Здесь обсуждают (и я это хорошо помню) доклад моих друзей. Это люди, с которыми меня связывают не только личные отношения, но и близость научных позиций. Это первое. Второе: масштаб авторов требует адекватного способа обсуждения.

На мой взгляд, оба доклада очень сильно пришлись ко двору в том смысле, что время для таких обсуждений пришло. Они сегодня крайне актуальны. На мой взгляд, это два блестящих доклада. Я хотел бы сказать, что я активно поддерживаю их основные положения, а потом попытаться высказать, где у меня появляются сомнения.

Мне представляется крайне плодотворной идея Алексея Кара-Мурзы о том, что нужно развести культурную идентичность России и ее геополитические интересы. Россия как Европа в Азии и Россия как Азия в Европе это, как представляется, очень плодотворный и практичный подход. 29 ноября на Совете по национальной стратегии мы будем обсуждать доклад Л.В. Смирнягина по поводу места Дальнего Востока в стратегии России. Я думаю, что подходы этих докладов очень сильно гармонируют.

Но при этом, что у меня вызывает теоретическое сомнение? Мне представляется: не вполне определено понятие культуры, используемое в данном докладе, в то время как оно является в данном докладе  несущей конструкцией. Да, был целый философский конгресс, посвященный определению культуры. И в силу этого не хочу втягиваться в это определение. На мой взгляд, здесь есть смешение двух культур. Той, которая функционировала в высших слоях российского общества, которую исповедовали все те философы, писатели, с одной стороны, и той, которая, выступала реальным регулятором социальной жизни, с другой. На мой взгляд, вполне очевидно, что эти две культуры кардинально различались.  Не различение этих двух культур в анализе, сделанном в докладе приводит к ложным выводам.

В докладе говорится о проблеме идентичности России, а не об идентичности верхних классов России. Это несколько разные вещи. Именно различия в этой идентичности и обусловили поражение этих классов в Гражданской войне. Мои рассуждения лежат в области структурализма. Здесь можно провести аналогию с разведением искусства, которое проблематизирует ценности и формирует культурный импульс, вносит в культурный оборот общества новые проблемы и ценности. В ходе своего функционирования культура, воспринимает или отторгает соответствующие ценности, превращает их в  реальный социальный регулятор. Также и с «высокой» культурой, выступающей функциональным аналогом искусства. На мой взгляд, сегодня просто сплошь и рядом такое смешение, почему я позволяю себе на нем акцентировать внимание.

И сегодня, в современной России это смешение особенно существенно. Почему? Сегодня той России, которая существовала в ХIХ веке - традиционалистской России, – больше нет. Сегодня правит бал совершенно другие модели социального действия. Я это повторял, поэтому не хочу на этом долго останавливаться. Об этом говорится и в докладе Владимира Петухова. В тех работах, которые в последнее время публикуются, ясно видно, что сегодня в социальные группы, где концентрируется социальная инициатива, эффективность, деятельность которых, по существу, определяет функционирование экономической и политической жизни и, в конечном счете, определяет судьбу России,  живут по моделям, сильно отличающимся от всего того, с чем сталкивались и что описывали наши великие философы. Необходимо фиксировать эту дистанцию. Нельзя, на мой взгляд, переносить прежние проблемы в сегодняшний, совсем другой мир.

Ведь о чем говорит Владимир? Я цитирую: «прагматизация сознания». Далее я цитирую новую книгу Владимира Васильевича Петухова «сегодня в России доминирует такой индивидуализм, равного которому нет в Европе». Если это индивидуальное, рациональное действие, распространенное в наиболее активных слоях, тогда  и идентичность, определяют совершенно другие механизмы и ценности.

Когда Владимир говорит о том, что ценности солидарности у нас отсутствуют, то я хочу возразить: не так. Был у нас пример огромной, массовой солидарности не со слоем, а с конкретным человеком. История с водителем, который стал участником автокатастрофы с губернатором Евдокимовым. Никого это лично не затрагивало, но все рассматривали это как вызов обществу.

Кувалдин В.Б. Все автомобилисты России.

Дискин И.Е. Исследования показали, что не только автомобилисты, но очень многие люди чувствовали себя солидарными. Я просто говорю о том, что был, пусть небольшой, но яркий пример солидарности. И более того, этот пример солидарности, заставил отступить власть. Это не просто солидарность, а солидарность, заставившая отступить власть.

Это говорит о том, что прежние представления о справедливости, солидарности в силу изменившегося социокультурного фундамента России просто не работают. Это, кстати говоря, заставляет сомневаться в прежних представлениях о социал-демократии, которые  сегодня преподносятся обществу в разных ипостасях. Попытки продвигать эти прежние представления, на мой взгляд, абсолютно бесполезны, бессмысленны, не будут иметь восприятия. Нужны радикально другие модели социал-демократии, идущие от реальных проблем и  ценностного контекста современного общества. И нужны другие «цеплялки», чтобы формировать эту солидарность.

Солидарность в России  возможна – показал эксперимент. Но просто  нужно пересматривать саму логику взгляда на социально-политические технологии. В России есть политическое заклятье «применительно к подлости» (М.Е. Салтыков-Щедрин). И Алексей об этом говорил, о том, что драма российской культурной части состояла в том, что она в силу высоких нравственных стандартов была не способна взаимодействовать с властью. А когда она пыталась спуститься со своего этического пьедестала, то теряла свои права на предъявление прав к власти, и власть ее использовала уже соответствующим образом.

Но если я прав, и ситуация изменилась, и активные слои исповедуют модели индивидуального рационального выбора, и тогда произошло «расколдовывание» (по М. Веберу) российской культуры. Интеллигенция (о чем Владимир говорил, я с этим совершенно согласен) уже не правит бал, определяя ценности, нормы. То есть, грубо говоря, регулятивный культурный импульс исходит из другого источника, то вопрос состоит уже о взаимодействии с этим источником, об использовании тех технологий, которые обеспечивают и политический выбор, и регулятивное действие.

В свое время мы проводили исследование по сберегательному поведению населения. То есть это уже не ценность. Это уже практика.

Реплика. Базовая.

Дискин И.Е. Поправка принята – базовые ценности. Выяснилось, что тонкость, когда российские граждане принимают те или иные экономические решения, они так эффективно обращаются со своими сбережениями, например, с переводом из долларов в рубли, из рублей в евро, так, как  не снилась европейцам. Тонкость, точность регуляции, как они реагируют на изменение курсов и т.д. и с какой скоростью. Мы просто сопоставляли. Никаким европейцам не снилось. Хотя это относилось к тем, у кого есть сбережения, - к 49% населения.

Еще раз говорю: я не говорю обо всех. Я говорю о том, что в стране сформировались слои и группы, которые (подчеркиваю) способны рационально оценивать регулятивный характер социально-политических и социально-экономических институтов, примеряя на себя, в какой мере их интересы реализуются и т.д. Но это совершенно другая механика, чем мы имели прежде. Я просто призываю посмотреть на эмпирическую реальность.

Когда говорят о том (Владимир говорил абсолютно правильно), что начинают предъявлять два пласта сознания: один – великую Россию, но при этом – дайте мне, пожалуйста, нормально работающий муниципалитет. Это означает, что есть (так, как у нас всегда и было в России) два плохо смешивающихся пласта идентичности. Один – парадный слой идентичности, который мы фиксируем в слоях массового сознания. Это зеркало, идущее от телевизора. И второй – регулятивный, который вырабатывается системой партикулярных сетей и ценностей, который обеспечивает то самое реальное социально-экономическое регулирование и практически политический выбор. Не бросание бюллетеней в урны, а практически политическое регулирование.

Проблемы России сегодня (и Алексей практически подошел к этому) – решение этой социокультурной шизофрении. Наличие двух таких пластов. Иногда разряд пробегает между ними…, а иногда – нет. Кстати говоря, Виктор Борисович, поминал Латинскую Америку. Там этот феномен  издавна существует.

Сегодня все идеологические проекты блокируются ровно тем, что они вполне хорошо обращаются к парадным ценностям и совершенно не обращены к механизмам социально-экономического регулирования, к реальным регуляторам человеческой жизни.