Петухов В.В.

В настоящее время Россия постепенно выходит из кризиса 90-х. Во всяком случае, многие наши сограждане считают именно так. Я уж не говорю об элите.

Но мне кажется, что если мы будем говорить не только о прошлом, но и о будущем, то мы должны понимать, что посткризисное развитие страны порождает совершенно новые вызовы, новые проблемы, с которыми наша страна раньше не сталкивалась. У меня такое ощущение, что масштаб этих проблем до сих пор еще не осмыслен. Во всяком случае, постпутинская повестка дня в этом контексте практически не обсуждается.

В этой связи я хотел бы тезисно остановиться на некоторых вопросах, которые мне кажутся крайне важными для осмысления и для анализа.

Первая проблема, которую затронула Оксана Викторовна, это проблема соотношения стабильности и перемен. Я с ней согласен в том смысле, что для значительной части наших сограждан стабильность без развития, без конвертации экономического роста в улучшение уровня и качества жизни, уже не является ценностью. На что я хотел бы обратить внимание, это, во-первых, что далеко не все ориентированы на перемены, особенно в правящем классе, да и в обществе тоже. Во-вторых, желание перемен сопровождается серьезными опасениями в отношении будущего, тревогами и страхами, которые существуют в обществе и в каком-то смысле блокируют стремление к переменам.

Поэтому говорить о том, что, скажем, запрос на перемены сегодня такой же безоглядный, как был в середине 80-х, было бы неправильно. Он в значительной степени нивелируется опасениями и очень серьезными возможными катаклизмами. Тем более что за последние 15 лет их было немало.

Вторая проблема, которую затронул В.А.Никонов, касается субъектности российского государства. Нет никаких сомнений в том, что государство восстанавливает свою субъектность. В каком-то смысле оно возвращается, в том числе и в социальную сферу. Но по мере этого возвращения оно сталкивается с серьезными вызовами. Так, мне представляется, что наша власть до сих пор не осознала масштаб разрухи социальной инфраструктуры, существующей на всех уровнях.

Реализация социальных национальных проектов – очень хорошее и полезное дело, но они не способны ответить на новые вызовы времени и решить те проблемы, которые, действительно, волнуют сегодня людей. Наша  власть научилась прислушиваться к мнению очень богатых людей и как-то решать проблемы бедных. Худо, плохо, но научилась.

 Но как быть с активной дееспособной частью населения, которая способна сама зарабатывать деньги и которая не требует «отеческой опеки и защиты», власть не знает. Между тем, этим слоям в первую очередь необходимы справедливые, «прозрачные» правила игры, которые позволяют честно работать и честно зарабатывать; беспристрастные суды, которые могли бы защитить от произвола, как собственного начальства, так и чиновничества, милиция, которая берегла бы не только имущество, но и здоровье и покой, наконец, социальные службы, которые обеспечивали бы поддержание социальной инфраструктуры (ЖКХ, дороги, школы, больницы, детские сады и т.д.) в надлежащем виде. Ничего этого, как правило, нет.

Следующая проблема, мне кажется, также очень серьезная, заключается в том, что мы сегодня сталкиваемся с серьезным кризисом представительной демократии в целом и с институтом выборов в том числе, а также с кризисом доверия.

Наши опросы показывают, что лишь на восьмом году своего президентства Путину удалось конвертировать свой личный высокий уровень доверия в другие институты исполнительной власти – федерального правительства и глав регионов. Но одновременно все эти годы в зоне «недоверия» были и остаются государственные и общественные институты, которые по своему предназначению призваны выражать, представлять, защищать интересы общества, отдельных его групп – это парламент, политические партии, судебная система, профсоюзы. Здесь очень много говорилось о новом формате партийной системы, какая лучше. Которая есть или которая была. Но проблема в том, что партиям как политическому институту  доверяют лишь 18% россиян.

И дело здесь не в том, что россияне настроены тотально антипартийно или их не устраивает деятельность тех же профсоюзов. Скорее мы имеем дело с признанием того очевидного факта, что эти органы в жизни страны играют все меньшую роль, в то время как центр принятия важнейших решений и их реализация фокусируется в рамках одного единственного института, который всем хорошо известен.

Неслучайно, когда речь заходит о парламентских выборах или выборах в местные органы власти, то уровень активности россиян один, а когда речь заходит о президентских – то совсем другой. Почему? Потому что все понимают, где избирается настоящая власть, а где нет.

Характерно, что институциональный кризис постепенно перетекает в мотивационный. Раз институты представительной демократии мало значимы и это начинает осознаваться, тогда возникает вопрос: для чего ходить на выборы, какой смысл в этом мероприятии? Для очень многих, особенно молодых ответ очевиден. Чаще всего, когда говорят о мотиве голосования, то упоминают не гражданский долг, а привычку и т.п. причем, под гражданским долгом подразумевается избрание власти, причем не важно, какой, поскольку любая власть лучше, чем ее отсутствие.

Отсутствие серьезных побудительных мотивов связано с тем, что набирающая обороты элитизация политики приводит к тому, что в процессе формирования правящего класса происходит исчезновение оппозиции, причем, якобы оппозиционные партии уже инкорпорированы во власть. Во всяком случае, так они воспринимаются обществом.

Сегодня многие уже не видят особой разницы между «Единой Россией», КПРФ, ЛДПР и т.д. и т.п. В это ситуации недовольство выражается, прежде всего, в неучастии. Особенно после отмены графы «против всех».

Чтобы не заканчивать на столь пессимистичной ноте, хотелось бы отметить, что нет худа без добра, что сужение пространства публичной политики в каком-то смысле, может быть, парадоксально, но дает толчок развитию гражданского общества, побуждает активную часть населения к самореализации. В России происходит то, о чем еще недавно писали известные американские политологи Коэн и Арато – постепенное разделение политического и гражданского общества. Политика для политиков, а общественная жизнь – это та сфера, где можно реализовать какие-то свои базовые интересы и цели.

Я заканчиваю. Мне кажется, если уж говорить о перспективах демократии в России, то главный ресурс этой демократии – это сфера гражданского общества, общественного участия, которая со временем может вырасти до такой степени, что, сможет составить серьезную конкуренцию политическому классу. В недрах гражданского общества, на мой взгляд, возможно формирование некоторых принципиально иных институтов, которые со временем смогут заставить считаться с собой. Это видно уже сейчас, в так называемых движениях одного требования (обманутых дольщиков, автомобилистов и т.д.).

Такие формы участия, в отличие от «большой политики», не требуют каких-то существенных затрат (временных, материальных, организационных) и поэтому востребованы, особенно активной дееспособной частью общества.

Представляется, что со временем таких организаций будет становиться все больше и больше. И это создаст предпосылки для формирования самоорганизующихся структур не только на «низовом уровне», но позволит выйти на новые социальные, общественные и политические институты.

Кувалдин В.Б. Благодарю Вас, Владимир Васильевич. Мы открываем дискуссию. Первым слово предоставляется Иосифу Евгеньевичу Дискину.