Дмитрий Тренин

Прежде чем говорить об образах России и Америки, хотелось бы определиться с тем, в какой точке находятся сейчас российско-американские отношения. Эксперты (в том числе и присутствующие здесь) за последние двадцать пять лет не вспомнят таких плохих отношений между Вашингтоном и Москвой, как те, что были в августе-сентябре 2008 года. Поэтому когда мы говорим о переменах, перезагрузке отношений, надо иметь в виду, что мы оттолкнулись от очень низкого уровня. Если не впадать в излишний оптимизм, то можно сказать, что все хорошее в российско-американских отношениях уже произошло. Отношения оттолкнулись от уровня, чреватого столкновением. Произошла разрядка. Проблемы, которые едва не привели к столкновению, сегодня оказались неактуальными. Но фундаментальных изменений в российско-американских отношениях не произошло.

Честно говоря, я не вижу сейчас факторов, которые бы привели к фундаментальному изменению отношений. Они стали лучше, но проблемы остались, и эти проблемы могут обостриться при изменении ситуации. А ситуация, как известно, будет меняться в самых разных направлениях.

То, что произошло в Лондоне, я бы назвал удачным личным контактом. Личный деловой контакт установлен. Обе стороны сорвали то, что называется по-английски, «низко висящий фрукт» - в виде переговоров по контролю над вооружениями, которые, наверное, и будут находиться в центре практических российско-американских отношений в обозримом будущем, по крайней мере в течение этого года, что хорошо и одновременно печально.

Теперь что касается непосредственно образов. Два образа были рождены грузинской войной. Образ в средствах массовой информации, в общественном мнении и общественном сознании Соединенных Штатов, стран Европы – Россия, которая вооруженным путем стремится восстановить империю и начинает с самого слабого звена в своем географической окружении – с Грузии. Сегодня - Грузия, завтра – Украина, послезавтра – Эстония. Примерно такой путь имперского реванша.

Когда я приехал в начале сентября в Польшу, то наши польские коллеги упомянули о недавно проведенном опросе общественного мнения, в соответствии с которым 70% поляков ожидали увидеть в скором будущем российские танки, которые пересекают границы. Нечто похожее наблюдалось в Эстонии. (Это, кстати говоря, комментарий насчет того, насколько серьезно рассматривается гарантия НАТО в этих двух странах – членах Североатлантического союза.)

В это же самое время руководство Российской Федерации, очевидно, считало, что Россия стала объектом американской агрессии, непрямой агрессии со стороны Соединенных Штатов, по крайней мере со стороны наиболее, как когда-то говорили, оголтелых кругов в американском руководстве, использовавших режим Саакашвили в качестве инструмента для того, чтобы вовлечь Россию в конфликт. И следующим провокатором должен был стать президент Украины.

В чем сходились обе группы людей – группа российских руководителей и близких к ним людей и группа (гораздо бòльшая) западных читателей и наблюдателей того, что происходило на Кавказе? Сходились в том, что следующей горячей точкой могла, должна была стать Украина или, точнее, Крым. Мы были - я имею в виду чисто психологически, ни в коем случае не хочу ставить эти вещи на одну доску, - но психологически мы были на грани Карибского кризиса, когда столкнулись с подобной ситуацией проживания в двух разных мирах.

На мой взгляд, это опасно. И с этим пока что ничего не произошло. Опрос общественного мнения, проведенный в Соединенных Штатах и нескольких странах Европы, показывает, что самым непопулярным лидером в мире после Фиделя Кастро является премьер-министр Российской Федерации. Президент Российской Федерации делит какие-то не очень приятные места с Председателем Китайской Народной Республики. Это данные опроса, в котором участвовало большое число респондентов.

Продолжение грузинской истории - еще одно колоссальное, на мой взгляд, свидетельство непонимания. Для того чтобы показать американцам, что не нужно лезть в наш огород – нас же Гондурас не беспокоит, зачем вам Грузия, - Россия направляет свои бомбардировщики и корабли в Карибский бассейн. Идея понятная – отрезвить Америку, показать тем людям, которые понимают только силу и с которыми нельзя по-хорошему, а можно только по-плохому, что уже «горячо», что так не надо.

Какой эффект? Да никакого эффекта. Но отсутствие эффекта здесь воспринимается как очень хорошо закамуфлированный страх, смешанный с уважением. То есть когда говоришь официальным российским представителям, что демарш в Карибском бассейне не произвел серьезного впечатления, тем более того впечатления, которое желательно было изначально, они отвечают: «Ты не понимаешь на самом деле. Мы знаем, что произвело и очень сильно отрезвило».

Мне представляется это еще одним очень важным звоночком, указывающим на существование параллельных миров. Представление о Соединенных Штатах, на мой взгляд, здесь, в России, весьма неадекватное.

Что касается Соединенных Штатов, то там несколько другая проблема. Эта разноуровневость отношений и разнонаправленность политик двух стран приводят к тому, что в России существует одержимость Америкой, нездоровая, на мой взгляд, одержимость - слишком много внимания уделяется Америке. В Соединенных Штатах, напротив, существует проблема недостаточного внимания к России – это было особенно заметно во время нахождения у власти предыдущей администрации.

Сейчас тоже мало что изменилось, если не говорить о каких-то конкретных шагах последних нескольких недель. Это очень нестабильная ситуация, когда одна сторона вперилась в Соединенные Штаты, а другая – почти не видит Россию. Если в одной стране вы не можете прожить трех минут в телеэфире без того, чтобы не слышать нелестные упоминания о Соединенных Штатах, по крайней мере, пару-тройку раз, то в другой стране вы можете смотреть телевизор две-три недели и ни разу не услышать названия России.

Это серьезная, на мой взгляд, проблема для обеих стран, но она по-разному выглядит в каждой из стран. Так, проблема России в отношениях с Соединенными Штатами и с западным миром в целом состоит в ее несамодостаточности, в осознании этой несамодостаточности и неспособности что-то с этим сделать. Россия хотела бы быть равной Соединенным Штатам и понимает, что не может. В то же время Россия хотела бы быть частью Европы, но на своих условиях. Но на своих - не может, а на чужих - не хочет. И что делать с этим – тоже непонятно.

Россия – не Китай. Китай может спокойно, вполне самодостаточно смотреть на мир. Он не хочет вступить в азиатскую систему безопасности, не хочет войти в союз безопасности с Соединенными Штатами, Кореей и Японией. У Китая есть некая спокойная уверенность в том, что он равен самому себе. Это способствует размеренной и целенаправленной политике руководства, и сама политика руководства этому способствует.

В России этого не видно. Здесь существует колоссальная потребность в какой-то психологической компенсации за то, что была проиграна концовка «холодной войны». Обида на Соединенные Штаты сохранилась - мало того, что сохранилась, она постоянно бередится. Это так называемая психологическая рана постоянно раздирается. Поиск нового места в мире, что характерно для всех бывших империй, в том числе для российской, тоже фокусируется на Соединенных Штатах. И заявления о том, что «Россия – либо великая держава, либо ничто», что «либо Россия будет великой державой, либо ее не будет вообще», что «Россия есть, была и будет великой державой» (я просто цитирую очень часто слышимые фразы), подводят к выводу, что Россия может быть великой державой в ее собственном представлении лишь тогда, когда она будет на равных общаться с Соединенными Штатами. Но это невозможно. Это значит, что фундаментальная внешнеполитическая концепция России построена на зыбучем песке.

Есть и другое, на чем я не буду много останавливаться, но упомяну: есть очевидная потребность в консолидации населения вокруг руководства, и, безусловно, Соединенные Штаты в качестве другого, иного, чужого играют роль консолидатора. В этом смысле внешнеполитический образ Соединенных Штатов служит конкретным внутриполитическим целям.

Есть и многое другое, включая невостребованность экспертизы. Утверждается мнение, что не нужно спрашивать специалистов, что специалисты вообще не нужны. Какая такая экспертиза? Это Генеральные секретари могли интересоваться тем, чего они не знали. А нынешние руководители и различные деятели все знают, поэтому и интересоваться нечем. Если вы общаетесь с президентами, то зачем вам общаться с экспертами? Вы все знаете из первых уст.

В Соединенных Штатах, на мой взгляд (я не буду останавливаться на американских проблемах, они меня меньше в данном случае волнуют), произошло расслабление после окончания «холодной войны». Окно, которое открылось для серьезной интеграции России, по сути дела, не было использовано ни в начале 90-х годов, ни - в других условиях - в начале 2000-х годов.

Я бы сказал, что здесь, как и в российском случае, прагматизм часто является врагом стратегического мышления. С прагматической точки зрения, зачем заниматься Россией, если она уже не представляет серьезной угрозы? - Это не прагматично. И Соединенные Штаты проплыли дальше. Но Россия-то осталась.

Последнее, что я хочу сказать. Процитировать, наверное, другого Карнеги – психолога Дейла Карнеги. Если говорить о России, то правильным отношением России к Соединенным Штатам могло бы быть название одной из книг Дейла Карнеги: «Как перестать беспокоиться и начать жить». Но это легче сказать, чем сделать. Антиамериканизм, конечно, искажает внешнюю политику, конечно, приводит к просчетам и провалам. Но он же является и цементирующей, консолидирующей силой во внутренних делах. Поэтому избавиться от него не так просто.

Очень трудно понять, каким образом добиться равенства с Соединенными Штатами. На мой взгляд, равенство лежит только в одном – в равенстве качества институтов. Не в подобии институтов, не в тождественности российских институтов американским, а в качестве институтов – экономических, социальных, политических. Именно это, а даже не равенство в валовом внутреннем продукте даже на душу населения, даже в текущих ценах. Именно это равенство может быть единственным, признанным равенством. Вообще это очень большая проблема для российского руководства - отсутствие ощущения, что тебя воспринимают как равного. Но надо понять, в чем проблема.

До тех пор, пока не будет качества институтов, российское правительство и российская политическая система не будут восприниматься в Соединенных Штатах как вполне легитимные. А это означает, что и российские международные интересы не будут восприниматься как вполне легитимные. Это ведет к кризисам, к возможным конфликтам и столкновениям.

Для Соединенных Штатов, наверное, главное - понять необходимость стратегического подхода к России. Выйти за пределы ситуации, когда Россия становится интересной и важной лишь тогда, когда вдруг открываются какие-то неизведанные возможности, или когда вдруг Россия предстает в качестве серьезной проблемы для американской внешней политики.

Поскольку Соединенные Штаты находятся в международной системе отношений там, где они находятся, им больше, чем кому бы то ни было, необходим стратегический взгляд на отношения с ведущими игроками. К числу ведущих игроков, безусловно, относится Россия. Поэтому необходимо стратегическое мышление, стратегический подход. Необходимо понять хотя бы две вещи. Проблема европейской безопасности может быть решена только тогда, когда Россия будет включена в общую с Соединенными Штатами, Европейским Союзом систему, когда эти отношения будут демилитаризованными.

Иначе проблема Украины вернется. Она - в худшем случае - означает войну, причем войну без кавычек. Это надо хорошо понимать. Поэтому надо что-то делать сейчас, когда эта проблема перестала быть актуальной.

И второе – это необходимость экономической подоплеки, подведение экономического фундамента под отношения. Это проблема, как и первая, - невключенность России. Отсутствие серьезного экономического фундаментами в отношениях – это не только проблема России, но и проблема Соединенных Штатов. Поэтому, на мой взгляд, Соединенные Штаты даже в большей степени, чем Россия, должны были бы сегодня быть заинтересованы в таких вещах, как вступление России во Всемирную торговую организацию и реализация соглашений подобных соглашению о сотрудничестве в области атомной энергетики.