Рыжков В.А.

Я на самом деле в выигрышном положении, потому что выступаю в конце очень интересной и содержательной дискуссии. Трудно не согласиться с тем, что, как сегодня было сказано, они (европейцы) никуда от России не денутся. Но тем более мы от них никуда не денемся. У нас на 80% бюджет страны зависит от экспорта, а экспорт на 40% – это экспорт в Европейский Союз. После расширения, по оценкам Романо Проди, это будет уже от 50 до 60%. У нас основные культурные связи, научные связи, туристские и прочие связи – это Европейский Союз. Они наши главные инвесторы и главные кредиторы. Когда американцы говорят, что они нам спишут часть долга, они могут себе это позволить, потому что мы им почти ничего не должны. А вот будут ли списывать нам немцы наш долг, это действительно фундаментальный вопрос. Так что то, что Фонд и Институт (Европы. – Сост.) поставили эту тему в центр внимания, мне кажется, абсолютно правильным. И по этому поводу я хочу буквально два-три простых заявления сделать, но не только как эксперт, но и в большой степени, как политик.
Во-первых, мне кажется, нет оснований для пессимизма в отношении будущего Европейского Союза. Если послушать экспертов, то всегда можно умереть в конце. Потому что эксперты всегда говорят: «Само явление замечательное, но…» После чего идет бесконечный список возражений. Потому что первая мысль очевидна, а для аналитика интересны проблемы.
Я уверен, что будущее Европейского Союза очень хорошее. Сами европейцы прекрасно отдают себе отчет в тех проблемах, которые изложил Юрий Антонович Борко в своем докладе. Как реакцию на эту проблему они недавно создали Европейский Конвент. Конвенту поручено в течение известного времени разработать ясную концепцию преодоления этих трудностей и вызовов. Концепцию создания более эффективного Европейского Союза. Европейцы прекрасно отдают себе отчет, что они пока еще более гетерогенны, чем США, что рынки у них сложны, что общего финансового рынка нет, что общего банковского рынка нет, нет общего рынка страховых услуг и т.д. Они все это прекрасно понимают, и они полны решимости это преодолеть. Больше того, они не снимают задач, которые они поставили в Маастрихте. Ни от одной из них они не отказываются. И ищут подходы, чтобы их решить максимально быстро и эффективно.
Посмотрите, Блэр уже открыто говорит, что надо ввести Британию в зону ЕВРО. Посмотрите, как Ширак демонстрирует солидарность Франции в антитеррористической операции, несмотря на то, что французы традиционно всегда стараются быть сами по себе. Посмотрите, как немцы полны энтузиазма по отношению к Европе. Посмотрите, какой шум вызвал референдум в Ирландии, и как все всполошились в Европе, чтобы как-то его «замазать» и обойти. То есть, мне кажется, что в Европе достаточно политической воли, желания строить свое общее будущее, и нет никаких оснований думать, что они увязнут в этих проблемах и не смогут их решить. Я готов поспорить, побиться об заклад, что они их успешно решат, и мы должны из этого исходить при нашем долгосрочном прогнозировании. Это первое.
Второе. Что делать России? Россия сталкивается с целым рядом взаимоисключающих проблем. В Калининграде нам хочется, чтобы не было виз с Польшей и Литвой. Нам хочется в то же время, чтобы не было виз с Казахстаном. Но это взаимоисключающие вещи. Если мы хотим не иметь виз в Калининграде, мы должны строить границу с Казахстаном. Если мы хотим иметь открытую границу с Казахстаном, тогда нам придется соглашаться с визами в Калининграде. Вот мы и мечемся между этими проблемами и выбором. Мне кажется, что стратегически, долгосрочно нам надо делать границу с Казахстаном. У СНГ, с моей точки зрения, нет будущего. Ведь в составе Содружества – совершенно диаметрально противоположные общества – политические культуры, традиции и экономические модели. И если мы будем продолжать держаться за этот миф, за эту химеру под названием СНГ, мы просто потеряем время и не будем делать необходимое. Конечно, нельзя рубить с плеча и разрушать то, что необходимо сохранить, но будущее России – это будущее великой европейской державы.
Третье. Что необходимо делать, на мой взгляд? Мне кажется, что все-таки мы должны, по крайней мере, иметь политическую волю к тому, чтобы строить европейскую страну. Не соглашаться безропотно с тем, что у нас падает доверие к демократическим институтам, о чем вы прекрасно говорили, что выборы у нас превращаются в профанацию, что полноценной свободы слова в России нет, что многопартийность во многом липовая, парламент липовый, федерализм липовый. Мы не должны с этим соглашаться и принимать такую стратегию развития, что раз уж мы такие, то таким нам и суждено быть. Мне все-таки кажется, что в России уже миллионы и десятки миллионов людей, которые готовы строить другую страну, европейскую страну. И в этом смысле действительно фундаментальный вопрос – в качестве кого Россия является партнером? В качестве Пакистана, генерала Мушарафа, который сейчас лучший друг Запада и каждый день на Би-Би-Си? В качестве Турции, которая глубоко интегрирована в экономическую Европу и модернизировала свою экономику по современным образцам, но при этом являет из себя авторитарный режим с демократическим фасадом? Или в качестве Польши – страны, у которой есть большие проблемы, но которая все-таки идет европейским путем и старается создать гражданское общество, открытую политическую систему и при этом интегрироваться в Европейское экономическое сообщество? Вот три модели – «Пакистан», «Турция» и «Польша». Я предпочитаю, чтобы Россия была не большим Пакистаном и не большой Турцией, а большой Польшей, хоть это, может быть, и странно звучит для русского уха. И в этом смысле, мне кажется, что все-таки стратегия должна быть ясная. А именно: последовательное сближение наших законов, правил, норм, политической, экономической, социальной жизни с европейскими. Эту цель нужно достигать последовательно, не отступать от этой цели и стремиться к тому, чтобы через какой-то ряд лет все-таки были возможны и общеэкономическое пространство, и общее пространство безопасности, и общее социальное пространство, и в конечном итоге – общая Европа.
И последнее, что касается аргумента Юрия Антоновича (Борко. – Сост.), что мы – страна не западная по тем или иным критериям. Но ведь и Греция не очень западная, и Литва, наверное, не самая западная страна, и Польша тоже с этой точки зрения далеко еще не отвечает рафинированным европейским стандартам. Европа становится гораздо гетерогеннее, разнообразнее, она становится гораздо более эластичной. И в этом смысле, мне кажется, нельзя все-таки ставить точку и говорить, что Россия всегда будет только в той или иной форме партнером. Мне кажется, что вполне можно иметь историческое воображение для того, чтобы представить общую Европу с включением в нее России, в том числе и институционально. Спасибо.